Ночи Истории

Так гадал Антонио Перес, отдыхая в тени вековых деревьев. Уже одно то, что у него были сомнения относительно намерений маркизы, говорило о происшедших с ним переменах. Сегодняшняя встреча и злая ирония маркизы де Шантенак убедили Антонио в его предположениях. Она усомнилась в его испанском происхождении! Можно ли выразить свои намерения яснее? Разве не вошло в поговорку, что испанец скор на любовь так же, как и на ревность? О Испания, благословенная земля жгучего солнца и ослепительных красок, страна, где вожделение и благочестие идут рука об руку, где страсть и покаяние неразлучны, где сам воздух напоен любовью! Действительно, разве сын такой страны может остаться равнодушным к заигрываниям прекрасной дамы? Антонио был испанцем, и он докажет это маркизе де Шантенак! Сегодняшняя встреча разбудила его сердце, погруженное в дремотный покой. Глядя на горные вершины, Антонио принялся вспоминать давешний разговор.

Как и во время предыдущих встреч, маркиза упрекала его в том, что он никогда не бывает у нее в гостях в замке Шантенак и не отвечает на ее частые визиты в По.

— Вы молоды, красивы и одиноки, мадам! Люди же злы. Мои визиты в Шантенак могут вызвать сплетни и пересуды, — оправдывался Антонио.

— Неужели вашу испанскую гордость способно задеть злословие пустых и никчемных глупцов?

— Я думаю о вас, мадам.

— Обо мне? — Маркиза горько усмехнулась. — За моей спиной злословят уже давно. Я стараюсь не замечать косых взглядов, не слышать оскорбительного шепота. Даже слуги в этом замке дерзят мне.

— Тогда почему же вы здесь бываете? — без обиняков спросил Антонио. Но, заметив внезапно изменившееся выражение лица маркизы, поспешно добавил: — Простите меня, я знаю, что вами руководят милосердие и доброта, я ценю ваше отношение, но…

— Милосердие? — резко оборвала его маркиза и с невеселым смехом еще раз повторила: — Вы сказали, милосердие?

— Но если не милосердие, не сострадание к моим бедам, то что же?

— Об этом вам лучше спросить самого себя, — маркиза залилась румянцем и отвела взгляд от его темных, вопрошающих глаз.

— Маркиза… — Он запнулся. — Я не смею…

— Не смеете?

— Как я могу?! Я уже не молод, тело мое разбито, а душа онемела от несчастий, постигших меня. Вы же в расцвете молодости и красоты.

Маркиза посмотрела в усталое лицо, на котором страдания и беды оставили неизгладимые морщины, и мягко ответила:

— Завтра вы приедете ко мне в Шантенак, друг мой.

— Я испанец, а для испанца «завтра» не существует.

— На этот раз оно наступит. Я жду вас завтра.

Антонио поднял голову и встретил требовательный и нежный взгляд маркизы.

— Мне не следует приезжать в Шантенак. Так будет лучше.

Ее синие глаза потемнели от гнева, и в голосе прозвучала злая насмешка:

— И это истинный испанец! Не верю!

Антонио, сам того не желая, своей робостью, боязнью лишиться обретенного покоя оскорбил молодую женщину. Он должен загладить свою вину, и сделать это единственно возможным образом — к такому решению пришел он, глядя на суровые и прекрасные вершины Пиренейского хребта.

Час спустя в одном из королевских покоев замка По Антонио Перес объявил своему верному конюшему Хуану де Мезе о намерении посетить на следующий день замок Шантенак.

— Но благоразумно ли это, дон Антонио? — озабоченно спросил своего господина верный Хуан.

— Конечно, нет, — с легкой улыбкой ответил дон Антонио, — поэтому я и еду.

Утром следующего дня Антонио Перес отправился в путь в сопровождении единственного слуги. Преданный Хуан рвался поехать вместе со своим господином, но Антонио дал конюшему другое поручение. Дорога в замок Шантенак была недолгой; расстояние в три мили Антонио преодолел верхом на неторопливом муле, привыкшем возить высокопоставленных сановников Святой Церкви.

Хозяева Шантенака отличались знатностью, гордостью и бедностью. Родословная их была длинна, а доходы невелики.

Последний маркиз де Шантенак особенно сильно страдал от этой несправедливости, но все его попытки поправить дела терпели неудачу из-за приобретенного в юности пристрастия к карточной игре. Повсюду в замке были видны признаки упадка и запустения. Он располагался на небольшом холме, у подножия которого пенился узкий, но очень бурный поток. Высокие стены укреплений, некогда мощные угловые башни, по-видимому, раньше производили внушительное впечатление, но сейчас обветшали и начали кое-где разрушаться.

Внутри замок выглядел несколько лучше. Но и здесь остатки былого богатства соседствовали с легко читаемыми признаками нужды. Изысканные старинные гобелены, потемневшие от времени портреты прежних владельцев Шантенака и остатки прекрасной мебели не скрывали, а лишь подчеркивали всеобщие ветхость и упадок. Пол в центральной зале устилал свежесрезанный камыш — древний обычай, сохранившийся с незапамятных времен. Но в замке ему следовали скорее из желания сэкономить на коврах и одновременно придать зале былое баронское достоинство, чем из уважения к старине. В замке пытались поддерживать хоть какой-то порядок, но слуг осталось мало, да и те были стары и немощны. Тем не менее гостей у входа торжественно встретил престарелый, но полный достоинства сенешаль. Антонио, поручив заботу о лошадях своему слуге, вошел вслед за учтивым старцем в главную залу — пустынное и мрачное помещение. Не задерживаясь здесь, дворецкий провел Антонио в следующую комнату, которая выглядела более уютной и обжитой. Сообщив, что это личная гостиная владелицы замка, и предложив подождать ее прихода, сенешаль величественно удалился.

Ждать пришлось недолго. Стремительными шагами в гостиную вошла маркиза де Шантенак. Ее красота и молодость резко контрастировали с запустением, царящим вокруг. Прекрасное платье переливчатого шелка, стянутое в тонкой талии широким поясом из чеканного золота, подчеркивало глубокую синеву ее глаз; бледные щеки покрывал чуть заметный румянец, а на алых губах играла приветливая улыбка.

— Я рада видеть вас у себя, дон Антонио. — Маркиза протянула узкую руку. Антонио склонился над рукой маркизы, почти неохотно отметив безукоризненное совершенство ее формы и нежную бархатистость кожи.

— Ваша воля оказалась сильнее моего благоразумия.

— Благоразумия?! — воскликнула маркиза с улыбкой. — С каких это пор Антонио Перес снисходит до благоразумия?

— С тех пор, как я плачу слишком высокую цену за безрассудство. Вам известна моя история?

— Немного. Я знаю то, что известно всем. Вы убили королевского секретаря Эсковедо. В этом и заключается безрассудство, о котором вы говорите? Я слышала, что причиной ссоры явилась любовь к женщине.

— Вы слышали немало. — Антонио едва заметно побледнел. — Хотите узнать еще больше? Я мог бы рассказать вам свою историю. Историю, о которой по всей Европе гуляют самые невероятные домыслы. — Антонио не сводил с маркизы внимательного взгляда. Она посмотрела на него с тревожным любопытством:

— Почему вы решили поведать вашу историю именно мне?

— В ее тоне угадывалось волнение.

— Это позволит объяснить… — задумчиво произнес Перес.

— Объяснить? Но что?

— Мою сдержанность, мою бесчувственность перед вашим очарованием и вашей красотой, которые в более счастливые времена свели бы меня с ума, лишили бы покоя и поставили на колени!

— Vive Dieu! [6] — тихо произнесла маркиза. — Это действительно требует объяснения.

— Я хочу вам рассказать, как стало возможным, что Антонио Перес оказался не способным ни на какое иное чувство, кроме ненависти. Хотите ли вы узнать об этом? — Антонио наклонился вперед, пристально и настойчиво глядя на маркизу. Казалось, его темные глаза состоят из одних зрачков. Несколько мгновений она смотрела в эти бездонные глаза, потом отвернулась. Бледность, внезапно разлившаяся по лицу, и вздрагивающие губы выдавали ее сильное волнение.

— Прошу вас, выслушайте меня. — Голос Антонио был мягок, но в нем чувствовались скрытые страсть и сила.