Богат и славен город Москва

– Против обычного много готовят; гостя, должно быть, ждут, – высказал предположение Савва.

– Феофан прийти обещался, – сказал Даниил.

Кисти, агатовые зубья и стержни застыли в воздухе. Живописцы повернулись к Даниилу. Только Проша продолжал испуганно коситься в сторону кухни да чернец, сидевший отдельно, не оторвал глаз от рукописи.

Со времён ордынской неволи не знала Русь живописца, равного Феофану Греку.

Первая же расписанная им церковь – Новгородский Спас на Ильиной улице – принесла ему славу. Путь до Новгорода близким не назовёшь, но живописцы Андроньева монастыря проделали его. Они увидели смело и сильно написанных старцев и воинов, с глазами горящими, как пламя свечей.

– Что же ты, Даниил, поутру не оповестил о приходе Грека? – с укором спросил Назарий.

– Для чего? День нынче не праздничный, работать надо. А коль Феофан навестит нас, то увидит, что мы старательно трудимся, времени, даденного для работы, не нарушаем.

Феофан вошёл, широко распахнув двери, поздоровался низким поклоном и пошёл вдоль столов. С его приходом в мастерской словно бы сделалось тесно.

Горделивость осанки заменяла Феофану высокий рост, а двигался он так величаво, что невольно хотелось убрать с его пути все столы и скамьи.

Около чернеца, трудившегося над рукописью, Феофан задержался. На выбеленном листе он увидел орла с книгой в когтях. Никогда бы раньше он не поверил, что столько силы может таиться в мягких и плавных линиях.

Феофан взял рукопись, перелистал. Заглавные буквы были оплетены травами. Рядом с текстом расположились звери, птицы и змеи, расписанные золотом и голубцом. Местами вспыхивала красная киноварь, весенней травой светилась светлая зелень.

Зверей на страницах книг помещали издавна. Феофан и сам не раз рисовал их. Были звери таинственны и грозны. Здесь же они обернулись иначе: не устрашали, а радовали. Дельфин – волосатое чудовище со взглядом исподлобья, каким он виделся Феофану, – превратился в добродушное существо с гладким телом и круглыми глазами. Гневный дракон принял вид змея с забавной звериной мордой.

– Ласков твой мир, – сказал Феофан, возвращая чернецу рукопись. – Земля охвачена борьбой. Ложь восстаёт на правду, сила – на беззащитность. А у тебя свирепые хищники превратились в овечек.

Чернец поднял глаза, светлые и прозрачные, как вода в тихом озере.

– Злу не только силу, но и добро можно противопоставить, – сказал он негромко.

– Сердце имеешь мягкое, а руку твёрдую. Кто обучал?

– Сперва Прохор из Городца, теперь у Даниила перенимаю.

– С Чёрным приходилось работать. Отменный живописец. Его «Богоматерь» выделяется среди прочих икон. – Феофан кивнул на полку с законченными работами и вновь склонился над рукописью. Ещё раз перелистал, открыл страницу с орлом.

– Значит, у Чёрного перенимаешь? А звать тебя как?

– По имени Андрей, по прозванию Рублёв.

– Спасибо, Андрей. Орла твоего не забуду.

Вскоре после ухода прославленного живописца Даниил распорядился зажечь свечи. Хоть и кончилась зима, да солнце ещё недолгое. Темнеет рано.

ГЛАВА 8

Случай на масленой

Смотри, что я смастерил. – Пантюшка протянул Устиньке медведя в локоть величиной. Морда у медведя Ьыла вытянутая, круглые ушки прижаты, загривок на спине торчал холмиком. Медоед, да и только.

Когда Пантюшка его вылепил, хозяин прямо в восторг пришёл. «Ух, ты! – вскричал он. – Ну и мастер. Игрушку сделал, хоть к боярину в дом. Ступай, порадуй болящую».

Устинька медведя взяла, недолгое время подержала, потом пальчики разняла, словно ненароком. Медведь упал и разбился. Устинька отвернулась к стене.

– Что ж ты так? – сказал Пантюшка с укором. – Я делал, старался, а ты – на пол, даже не рассмотрела толком.

– Фаддей бьёт Медоедку, – прошептала Устинька, не отрывая взгляда от стены.

– Зачем Медоедку бить? Он и без палки в охотку пляшет.

– Фаддей его штукам учит: «Покажи, как у боярина зубы болят, покажи, как боярыня в зеркало смотрится». Медоед не понимает, он его бьёт.

Пантюшка промолчал. То, о чём говорила Устинька, могло оказаться правдой.

– На торг по-прежнему ходишь? – спросила Устинька через некоторое время.

– Чуть не каждый день.

Пантюшка искал Медоеда всю зиму. И всё напрасно.

– Как снова пойдёшь, расспроси, не прибыл ли в Москву князь, о котором ты рассказывал. Юрий Всеволодович, что ли?

– Думаешь, он вспомнит меня и помогать бросится? Как бы не так. У князей память короткая. Юрий Всеволодович показал это в Орде.

– Всё равно разузнай.

Пантюшка покорился, спорить дальше не стал. Всю зиму Устинька проболела, едва выздоравливать начала. Чем её ни потешишь – всё на пользу пойдёт.

– Нет князя в Москве, – сказал он на другой день. – В Кремле у пушкаря вызнал. Верно, что приезжал, пушкарь его видел. Да недолгое время пожил – подался в Переяславль. Жена у него там, пушкарь сказывал.

Устинька помрачнела.

– Не убивайся, Устинька. Сыщем мы Медоедку, непременно сыщем. Кончатся холода, вскинем Петрушку на плечи и пойдём по дорогам. В каждую деревню заходить будем, ни одной не пропустим, набредём на след.

– Это когда ещё будет. Долго ждать.

– Где ж долго! Солнце, гляди, на весну повернуло. Масленица скоро, от неё до лета рукой подать.

Масленица в самом деле не за горами была.

На масленицу зиму провожают. Нет праздника веселей. Готовилась к нему вся Гончарная улица. Для веселья игрушки понадобятся. Кто ж их сделает, если не гончары?

Пантюшка с хозяином от соседей не отставали, лепили игрушки от света дотемна. Росли горки жаворонков-свистулек, коняшек, барабанчиков-погремушек с горошком внутри. Все нарядно раскрашенные, яркие, так и сверкают красной, синей и жёлгой краской.

Сами отправились продавать свой товар. Устинька просилась с ними пойти, но хозяин не взял:

– Слаба ещё, дома сиди.

Не злой он был хозяин, жалел Устиньку. Только, может быть, напрасно её не взяли, повеселилась бы она со всеми.

День выдался тёплый, безветренный. На торгу народу больше обычного. Лишь поспевай слушать и глядеть. Дудари и ложечники играли музыку, гусляры сказывали сказки, ряженые плясали. Ряженые всех забавней были: тело козьим мехом обмотано, на голову маска с рогами нахлобучена – козы и только.

Высокий плечистый мужик в бабьем сарафане, в камчатном платке поплыл павой, помахивая волосатой рукой. Козы вокруг него так и запрыгали:

Козы пошли вприсядку. Мужик, представлявший масленицу, вкруг себя завертелся. Сарафан мужику был короток, из-под подола торчали пестрядинные штанины. От этого народу ещё веселей.

Гусляр-потешник, перекрикивая ряженых, бросал народу загадки:

– Знамо, река.

– Верно. Теперь загану похитрей: