Хей, Осман!

   - Что она говорит, чего хочет? - спросил Алаэддин.

   - Она говорит, что полотно, из которого сшита твоя рубаха, тоньше полотна, из которого сшита её рубаха; зато её рубаха красивее! - Толмач усмехнулся [310].

   - Все женщины у вас такие вольные? - спросил Алаэддин, любопытствуя.

   - Да, наши бабы, они бойкие! - Толмач поглядел с некоторым самодовольством.

Алаэддин вынул из кошеля на поясе две монеты и отдал толмачу:

   - Дай ей!..

Толмач кинул женщине монеты. Она живо наклонилась и подобрала монеты с земли. Алаэддин видел, как обтянулся платьем её зад... Уже давно знал Алаэддин, как ходят жены и дочери неверных, но теперь всё же был несколько смущён... Женщины, жены своих мужей, выставляют себя напоказ чужим мужчинам!.. Экие нравы...

Толмач верхом подъехал к Осману, спешился и поклонился. Осман велел ему снова сесть на коня:

   - Поедем неспешно, ты держись подле меня. И скажи мне, почему у вас жатва такая певучая, поют люди неустанно, почему?..

   - У нас говорят, что жатва не должна быть глухой, - отвечал толмач. - Глухая жатва, жатва без песен - дурной знак, не к добру!.. [311]

Голоса девок и парней, пронзительные, сильные, разносились далеко...

Осман велел толмачу перевести...

   - Они поют простые песни, — отвечал толмач. — В этих песнях говорится, что они начали жатву с песней; что они все стараются жать одна лучше другой, один лучше другого, и стараются перепеть друг друга; и ещё парень поёт, что голос его девицы слышен ему и он оставляет серп, чтобы слушать её песню...

В дороге отдыхали. На ночлег остановились в богатом селе. Навстречу поезду Османа шли гурьбой молодые жнецы и жницы, поклонились низко... После целодневного труда парни и девки по-прежнему пели во все голоса, громко и звонко...

начинали парни.

Тогда девицы дразняще подхватывали:

Осман снова спрашивал толмача, а тот ответил, что парни хвалятся своей неутомимостью, а девицам хорошо; они ведь наёмные жницы, из другого села; оттого им весело, что избавились от надзора докучного отцов и матерей...

   - Наши молодые тоже поют, - заметил Осман, - но никогда не поют так долго и громко. А зачем же отпускают родители девиц?

   - По бедности, - отвечал толмач.

Осман подумал, что даже самый бедный правоверный не отпустил бы свою дочь, чтобы она ходила с открытым лицом среди чужих мужиков!..

В сёлах болгарских построены низкие дома, наполовину каменные, наполовину деревянные, с крышами низкими. Утварь в домах хорошая - миски-соханы, кастрюли медные с крышками, железные листы - печь хлебы, медные ложки лужёные; масло оливковое держат в долблёнках тыквенных, воду - в кувшинах глиняных...

В одном из сел праздновался в тот день, когда проезжал там поезд Османа, праздник в честь святых Петра и Павла, сподвижников пророка Исы, как пояснили-рассказали Осману. Осман встал у открытых дверей церковных и смотрел... Ему сказали также, что эта церковь поставлена в честь ещё одного почитаемого христианского святого, святого Горгия...

   - Слыхал я, слыхал!.. - откликнулся Осман добродушно...

Храм стоял между деревьями; снаружи, неподалёку от церковных дверей, стояли столы и скамьи, женщины и дети сидели... Осману предложили сесть как почётному гостю, но он поблагодарил и отказался... В церкви было тесно. Те люди, что вошли в церковь, слушали священника внимательно и молились; что же до сидевших снаружи, то дети пересмеивались, щипали друг дружку, вскрикивали громко; женщины болтали, даже и мужчины переговаривались...

Священник едва виднелся у алтаря. Священник и клисарь пели дурно поставленными голосами, весьма нестройно. Время от времени священник начинал говорить, но едва возможно было расслышать его... Осман прислушался и понял, что служба идёт на славянском наречии... Он был удивлён безразличием крестьян и задумался... По завершении службы священник вышел к народу, неся на голове блюдо с хлебом, которое придерживал рукою; а в другой руке держал потир. Блюдо покрыто было белым полотном. Люди начали подниматься со скамей и креститься и низко кланяться... Священник поставил потир и блюдо на стол, затем принялся крошить хлеб в потир; возможно было разглядеть в чаше вино. Священник хорошо размешал накрошенный хлеб в вине. Затем он взял в руку ложку медную. Люди, толпясь, подходили по одному. Священник зачерпывал ложкой из чаши и совал ложку в раскрытый рот подошедшего... Люди, казалось, не выказывали своему священнослужителю никакого почтения. Они что-то говорили ему, улыбались, даже пересмеивались с ним... Несколько женщин поднесли на руках маленьких детей, по виду двух-трёхлетних; священник и в детские рты сунул эту смесь из вина и накрошенного хлеба. Осман приметил, что двоих детей вырвало на платья матерей...

Осман пытался припомнить, что это за обряд, но не мог... Спросил Михала, и тот отвечал:

   - Они воображают, будто едят тело и кровь Исы, и уверены, что обряд подобный избавляет их от грехов...

Осман задумался... Вспоминал: говорили ему об этом или нет?.. Обдумывал... «Да что они, людоеды,что ли? Надобно на всякий случай присматривать за ними, чтобы они и друг друга не жрали!.. Ох, неверные!.. С правоверными не так легко мне, а каково с неверными!..»

Священник и клисарь отнесли церковную утварь назад в храм, затем на ключ заперли двери и присоединились к народу. Все развеселились, подходили к Осману, кланялись, улыбались... Священник и клисарь также приблизились, поклонились и поочерёдно поцеловали Осману руку. Он всех приветствовал с благосклонностью. Началось веселье. Люди натащили хлебов, кувшинов с вином, плодов разных, блюда с бараниной жареной... Осману и его спутникам подносили в дар большие хлебы с пропечённой верхней коркой, на которой процарапаны были узоры...

Священник и клисарь исчезли не на долгое время, затем явились уже в обычной болгарской одежде. Девки встали в круг, схватились за руки и пошли кружиться и притоптывать под звуки волынки... Молодые мужчины сделали другой круг... Дети и люди постарше подбадривали плясунов громкими возгласами... Священник также покрикивал весело, а клисарь встал в круг...

Расплясавшиеся мужики и парни выбегали к Осману и Михалу и тянули их в свою пляску... В конце концов все- таки пришлось уступить и немного поплясать вместе со всеми... Плясовые движения Османа и Михала приветствовались громчайшими возгласами одобрения...