Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров

Несмотря на пройденную в стенах Шинона школу терпения, я не сдержался и продолжил свои расспросы, не стыдясь того, что обращаюсь прямо в спину Великого Магистра.

— Мне неоднократно приходилось беседовать с Жаком де Молэ, — сообщил я Великому Магистру и этим, судя по всему, ничуть не удивил его. — Его верные воины в числе пятнадцати тысяч человек беспрекословно подчинились его приказу и сдались королю, наверняка зная, что такая затея может кончиться для них плохо. Разве этот факт не является признаком того, что Орден существовал? Если мне не изменяет память, были сожжены не только Великий Магистр и прецептор Нормандии, но и еще несколько десятков рыцарей, пытавшихся отстаивать Орден перед лицом суда.

Моя дерзкая болтовня в тылу у Великого Магистра иоаннитов вынудила его остановиться. Повернувшись, он вновь обратил на меня свой проницательный взгляд. Здесь, в промежутке между бойницами, было достаточно темно, и я раскаялся в своей нетерпеливости, поскольку рука Фьямметты крепко сжала мои пальцы: мрак на неведомой высоте пугал ее все сильнее.

— Граф, я давно ждал вашего появления перед вратами Ордена, по правде говоря даже не слишком веря в то, что вы существуете на самом деле, — любезно произнес Фульк де Вилларэ. — Сведения, которые вы сообщили мне, поистине бесценны. Уважая вашу доблесть и, если угодно, вашу любознательность, я считаю своим долгом приоткрыть перед вами завесу над некоторыми обстоятельствами, повлиявшими на вашу судьбу.

— Я глубоко благодарен вам, монсиньор… — был мой ответ, к которому я хотел было присовокупить предложение подниматься дальше, однако помедлил, а Великий Магистр снова заговорил, так и замерев посреди гранитного сумрака.

— Граф, я неспроста упомянул черную кошку. Здесь — ужасный клубок древних суеверий. Те, кто опутан им, несмотря на самую незаурядную крепость рассудка и воли, действуют подобно жертвам лунной, или сонной, болезни, и вы, граф, несомненно являетесь одной из жертв, угодивших в это хитросплетение. Старого Жака я хорошо знал. Он был простым неграмотным воином, достаточно земным, чтобы не бояться ни чертей, ни сарацинов, и достаточно суеверным, чтобы, отправляясь в дорогу, заранее поплевать через левое плечо.

— Он убеждал меня в обратном, — заметил я.

— Одно дело убеждать себя, другое дело — быть собой, — глубокомысленно ответил Великий Магистр: — Не исключаю, что он задался благородной целью очистить Европу от засевших в ней ассасинов. Недаром все эти египетские мудрецы, изгонявшие эту заразу со своих земель и несомненно опасавшиеся ее возврата, считали его своим человеком и даже называли его между собой «шейхом», а именно шейхом Якубом аль-Муалем.

— Якубом аль-Муалем?! — обомлел я.

— Именно так, граф, — подтвердил Великий Магистр иоаннитов. — По нашим сведениям, которые, конечно, не могут считаться полными, события развивались таким образом. Как известно, ассасины, обосновавшиеся в Ордене Соломонова Храма — будем пока считать, что этот Орден существовал в действительности — поклонялись какой-то голове золотого идола, которая якобы при выполнении неких магических действий начинала вещать человеческим голосом, раскрывая ассасинам тайны их врагов. Некогда попав в круг ассасинов, Жак де Молэ имел возможность убедиться в том, что это не досужие россказни. Вдохнув в себя дым каких-то дурманных трав, хранимых ассасинами для этих магических бдений, он услышал, как золотая голова выдавала своим хозяевам замыслы «северян», Великого Мстителя и Посланника Удара Истины, однако не сказала ничего о том, что рядом с ней находится враг ассасин, Жак де Молэ. Это неведение темного духа показалось Жаку де Молэ странным, но на следующий день его при каких-то необъяснимых обстоятельствах посетил некий старый дервиш, приехавший то ли из Египта, то ли из Рума, который и разрешил недоумение предводителя тамплиеров.

Оказывается, дервиши тоже не дремали и в помощь своим невольным союзникам в войне с ассасинами составили свой магический заговор. Старый дервиш сказал, что золотой голове известно «священное предание», но им, суфиям, удалось добиться непредсказуемого развития событий: теперь ни один оракул не сможет предсказать, кому суждено стать Великим Мстителем, поскольку его личность должна быть установлена случайным жребием в самое последнее, решающее мгновение, а личность Посланника лишена имени и памяти и потому тоже не попадет в магические сети ассасинов. Затем дервиш поведал Жаку де Молэ о том, что голова может изменить своим нынешним хозяевам и выдать их самих, так сказать с головой. Для этого необходимо устроить обстоятельства таким образом, чтобы в левой руке оказалась эта пресловутая голова, а в правой — Удар Истины, который остается только воткнуть в щель, расположенную на нижней стороне, в середине как бы отсеченной шеи. Раскрыв перед Старым Жаком магическую сторону дела, дервиш затем раскрыл перед ним и не менее существенную, торговую сторону. Он сказал, что Посланника возможно доставить во Францию без промедления, однако, чтобы это произошло, следует прежде возвратить на Восток содержащиеся в казнохранилищах Ордена вклады шейхов и других уважаемых сарацин.

Тогда Жак де Молэ и стал вынашивать замысел, о котором он поведал вам, граф, если только он не скрыл от вас какую-нибудь существенную его часть. Как вы догадываетесь, он ничего не сказал королю о том, для чего нужна в действительности золотая голова: тут и вправду дело запахло бы инквизицией. Однако он пошел на опасный, но верный шаг, тайно изъяв голову из Ордена и передав ее королю в личное владение.

Но как мы оба теперь знаем, граф, дервиши встречались и с королем.

Оказалось, что у каждого из сильных мира сего, кому казалось, что он может влиять на события, был свой особый замысел, в глубине которого скрывалось одно сокровище, одна печать — владение Святой Землей.

У Старого Жака был свой, у короля Филиппа от Капетингов — свой. Они дали друг другу слово, которое не смогли бы выполнить. И уж никто из них не ведал, не ведали даже дервиши, что у Посланника зародится свой собственный замысел освобождения из пут рока и суеверий и он сумеет на целый год спрятаться от всех, от тамплиеров — от дервишей и от иоаннитов.

Нам известно, что сделал король с золотой головой. Он повелел отлить две копии из бронзы и покрыть их позолотой. Настоящая же голова была подвергнута воздействию очистительного пламени и превращена в несколько слитков, помеченных королевской печатью. Только в том случае, если дервиши раскроют обман, король намеревался придать этим слиткам первоначальную форму.

Итогом этого хитросплетения замыслов стало то, что все остальное золото уплыло у короля из-под носа и по воле мудрецов Востока было вложено в торговые дела трех городов, не страдающих вожделением к Палестине и Храму Соломона, а именно — в торговые дела Флоренции, Генуи и Венеции.

Не трудно догадаться, граф, что дервиши вовсе не собирались возвращать деньги на Восток, в руки жадных недоумков-номадов, делящих между собой троны и дворцы.

— Значит, предчувствия меня не обманули, — вздохнул я, — и тамплиерское золото действительно досталось Сентилье.

— Не все, разумеется, — отвечал Великий Магистр иоаннитов. — Не все, но — большая часть. И нам, как вы догадываетесь, граф, удалось соблюсти свою собственную выгоду, ведь Сентилья — человек, так сказать, связанный с нашим Орденом кровными узами. В противном случае принадлежащее нам по праву угодило бы в карман Филиппа от Капетингов.

— Мне же при общем дележе достались только грехи, — еще тяжелее вздохнул безымянный граф де Ту. — Я чувствую себя виновным в том, что пятнадцать тысяч доблестных рыцарей провели долгие годы в застенке, а десятки угодили на костер.

— Вы, однако, — великий гордец, граф, — покачал головой Фульк де Вилларэ. — Пожалели бы хоть свою невесту.

Фьямметта, дрожа всем телом, еще сильнее сжала мою руку.

— У короля — хорошее чутье, поверьте мне, — продолжал Фульк де Вилларэ. — Он всегда подозревал, что под белым плащом скрывается какой-то опасный призрак, нечто, не доступное его пониманию. При любых обстоятельствах он поступил бы так, как поступил. Этого Ордена он боялся и рано или поздно нашел бы повод и способ уничтожить его и сжечь всякий предмет, который может послужить его новому воплощению. Теперь Гуго де Пейн оказался бы в числе осужденных на быстрый огонь. Заметьте, граф, погибли все те и только те, кто честно служил Ордену, веря в его существование и в его невиновность пред Небесами. Вот — любопытное обстоятельство, не правда ли?