ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы

В действительности немцы диктовали только основные мероприятия, да и то, главным образом, в их принципиальной части, техническими деталями у них не было ни охоты, ни времени заниматься. Между тем, с точки зрения интересов местного населения, именно эти-то самые технические детали и были часто важнее всего. Я уж не говорю о том, что город и район имели много более мелких своих, чисто местных забот, которыми немцы вообще никогда, очевидно, и не собирались заниматься. Штат ортскомендатуры был, как правило, очень мал: всего каких-нибудь 3–4 человека. Сам комендант, его адъютант и переводчик были так сильно загружены своими военными обязанностями, что для гражданских дел могли уделить никак не больше тридцати — сорока минут в день. Где же тут еще вникать в детали! Дать общие установки по текущим делам, выслушать краткий доклад об исполнении вчерашних распоряжений и о том, что делается в городе, — вот и вся их дневная работа по гражданской линии. Во всем остальном инициативе местного русского начальства была фактически предоставлена почти полная свобода.

Благодаря сложной, двойной, а иногда и тройной подчиненности совершенно разным немецким инстанциям, кроме ортскомендатуры, ловкий русский администратор, искусно лавируя между многочисленным и нередко враждебным друг другу немецким начальством, мог достигнуть даже и очень большой относительной самостоятельности в делах. Успех зависел, главным образом, от его способности и умения использовать обстоятельства, так как случаев сложного подчинения в административной структуре оккупационного управления было более чем достаточно.

Так, местная промышленность, находившаяся в системе горуправы, подлежала одновременно по разным линиям ведению и ортскомендатуры, и «Виртшафтскоманды», и Центрального торгового общества «ОСТ». Школьный и церковный отделы горуправы и отдельное от последней дорожно-строительное управление, работавшее не в масштабе района, а в масштабе округа, были в одновременном непосредственном подчинении и ортскомендатуры, и других, выше ее стоящих военных учреждений, как-то фельдкомендатуры [80] и штаба армии. Городские больницы, принадлежащие также к учреждениям горуправы, были одновременно в какой-то степени подчинены и ортскоменданту, и старшему врачу гарнизона, и начальнику немецкого военного госпиталя, и фельдкомендатуре.

Большая или меньшая зависимость русских учреждений от немецких военных частей могла в чрезвычайно широких пределах колебаться и под влиянием личных отношений между русской и немецкой администрацией. А личные отношения очень часто зависели от взяток и подарков. Суть сказанного может быть коротко выражена следующей простой формулировкой: «Чем больше подарков дает русский начальник начальнику немецкому, тем меньше начальник немецкий интересуется делами русского начальника». Тут, пожалуй, будет уместно сразу же привести и некоторую другую формулу. Она дополняет и как бы несколько развивает предыдущую: «Чем больше получает немецкий начальник лично для себя от подчиненного ему русского начальника, тем меньше получает через них обоих Германия и германская армия». Если при этом принять во внимание, что немцы в массе своей оказались страшными взяточниками, то можно себе легко представить, какие большие последствия всё сказанное должно было иметь в практической жизни.

Из сказанного следует, что не только русские учреждения, не обладая полной самостоятельностью, очень сильно зависели от немцев, но и немецкие учреждения, будучи абсолютно самостоятельными, очень сильно зависели от русских. А всё вместе взятое зависело от того, в какую сторону были направлены усилия людей, какую цель ставили себе те или иные действующие лица: личную ли выгоду, успех ли какой-то отвлеченной политической доктрины или непосредственное благо ближнего во имя Высшей Справедливости. Людей много, и «каждый молодец — на свой образец». Таким образом, в практической жизни и то, и другое, и третье всегда тесно переплетаются между собой. В качестве равнодействующей получается сложное явление, зачастую очень трудное для расшифровки и понимания. Именно поэтому здесь приходится так подробно останавливаться на всех деталях оккупации. Беспристрастный историк тем лучше поймет и оценит события, чем большее число составляющих такую равнодействующую он будет иметь в своем распоряжении.

Для полноты картины городской жизни необходимо еще особо остановиться на таких немаловажных, с общественной точки зрения, предметах, как местная промышленность, продовольствие, народное образование, медико-санитарная часть и церковные дела. Рассмотрим их по порядку.

а) Несмотря на колоссальные разрушения, причиненные пожаром, город имел целый ряд предприятий, как-то: хлебозавод, маслозавод, винный завод, бойни, мельницу, мыловаренный завод, кирпичный завод, кожевенный завод, валяльное, гончарное, бондарное заведения, общественную столовую, парикмахерскую, бани, портняжную и сапожную мастерские, электростанцию, водокачку, театр, пригородное хозяйство (бывший совхоз) с племенной станцией рогатого скота, свинофермой и молочным хозяйством и садоводство-огородничество. Все это было, так оказать, государственное и работало, главным образом, на немцев, но все же не только на одних немцев. Продукция местной промышленности для русского, то есть гражданского населения, главным образом, для рабочих и служащих, отпускалась по очень низким, «твердым» ценам в незначительном, строго регламентированном количестве. Но за взятки или при содействии подарков — кур, масла или яиц — каждый мог получить почти всё и в достаточном количестве.

Лица, работавшие на тех или иных предприятиях местной промышленности, а таких в городе было чуть ли не большинство, имели возможность нелегально или полулегально получать очень многое с других каких-либо предприятий местной промышленности, так сказать, «в порядке обмена» или, вернее, незаконной взаимной любезности. Всякое начальство смотрело на это сквозь пальцы. Немцы, в свою очередь, тащили и продавали (особенно охотно на золото) все, что подлежало их ведению, даже бензин, за продажу и покупку которого, согласно расклеенному по городу объявлению, полагался расстрел обеих сторон, заключавших сделку. К слову сказать, в конце оккупации, в 1943 и 1944 годах у немцев, вернее сказать, у разных иностранцев, служивших в немецкой армии, можно было покупать даже такие вещи, как ручные гранаты, пулеметы и легкие противотанковые пушки. Таким именно образом снабжались многие партизанские отряды около Полоцка, Десны (Луначарска) и Дриссы, а вероятно, и во многих других местах (винтовок и автоматов партизаны сами не хотели покупать, потому что имели их всегда в достаточном количестве).

Частных магазинов в городе не было, зато базар и разные спекулянты, торговавшие на дому, процветали. Люди, натащившие во время пожара перед сдачей города немцам много разного товара из горящих лавок и складов, торговали этим добром вплоть до 1944 года. Полицейские продавали еврейское имущество. Всевозможные кустарные производства на дому, считавшиеся нелегальными, от выжимания льняного масла до курения самогона включительно, были в большом ходу. Кустарничество было строго запрещено, так как подрывало сырьевую базу «государственной» местной промышленности, но практически преследовалось оно очень слабо. Под конец оккупации в городе появилось два частных предприятия — фотография и «ресторан», то есть, в сущности говоря, маленький грязный трактирчик с подачей самогона и пива.

По продовольственным карточкам население получало фактически только один хлеб и то в небольшом количестве и плохого качества. Это могло бы быть причиной голода, как мы знаем по опыту больших городов: Киева, Харькова и других, попавших в зону немецкой оккупации. Но жители маленького города были в более благоприятных условиях. Они вросли глубокими корнями в окружающую деревню и сами в какой-то, довольно значительной, степени строили свою экономику на сельском хозяйстве и огородничестве. Это спасало постоянных местных жителей от голода, избежать которого при иных обстоятельствах было бы невозможно. Крестьяне также, конечно, были совершенно сыты. Голодали, и подчас довольно жестоко, только беженцы-пришельцы да одинокие престарелые погорельцы. В первый год оккупации голодал городской Инвалидный дом и огромный детский приют для сирот. В дальнейшем им для прокормления были отведены большие и хорошие земельные участки.