Правитель Аляски

Лучшего варианта и для себя лично, и для компании Баранов и представить не мог. Недаром чуял он, что этот чванливый Гагемейстер не сможет удержать бразды правления и никогда не сумеет отнестись к многотрудным делам и заботам по руководству американскими областями как к своему кровному делу. С Семёном же Яновским во главе всё выглядело иначе. Получалось так, что, за исключением небольшой, хотя и неприятной паузы, он, Баранов, оставит дело своей жизни в руках человека, который ему всё равно что сын.

В двадцатых числах июля в Ситхинском заливе появился шлюп «Камчатка» под Андреевским флагом. Шлюп поехали встречать Яновский с Подушкиным.

Вернувшись в крепость, сообщили Баранову, что командует кораблём капитан-лейтенант Головнин и он послан сюда по личному распоряжению государя императора для ревизии американских колоний, особливо на предмет отношения местных властей к коренным американским жителям, находящимся на службе компании.

«Одна ревизия за другой, — мрачно подумал, выслушав их, Баранов. — Но делать нечего, с приятной миссией прибыл Головнин или неприятной, а надо показать себя хлебосольными хозяевами».

   — Готовься, Семён Иванович, — сказал Баранов Яновскому, — принимать гостей. Надеюсь, и меня не забудешь, за общий стол пригласишь. Давненько уж, как мы с Василием Михайловичем впервой здесь встречались.

Приём офицеров, прибывших вместе с Головниным на «Камчатке», прошёл с присущим Баранову размахом: стол был обилен, с выпивкой разных сортов, развлекли гостей и удалые песельники.

   — Вижу, Александр Андреевич, в добрых руках управление колониями находится, — весело говорил Головнин, глядя то на Баранова, то на Яновского.

Он уже поздравил Баранова с бракосочетанием дочери и теперь давал понять, что брак этот одобряет.

Баранов про себя думал: сегодня хвалит, а завтра, как начнёт расспрашивать жалобщиков, может, и по-другому запоёт. Из оброненных капитаном реплик он узнал, что по пути от Петропавловской гавани на Камчатке корабль Головнина успел побывать и на Беринговых островах, и на Алеутских, чуть не десять дней простоял на Кадьяке, и, надо думать, везде хватало бесед с людьми, которые чувствуют себя ущемлёнными и обиженными компанией. На дальних-то островах таких поболее, чем здесь, сыскать можно.

Когда застолье подошло к концу, Головнин отправил подчинённых ему офицеров обратно на шлюп, а сам выразил желание побеседовать с Барановым наедине. Баранов пригласил важного гостя подняться в кабинет, который пока ещё не уступил зятю Яновскому, продолжая до полной сдачи дел считать своим.

   — Перед отплытием из Кронштадта, откуда вышли мы в августе прошлого года, — начал с места в карьер Головнин, — меня принял государь император и ознакомил с некоторыми бумагами, полученными от сибирского генерал-губернатора Пестеля. В них содержался свод жалоб служащих компании, большей частью коренных американских жителей, на обиды и притеснения со стороны компанейских чиновников. К сему документу приложен был рапорт морского министра маркиза де Траверсе с предложением послать для ревизии колоний знакомого с американскими колониями мореплавателя. Выбор пал на меня. При личной встрече император сказал следующее: «Ты имеешь редкий случай разобраться во всём и сообщить своему государю правду. Я часто употребляю несколько месяцев, чтобы узнать истину о том, что делается около меня, но за тринадцать тысяч вёрст возможности узнать правду для меня ограничены. Я надеюсь, что ты разберёшься в тамошних делах и известишь откровенно обо всём, что происходит в селениях нашей американской компании, о которой я слышал много худого». Таковы были его слова, и я намерен выполнить августейшее повеление со всем тщанием.

Баранов, хмуро всматриваясь исподлобья в сидевшего перед ним Головнина, отмечал, что с годами в скуластом лице известного мореходца ещё более проступили черты, выражающие властный и независимый характер. «Далеко пойдёт, — подумал про себя Баранов. — Жаль, что именно ему поручили малоприятное дело — ворошить местные дрязги».

   — Коли доверили вам это, Василий Михайлович, разбирайтесь, — с оттенком горечи сказал он. — Ежели я чем смогу подсобить в поисках ваших истины, всегда готов помочь. Да токмо есть у меня подозрение, что моё-то мнение вас меньше всего интересовать будет. Я, как вы слышали, не у дел уже. Но и старые грехи отчего ж не списать на Баранова? Я терпелив, много всего испытал, выдержу и это. Обидно только, что до государя лишь плохие новости о компании доходят. А у нас кое-что и хорошее бывало, чем и похвалиться не зазорно.

   — Вы не вполне правильно поняли меня, Александр Андреевич, — сказал Головнин. — Речь-то не о вас конкретно идёт, а о злоупотреблениях чиновников компании на местах, особливо на дальних отсюда островах. Что же касается лично вас, то ваши заслуги перед компанией всем известны.

«Известны, — вновь с горечью подумал Баранов, вспомнив саднившую сердце сцену, когда Гагемейстер объявил ему предписание Совета компании о смещении с должности. — Ни одного слова благодарности за долгий труд у них не нашлось!»

   — Ия хотел поговорить с вами, — тем же решительным тоном продолжал Головнин, — не об этой ревизии, а о замечательных приобретениях для компании новых территорий на Сандвичевых островах, о чём довелось мне узнать чуть не в день отплытия шлюпа из Кронштадта. Когда уж всё у нас было готово, явились вдруг на борт корабля директора компании господа Крамер и Северин и сообщают, что почта принесла им очень важные известия, требующие дать мне дополнительные инструкции касательно компанейских дел. Получили, мол, весьма интересный доклад доктора Шеффера с острова Кауаи, в коем сей предприимчивый доктор пишет, что тамошний король со всеми жителями острова пожелал принять российское подданство и остров этот отныне может считаться собственностью России. Доклад доктора Шеффера был срочно направлен ими на рассмотрение императора. Одновременно они передали мне копию сообщения выходящей в Лондоне газеты «Морнинг кроникл»...

Головнин достал из своей папки сложенный лист бумаги и пересказал её содержание:

   — Газета сообщает, что, по имеющимся сведениям, русские ведут переговоры об уступке им Калифорнии. Овладение этой обширной территорией предоставит Российской державе возможности вести торговлю с Северной и Южной Америкой и с Китаем. Это не только даст России источник коммерции в важном регионе, но и обеспечит ей торговую монополию здесь. Далее англичане ссылаются на другое сообщение — из американской газеты «Нэшнл эдвокейт», в коем сказано: «Русские, которых мы считали неповоротливыми людьми, лишёнными духа предпринимательства, дают нам ежедневно противоположные доказательства. Они завладели одним из островов в Тихом океане, в группе Сандвичевых островов, и уже построили там укрепления. Мы вскоре увидим эту нацию с её просвещённым и активным правительством в любом уголке мира...» Руководствуясь этими новостями, — продолжал Головнин, — директора компании выразили пожелание, чтобы я посетил на своём шлюпе Сандвичевы острова, и в особенности остров Кауаи, дабы ознакомиться с тамошними обстоятельствами на месте и предпринять всё возможное для упрочения там авторитета России и развития факторий. Они просили меня помочь укрепить отношения между русскими и обитателями этого и других Сандвичевых островов и поставить затем в известность главное правление компании, что надо предпринять для закрепления этого нового и важного владения как для компании, так и для России. Вот такие весьма приятные известия, Александр Андреевич, — с расположением глядя на Баранова, заключил Головнин, — получил я перед отплытием из Кронштадта. И мне хотелось бы знать, насколько они соответствуют истине и что вы могли бы к этому добавить.

Баранов, смущённо потупив глаза, размышлял. Делать нечего, придётся признаться, каковы дела на настоящий момент.

   — Всё так, хотя и не совсем так, — тяжело вздохнув, начал он. — Касательно Калифорнии, об успехах наших вы, Василий Михайлович, должно быть, слышали. После вашего предыдущего вояжа в Америку устроили мы крепость в Калифорнии под названием Росс, к северу от гавани Сан-Франциско, для чего послан был туда Иван Александрович Кусков с отрядом плотников и промышленных. Вокруг крепости разбиты огороды и плантации, и плоды той земли регулярно сюда, на Ситху, поставляются. Прошлой осенью был там Леонтий Андреянович Гагемейстер на «Кутузове». Он вместе с Кусковым уговорил туземных вождей уступить нам землю, на коей форт построен, дабы гишпанцы никаких претензий к нам не имели. Ими составлен был надлежащий акт, и сей акт тоены тамошние подписали. Удивляюсь лишь, как быстро газеты европейские про это событие прознали и о переговорах сообщили. А с Сандвичевыми островами конфуз у нас получился...