Беллинсгаузен

Высадившись на пристани и оставив багаж на хранение, пошли в крепость, где когда-то у дяди Фердинанда в холодной детской бедовал маленький Фабиан. В квартире теперь размещалась контора.

   — А где прежние хозяева? — спросил Фаддей одного из писцов.

   — Не могу знать, ваше превосходительство. Мы тут десятый год обретаемся, однако никого не встречали.

   — Обратитесь к его благородию Эмборгу, — посоветовал другой чиновник и показал на дверь, где, помнится, был дядин кабинет.

«Неужто тот?..» — Память услужливо высветлила портрет молодого комендантского клерка Эмборга, фанатичного любителя древностей, с которым мальчиком он занимался описанием Аренсбургской крепости.

Сейчас перед ним предстал тот же самый, только постаревший, скрюченный от сидячей жизни Эмборг. Щуря подслеповатые глаза, он спросил:

   — Что вам угодно, сударь?

   — Не узнаете, Ханс? Я Фабиан Готлиб Беллинсгаузен.

   — Фабиан? Ах да! Вы племянник Фердинанда, бывшего интендантского прапорщика?

Фаддей сбросил дорожный плащ и своим мундиром с эполетами смутил старинного приятеля.

   — Покорнейше прошу простить, ваше превосходительство, — забормотал Эмборг.

   — Полноте, Ханс. Как-никак вы первый преподали мне уроки истории.

   — Да, вы были любознательным мальчиком. А сейчас бросили?

   — Отнюдь. Как говорит наш историк Николай Михайлович Карамзин, «но и простой гражданин должен читать Историю. Она мирит его с несовершенством видимого порядка, как с обыкновенным явлением во всех веках; утешает в государственных бедствиях, свидетельствуя, что и прежде бывали подобные, бывали ещё ужаснейшие, а государство не разрушалось.

   — Вижу, не утратили к ней интереса, хотя к Средневековью питали отвращение.

   — Не знаете, где нынче мои родичи?

   — Как же! Кое-что знаю. Прикажете подать чаю?

   — У меня, простите, мало времени. Не терпится попасть домой в Лахетагузе. Если случится оказия, не откажите в любезности навестить меня.

   — О, о, я слишком стар даже для таких малых путешествий. Со старостью расстояния увеличиваются, а время сокращается... Так вот о родственниках...

Эмборг распахнул дверцы казённого шкафа с множеством карточек, как в библиотечном каталоге, извлёк конверт с надписью: «Беллинсгаузены».

   — Кстати, вам знакома ваша родословная?

   — Откуда? Батюшка умер, когда мне и восьми не исполнилось, а дядя не сильно-то ею интересовался.

   — Так вот, первый упоминаемый в летописи 1180 года Беллинсгаузен был Эгго Тёнис, видимо, странствующий рыцарь из Средней Германии. Его сын Ханс Бертран, внук Иохим Готлиб... Потом через век Тёнис Эрнст, и от него род разветвляется. Видите генеалогическое древо?.. Юрген, Эвергард, Иоганн... Они-то где-то в середине XIV века попали в Эстляндию и стали служить шведскому королю. Один из ваших предков — Иоганн Эбергард, родившийся в 1604-м и умерший в 1655 году, от королевы Христины получил титул барона и земли на Эзеле. Он был женат на Маргарите, которая принесла двух дочерей и сына Юргена. Юрген и стал вашим прадедушкой. Он дослужился до генеральского чина, участвовал в войнах Карла XII. Ну а дед Иоганн Эбергард фон Беллинсгаузен родился в 1701 году и умер здесь же в родовом поместье в 1759 году. Он уже принимал присягу верности Петру Великому. Служил на флоте в Ревеле, вышел в отставку в чине капитан-лейтенанта. Отец же, Фабиан Эрнст, воевал с пруссаками и турками. У Кагула его тяжело ранило, по болезни уволили из армии. На острове он занимался обустройством имения, рыбной ловлей. Здесь родились и вы 9 сентября 1778 года...

   — Как?! Мне говорили, будто я родился 18 августа 1779 года...

   — Кто говорил?

   — Дядя Фердинанд. Я и в служебных списках сию дату указывал.

   — Дядя мог и не знать точной даты. С отцом находился во вражде и почти не встречался, а дату просто взял с потолка. Я же выписал её из графы рождений в приходе патера Рейнвальда в Кихельконне.

   — Ах, какая досада вышла! Теперь все бумаги исправлять?..

   — Да пусть остаётся, как было. А уж коль потомки узнать захотят, так пусть и разбираются.

   — Фердинанд умер?

   — Давно. А вот о ваших братьях доподлинно мне ничего не известно. Говорили, один у Кутузова при армии числился, другой пошёл по гражданской части. А Фердинандов сын — Конрад — долго в Ревеле жил, промотал всё отцовское состояние, спился. Но у вашего батюшки была ещё Анна фон Фолкерн, то ли сестра, то ли вторая жена... Не помните?

Фаддей задумался. Где-то в обрывках детской памяти мелькали лица женщин. Надо полагать, папенька был лихой кавалерист не только на поле боя. Но в воспоминаниях цепко задержались только отец, больной уже, да Юри Рангопль.

   — А где она, эта Анна?

   — Ушла в мир иной в 1812 году... А вы женаты?

   — Нет ещё.

   — Что так запозднились?

   — Служба, — коротко ответил Беллинсгаузен, поднимаясь.

   — Если поведётся дальше ваш род, известите старика, — попросил Эмборг.

   — Так и быть, Ханс. Между прочим, теперь меня Фаддеем Фаддеевичем зовут.

   — Что так? — встрепенулся Эмборг.

   — Государь Павел велел перекрестить.

   — Павел Петрович?! — изумлённо воскликнул старик, будто Бога помянул.

   — А почему вы не уйдёте в абшид? Думаю, давно выслужили мундир и пенсион.

   — Что мне, горожанину, на пенсионе делать? Клопов давить?

   — И то верно. Прощайте и будьте здоровы.

Олев поджидал у караульной сторожки. Хоть и давно утратила крепость своё предназначение, но квартировала в ней полурота местного гарнизона, действовали гауптвахта и полицейский околоток — непременный символ власти в уездных городках. Служивый унтера-матроса задержал, а Фаддея, оробев, пропустил безропотно.

На пристани подыскали коляску и подводу для багажа. Пока грузили баулы и сундуки, опустился вечер. Поехали, на ночь глядя, с тем расчётом, чтоб завтра до дому добраться. Фаддей немного загрустил, вспомнив, как Эмборг вмиг состарил его почти на год. В молодости бы узнал, не горевал бы. А теперь, на пятом десятке, обидно стало. И ещё подумал, как быстро рассыпаются семьи, если их один корень — отец или мать — не удерживает. Где братья? Искать ли их иль не надо? Впрочем, газеты-то, наверное, читают. Могли бы и натолкнуться на фамилию, в Кронштадт отписать. Глядишь, и встретились бы...

Карета, покачиваясь на мягких сыромятных рессорах, неслась по гладкой дороге, фыркали сытые кони, возничий не понукал их, а только пощёлкивал кнутом, словно мух отгонял. Притулился Фаддей к тёплому боку кожаной обивки и заснул. Он вообще быстро проваливался в сон, как все здоровые люди, и так же скоро просыпался.

11

Среди встречавших не оказалось Юри. Фаддей и Олев встревожились.

   — Где дед? — спросил он бабушку Эме, которая стояла, опираясь на палку.

   — Помер в прошлом году. Всё ждал, потом сказал: «Видно, не судьба больше встретиться».

Она увидела, как опечалился Фаддей, мужественно добавила:

   — Да и то сказать, зажился на этом свете, восемьдесят третий шёл. А теперь и мне пора к нему собираться.

За столом помянули старого флибустьера. Аго, дружок отроческий, ровесник, и тот сдал — поседел, сгорбился. «Неужто и я таким со стороны кажусь?» — подумал Фаддей. Правда, Уусталь, жена Аго, оставалась моложавой и деятельной. Теперь на ней держалось хозяйство. Аго к труду на земле как-то не тянулся, больше рыбачил.

   — Ну, как сын мой службу нёс? — спросил он, постепенно хмелея.

Фаддей посмотрел на Олева, с аппетитом уминавшего пироги, кровяные колбаски, жареную салаку.

   — После нашего вояжа государь матросам как бы вольную дал: хочешь — оставайся на флоте, хочешь — поезжай домой.

   — Ишь ты! — встрепенулся Аго и заволновался. — Уговори, домой, только домой!

   — Он теперь и сам с усам. Унтер-офицер палубной команды.