Юрий Милославский, или Русские в 1612 году

м шишам, от которых, говорят, около Москвы проезду нет. Взять с собой человек тридцать холопей… с такой оравой тайком не прокрадешься; а Пожарский давно уже из Ярославля со всем войском к Москве выступил.

– Не выходить бы ему из Ярославля, – вскричал Кручина, – если б этот дурак, Сенька Жданов, не промахнулся! И что с ним сделалось?.. Я его, как самого удалого из моих слуг, послал к Заруцкому; а тот отправил его с двумя казаками в Ярославль зарезать Пожарского – и этого-то, собачий сын, не умел сделать!.. Как подумаешь, так не из чего этих хамов и хлебом кормить!

– Как бы то ни было, Тимофей Федорович, а делать нечего, надобно пуститься наудалую. Но так как по мне все лучше попасться в руки к Пожарскому, чем к этим проклятым шишам, то мой совет – одним нам в дорогу не ездить.

– И я то же думаю. Итак, если завтра погода будет получше… Тьфу, батюшки! что за ветер! экой гул идет по лесу!

– Да, погодка разыгралась. И то сказать, в лесу не так, как в чистом поле: и небольшой ветерок подымет такой шум, что подумаешь – светупреставление… Чу! слышишь ли? и свистит и воет… Ах, батюшки-светы! что это?.. словно человеческие голоса!

– В самом деле, – сказал Кручина, вставая с своего места, – и мне что-то послышалось… – прибавил он, глядя из окна на сторожевую башню.

– Нет! – отвечал Туренин, покачав сомнительно головою, – это не так близко отсюда, а разве за плотиною в просеке.

– Уж не едет ли назад Омляш с товарищами? – сказал Кручина.

– Может статься, – отвечал Туренин, – однако ж не худо, если б ты велел разбудить человек десяток холопей.

– На что?

– Да так, чтоб, знаешь ли, врасплох не пожаловали гости…

– Помилуй, любезный! кому?.. Кто, кроме наших, в такую темнять проедет болотом?

– Все так; а, право, не мешало бы…

– Э, да, я вижу, ты еще не допил своего кубка! Ну-ка, брат, выкушай на здоровье! авось храбрости в тебе прибудет. Помилуй, чего ты опасаешься? В нашей стороне никакого войска нет; а если б и было, так кого нелегкая понесет? Вернее всего, что нам послышалось. Омляш все тропинки в лесу знает, да и он навряд пустится теперь через болото.

– А куда ты его отправил?

– К Замятне-Опалеву. Сегодня или завтра чем свет ему назад вернуться должно. Итак, Андрей Никитич, дело кончено: мы завтра отправляемся в дорогу. Знаешь ли, что нам придется ехать мимо Троицкой лавры?

– Для чего?

– Да надо завернуть в Хотьковскую обитель за Настенькой: она уж четвертый месяц живет там у своей тетки, сестры моей, игуменьи Ирины. Не век ей оставаться невестою, пора уж быть и женою пана Гонсевского; а к тому ж если нам придется уехать в Польшу, то как ее после выручить? Хоть, правду сказать, я не в тебя, Андрей Никитич, и верить не хочу, чтоб этот нижегородский сброд устоял против обученного войска польского и такого знаменитого воеводы, каков гетман Хоткевич.

– Не говори, Тимофей Федорович: мало ли что случиться может; не подумаешь вперед, так чтоб после локтей не кусать. Ну, а скажи мне, если завтра мы отсюда отправимся,