Когда пал Херсонес

ое утро печенег рассмеялся, увидев невысокого ростом русса. Ты сам видишь — ничего примечательного в его наружности нет. Но это были новые Давид и Голиаф.

— И что же?

— Русс сдавил печенега и мертвым ударил его о землю.

Видно было, как под рубахой у Яна переливались железные мышцы.

— Ну как там у вас, на Трубеже? — крикнул ему белобородый старик, раскрасневшийся от вина.

— Стоит тишина, — ответил Ян.

— А помнишь, как мы рубились с печенегами под Белгородом?

— Помню, — ответил Ян. — Славное было время.

— Руссы не только строят города, — пояснил мне врач, — но и выходят далеко в степь встречать кочевников. В степях важное значение имеет быстрота передвижения. Поэтому руссы создали легкую конницу, вооруженную саблями. Если они настигают печенегов, происходит сеча, и тогда горько плачут по убитым печенежские и русские жены.

— А помнишь, Ян, как мы печенегов в Белгороде перехитрили?

— Помню, — спокойно ответил кожемяка.

Видно было, что это был весьма известный среди воинов человек.

— А как руссы перехитрили печенегов в Белгороде? — спросил я всезнающего врача.

— Печенеги неожиданно подошли к Белгороду и осадили город, решив взять его измором. Горожане погибали от голода. Тогда один старый белгородец сказал: «Наскребите немного муки в закромах и поищите хоть малость меда». Жители сделали, как он требовал, и вырыли по его указанию два колодца. В один они поставили кадь с тестом, в другой — с медом. Печенеги явились вести переговоры о сдаче. Но руссы показали им колодцы и даже дали меду попробовать. Печенеги попробовали и рассказали все своему князю. Ночью кочевники снялись и ушли в степи, потеряв надежду взять город. Таков сказ про белгородский кисель…

Седобородый воин — мне удалось рассмотреть, что одно ухо у него было отрублено, должно быть печенежской саблей, — рассмеялся, внимая рассказчику.

— Всего бывало. Три лета тому назад вышли мы с малой дружиной против печенегов. Едва успели уйти. Мы с князем под мостом укрылись. По бревнам грохот от конской погони, а мы сидим и ждем своего конца. Но настала ночь и нас своим крылом покрыла. Так мы и спаслись.

Мы сидели с Леонтием на почетных местах, предназначенных для чужестранных гостей, недалеко от княжеского стола, и я мог рассмотреть в прическе Анны каждую жемчужину. Тут же были посажены скандинавские ярлы, купцы из Моравии и немецкого города Регенсбурга и арабские купцы — красивые смуглые люди с черными бородами; благоухающими розовым маслом, и с голубой тенью под жгучими глазами. Они приезжают сюда за мехами из Багдада и даже Александрии. Один из них, по имени Мохамед, отлично говорил на языке руссов. Хотя вера запрещает сарацинам употребление вина, но я слышал, как он сказал, поднимая чашу и лукаво поблескивая глазами:

— Пророк запретил пить сок от лозы, но он ничего не упомянул о меде…

Мохамед вообще был здесь душою общества, рассказывал руссам всякие восточные истории. Я как сейчас слышу его медоточивый голос:

— Это было в Дамаске. Или, может быть,