Доктор Есениус

— Да кончайте вы с этими церемониями, иначе у вас остынет вода! — прервал их Браге и тут же первым полез в кадушку.

Остальные последовали его примеру. Банщик поставил две кадушки рядом, а две другие — напротив, так что Есениус оказался рядом с Тихо Браге, а Бахачек — с Кеплером. Теперь они хорошо видели друг друга и могли спокойно разговаривать.

Вода была приятно теплой, но еще приятнее были заботы банщика: он докрасна натер каждого мочалкой, а потом как следует отхлестал всех по плечам и спине.

С Браге уже стекал струйками пот, но старый ученый лишь одобрительно кряхтел. Он страдал болезнью почек, и теплая вода действовала на него весьма благотворно: боль сразу исчезала. Когда банщик тер его и хлестал, он стонал и вздыхал, но при этом блаженно улыбался.

Покончив с этой процедурой, банщик ушел и через минуту вернулся, неся четыре короткие гладкие доски, которые положил на края кадушек.

— Что это? Зачем? — спросил Есениус, еще не знавший местных обычаев.

— Это столы, — объяснил ему Браге.

— А на столах появится то, что должно на них быть, — засмеялся Бахачек, уже успевший незаметно подмигнуть банщику.

Банщик незамедлительно принес кувшин отличного мельницкого вина и наполнил им четыре оловянных бокала.

Освежившись таким образом, ученые снова могли разговаривать о делах, которые их всех интересовали.

— Его магнифиценция намеревается обосноваться в Праге? — начал Бахачек, когда они выпили за встречу.

— К сожалению, о переезде в Прагу не может быть и речи. Во-первых, о такой возможности я до сих пор вообще не думал, а во-вторых, у меня обязательства перед Виттенбергским университетом и перед его милостью курфюрстом Саксонским. В Прагу я приехал по личному, скорее, по семейному делу и использовал эту возможность также и для встречи со своим дорогим другом Браге…

— …который мне о вас рассказывал еще задолго до вашего приезда, — прервал его Бахачек и при этом так резко наклонился в сторону Есениуса, что из его кадки полилась вода. — И именно потому, что я о вас уже все знаю, я так рад личному знакомству с вами. У меня есть предложение: не желаете ли вы стать профессором в нашей академии? На кафедре медицины у нас нет руководителя, с тех пор как женился профессор Залужанский.

— Ха-ха-ха! — засмеялся Браге, перекрывая шум, царивший в бане. — Вы как раз нашли то. чего хотели. Да ведь доктор Есениус женат.

— Жаль! — искренне вздохнул Бахачек.

Есениус знал причину разочарования Бахачека. Но для верности все же спросил, почему профессор сожалеет, что он женат.

— Ну. да потому, что в нашей академии действует старое правило — профессора не могут жениться. Потому-то не являются профессорами нашего университета и присутствующие здесь мои высокочтимые друзья Браге и Кеплер.

— Большой стыд для академии, что из-за такого древнего устава она не может принять людей, в которых заинтересована, — вставил Браге.

Бахачек растерянно пожал плечами:

— Мы неоднократно пытались изменить устав в этом смысле, но всякий раз безрезультатно. Большинство всегда голосовало против. И по сей день в Карловом университете продолжает действовать это правило.

— Превеликой жертвы требует преподавание в высшей школе от своих профессоров, — заметил Есениус. — У нас в Виттенберге уже давно отказались от таких устаревших взглядов.

— В Вене тоже, — подтвердил Кеплер.

— Я сам за отмену этого правила, но большинство профессоров боится, что отмена одного пункта устава повлечет отмену и других пунктов и сильно поколеблет авторитет высшей школы. Но, во всяком случае, я буду ходатайствовать, чтобы наша академия отменила данный закон.

— И мы после этого сразу же сделаемся вашими профессорами, — засмеялся Браге.

А Кеплер и Есениус с улыбкой ему поддакнули.

Когда снова появился банщик с ведрами теплой воды, Бахачек сказал ему:

— Мастер Прокоп, нет ли у вас чего-нибудь закусить? На голодный желудок плохо пьется. Нашему дорогому гостю доктору Есениусу, например, мельницкое вино вовсе не по вкусу.

Бахачек просто был не прочь еще выпить. А Есениус, чувствуя, что на пустой желудок крепкое мельницкое вино моментально ударило в голову, не торопился осушить свой бокал. Вот почему, когда магистр Бахачек заговорил о закуске, он охотно поддержал его предложение.

Банщик Прокоп не заставил их долго ждать и вскоре принес каждому по порции тонко нарезанного копченого мяса и по куску белого пшеничного хлеба.

Закуска всем понравилась, и, когда они запили мясо добрым глотком вина, чтобы оно «не застряло в горле», языки снова развязались.

— Послушайте, друг Бахачек, — начал Браге, — раз у нас гостит такой искусный хирург, как доктор Есениус, не могла бы ваша академия воспользоваться его присутствием и устроить как-нибудь публичное анатомирование?

Бахачек не был подготовлен к такому предложению. Да и Кеплер посмотрел удивленно сначала на Браге, а потом на Бахачека. Анатомирование в Праге! Никто из университета даже не помышлял об этом, ведь в Праге не было профессора, который отважился бы на такое ответственное дело. С тех пор как женился Залужанский и, следовательно, лишился должности профессора, медицинский факультет влачил жалкое существование. А о публичном анатомировании не мечтал даже Залужанский. Церковь разрешала анатомирование весьма редко. Да и большинство врачей отвергало вскрытие. Публичное вскрытие считалось богохульством. Лишь самые смелые врачи решались на подобное далеко не безопасное предприятие. Поэтому-то Бахачек так растерялся, не зная, что ответить на вопрос Браге.

— Мне кажется, это явилось бы большим событием, — сказал он, подумав. — Нужно поговорить об этом с ректором Быджовским и с членами ректорского совета.

— А вы бы согласились, магнифиценция?

Предложение Браге сперва удивило и Есениуса. Но удивило приятно. Он вспомнил о живом интересе, проявленном к его анатомическим вскрытиям в Виттенберге, вспомнил о большом числе знатных горожан, встречавших каждую его операцию бурными аплодисментами, и сердце у него учащенно забилось, когда он представил себе возможность произвести подобное вскрытие в столице империи, в резиденции императора. Поэтому он не очень отказывался.

— У меня нет с собой книг, так что придется читать лекцию по памяти, но это ничего не значит: ведь я уже столько раз анатомировал, что знаю все наизусть… А инструменты… их я, к счастью, захватил.

— Тогда договаривайтесь обо всем с ректором, — проговорил Браге, которому, видно, очень хотелось представить своего друга в самом выгодном свете, как крупного ученого.

— Правда, мне нужен какой-нибудь расторопный помощник, — добавил Есениус задумчиво.

— Доктор? — спросил Бахачек.

— Нет, подойдет цирюльник или банщик.

— Отлично. Вот, к примеру, мастер Прокоп, банщик, который прислуживает нам; он один из известных пражских фельдшеров. Прокоп произвел уже несколько удачных ампутаций ног и рук. У блаженного Симеона, говорят, он даже извлек камень из головы.

Есениус посмотрел на Бахачека с нескрываемым удивлением, даже чуточку с недоверием. Камень из головы — гм! — это все-таки немного странно.

Бахачек заметил недоверчивый взгляд Есениуса и поспешно добавил:

— Ведь я вам сказал — «говорят», извлек у Симеона камень из головы. Так, по крайней мере, говорит и сам мастер Прокоп. Но доктор Залужанский утверждает, что это была только опухоль, а не камень. Вероятно, он прав.

— По тому, как часто вы упоминаете имя доктора Залужанского, я заключаю, что это замечательный ученый. Могу я с ним познакомиться?

— Конечно, конечно, — поспешно ответил Бахачек. — И наверняка он очень обрадуется, если вы посетите его. Я сведу вас к доктору Залужанскому.

Когда мастер Прокоп появился снова, Бахачек сказал ему, что профессор Есениус, вероятно, произведет в Праге публичное вскрытие трупа, и спросил, хотел бы он помогать ему.

Мастер Прокоп вздрогнул от столь неожиданной новости. Помогать во время публичного анатомирования! Вскрывать труп! Это случай, который он не должен упустить.