Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

Наступило неловкое молчание; Джесси пришлось прикусить язык, чтобы удержаться от ответа; но за прошедшие месяцы она получила горький урок и поэтому промолчала, ожидая, что заговорит Джон. Молчание прервал министр Камерон.

— В моем кармане приказ об отзыве, подписанный президентом Линкольном. Он просил меня принять решение на месте: если я найду, что вы не готовы начать долгожданную кампанию, то должен буду освободить вас от командования.

Джесси восхитили вежливые манеры Джона.

— Министр Камерон, — сказал он, — не будем терять время на обсуждение Фрэнка Блэра и его обвинений, высказанных в мой адрес в Сент-Луисе. Могу ли я показать вам наши планы наступления? Мы готовы нанести удар. Через тридцать — шестьдесят дней мы прогоним конфедератов из Миссури, и наша флотилия канонерок очистит Миссисипи на всем протяжении до Нового Орлеана.

Джон принялся в деталях объяснять свой план кампании. Джесси следила за министром Камероном; с облегчением она увидела, как сходило с его лица мрачное выражение и появлялся интерес к быстрым маневрам, которые Джон объяснял на картах. Солнце опустилось за холмами на западе, и в палатку вползли длинные тени. Вошел офицер, отдал честь и сказал:

— Войска построены для вечерней службы, сэр.

Джон поднял голову от карты:

— Мистер секретарь, не окажете ли нам честь своим присутствием на службе?

Министр Камерон кивнул, взял Джесси под руку и вышел из палатки на плац. Гвардия Загония в темно-синей форме стояла перед знаменосцем по команде «смирно», а войска плотным каре окружали плац. Оркестр заиграл гимн «Старая сотня», и несколько тысяч молодых солдат пропели слова простой молитвы. Перед глазами Джесси предстала красивая и волнующая картина: солдаты стояли с обнаженными головами на фоне заходящего солнца, а капеллан благословлял их. Потом она услышала дробь барабанов, отправлявшую роты в свои лагеря; сумерки опустились на плац, и на склонах холмов запылали костры, послышалось пение солдат.

Джесси, Джон и министр Камерон стояли молча на опустевшем плацу, Джон наконец произнес:

— Вы видели армию Запада; вы могли заметить, что в их сердцах нет смятения. Они готовы и жаждут сражаться за Союз.

Министр Камерон повернулся к Джесси:

— Признаюсь, миссис Фремонт была права в своих выводах. После встречи с Фрэнком Блэром в Сент-Луисе я решил дать ход приказу президента о снятии Джона с поста. Но теперь мое мнение изменилось: я видел ваши планы, меня поразила ваша энергия; поскольку мне приходилось видеть объединенные группы людей, рвущихся в бой, то армия, получившая сегодня благословение к бою, готова. Я не дам хода приказу об отзыве до моего возвращения в Вашингтон; это даст мне шанс, генерал, осуществить вашу надежду разбить врага.

— Каким временем я располагаю?

— Сколько мне удастся выкроить. Наносите быстрый и сильный удар. Ничто не должно вас остановить. Мы изголодались по победе, моральное состояние Севера пошатнулось. Число желающих вступить в армию сокращается, администрация теряет доверие и поддержку народа, Англия и Европа ожидают нашего поражения и собираются поддержать Конфедерацию. Если вы принесете нам победу сейчас, любой ценой, вы спасете дело Союза.

Глаза Джона вспыхнули, он сказал:

— У вас будет победа.

— Поверьте мне, генерал Фремонт, сам бы я не ставил вам ограничений в сроках, но ваши враги в Вашингтоне осаждают мистера Линкольна, не дают ему покоя, стремясь вынудить его… Я смогу сдерживать их лишь несколько недель. Если вы не успеете к этому времени, то, поймите, вам придется уступить место другому офицеру.

— Если мне не удастся, — мрачно ответил Джон, — я немедленно подам в отставку.

На следующее утро Джесси возвратилась в генеральную штаб-квартиру в Сент-Луисе. По картам в последующие дни она следила за тем, как, преследуя врага, ее муж углубляется на Юг: Типто, Варшава, Озейдж-Ривер. Отступая, генерал Прайс оставлял выжженную землю. Джон сообщил ей шифром, что враг не сможет отступить далее Спрингфилда; он был уверен, что сможет перехватить его там и разбить.

Затем 26 октября пришло известие, поразившее ее и всю нацию: гвардия Загония численностью всего сто пятьдесят человек атаковала и разбила в Спрингфилде гарнизон генерала Прайса в две тысячи человек. Эта героическая атака опрокинула продолжавшиеся месяцы обвинения против Джона и гвардии Загония: они, дескать, принаряженные автократы, годные лишь на то, чтобы служить почетной охраной генерала. Это было первое хорошее известие, попавшее за многие недели в руки Джесси, и она благословила упорных, отважных солдат, добившихся победы.

На следующий день, хотя пресса продолжала петь хвалу действиям гвардии, ей доставили из Вашингтона секретное послание. Время Джона истекло: президент Линкольн отозвал его. В Сент-Луис уже послан с курьером официальный приказ генералу Хантеру. Генерал Хантер должен заменить генерала Фремонта, взять на себя командование его армией. После всех трудов Джона и его планов накануне главного наступления его сняли с командования, подтверждая тем самым, что обвинения в его адрес справедливы.

Джесси выпрямилась в своем кресле: генерал Хантер здесь, в Сент-Луисе. Курьеру президента Линкольна потребуется два дня, чтобы добраться до Сент-Луиса поездом. Полученное ею по телеграфу сообщение дало ей лишний день. А что, если она обгонит генерала Хантера на пути к лагерю, привезет Джону сообщение, которое побудит его к наступлению и обеспечит такую решающую победу, что не будет дан ход приказу об отзыве?

Она ждала подобную возможность, шанс оказать Джону услугу такого значения, что она компенсирует ее неудачи с Авраамом Линкольном и Фрэнком Блэром.

Джесси подошла к висевшей на стене карте Миссури. Джон стоит лагерем к югу от Спрингфилда, следовательно, на расстоянии двухсот пятидесяти миль отсюда. Через два часа отходит поезд в Ролла. Ролла расположена на полпути к Спрингфилду; там она сможет нанять скорый экипаж, а если не удастся, то верховую лошадь. Это позволит ей опередить генерала Хантера на несколько часов. Она быстро сложила необходимые предметы туалета в небольшую ручную сумку и к четырем часам была в поезде, отошедшем от станции Юнион. Вагоны были забиты солдатами, полотно дороги было плохим, и через каждые несколько миль поезд останавливался по непонятным для пассажиров причинам.

Она ехала всю ночь в темном, холодном вагоне, раздражаясь по поводу того, что поезд то и дело останавливается среди темных прерий. Она сидела, закрыв глаза, а ее мысли вращались с бешеной скоростью. Вспоминая сделанное ими с первого дня прибытия в Сент-Луис, она думала о том, что они могли бы сделать в будущем в случае успешного прорыва Джона на Юг.

Она вновь пережила муки, подобные тем, какие претерпела, когда ожидала возвращения брата Де Розье с пристани с сообщением от Джона, что он вышел в поход со второй экспедицией, прежде чем к нему поступил приказ полковника Аберта об отзыве. Тогда ей было девятнадцать лет, теперь — тридцать восемь; тогда она противостояла полковнику Стефану Уоттсу Кирни; сегодня она противостоит Аврааму Линкольну. Она понимала, что ее встреча с президентом серьезно навредила ей, что ближайшие друзья Линкольна публично называют ее мегерой, настырной, считают ее опасной женщиной из-за ее фанатичной преданности мужу. А разве есть другой вид преданности? Если бы она не была страстно настроена в пользу мужа, то какой женой она была бы, какой была бы их супружеская жизнь? Если жена не хочет пуститься ночью в путь ради спасения мужа, даже зная, какие могут последовать за этим осложнения, то является ли она верной женой?

В шесть часов утра она выпила чашку кофе и съела булочку на станции Ролла, затем нашла платную конюшню, арендовала экипаж и пару лошадей. Кучер был в летах и не привык спешить, но что-то в ее поведении убедило его, что она торопится. В долгие утренние часы она тряслась по дорогам для дилижансов. В полдень они сменили лошадей на постоялом дворе, где она смогла купить теплую еду; через час они снова были в пути. Кучер знал дорогу, но в сумерках недалеко от Лебанона одно колесо попало в глубокую канаву, сломалось, и экипаж свалился набок. Джесси выбралась без царапин, но не смогла убедить кучера достать новый экипаж или починить колесо.