Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

— Есть ли у леди Эммы время на малыша Кнютте?

— О, конечно! Иди к мамочке, Кнютте-малыш!

Тот ринулся в ее раскрытые объятья и укусил за нос, У нее, по крайней мере, есть мужчина, любящий ее, и она может полностью и нераздельно отдать ему свою любовь. Самое лучшее, что мог дать ей Кнут, дитя, к которому она испытывает любовь.

Дитя с именем, которое ни один христианин не в силах выговорить. Хардекнут. Оно может стать именем целой семьи, если дитя захочет. Она же дала ему и ласкательное имя, которым пользуется и его английская кормилица, хотя и как-то нескладно. А для Эммы «Кнютте-малыш» — превосходное имя!

Вот Кнютте захотелось спуститься на пол, он уже пресытился объятиями Эммы. Сейчас он хочет пойти и лечь поперек своей постели, сначала головой в одну сторону, а потом в другую.

Они поиграли с Эммой в гляделки.

— А давай-ка возьмем эту Эдгит, — обратилась к нему Эмма, — давай отделаемся от нее, а, хочешь, Кнютте-малыш?

Да, он был определенно с ней согласен.

Сначала Эмма как-то не задумалась о том, что на время пребывания Кнута в Дании Торкель будет «King’s Lieutenant». Им он был так и так. Но поняв, что на этот раз он не только Верховный главнокомандующий, но и наместник, она решила, что никаких наместников вообще не нужно. Она-то на что? Разве она не королева, притом королева коронованная? Разве она не способна править, пока короля носит по свету?

В большинстве дел Эмма участвовала и раньше. Не меньше делала она и сейчас, пока Кнут отсутствовал. Хотя, естественно, предоставляла Торкелю право распоряжаться дружиной по собственному усмотрению.

Словно понимая, что Эмма не одобряет присутствия Эдгит в Винчестере, Торкель и сам перестал приезжать туда. Тем, кто хотел видеть его, следовало отправляться в Лондон. Если только он оказывался там, ведь часто он вместе с флотом находился у Сэндвича или в своих владениях: там он бывал в основном в Ипсвиче, откуда быстрее всего можно было добраться в Винчестер морским путем. Поскольку сейчас добраться до Торкеля было так трудно, Эмма решала спешные дела по собственному разумению. Торкель лишь морщился, но не критиковал ее решений. Ему казалось, что некоторые дела могли бы подождать до возвращения Кнута, но поскольку Кнут раз за разом откладывал свой приезд вот уже целый год, нельзя же, чтобы дела остановились.

Сначала те решения, которые Эмма боялась принимать самостоятельно, она посылала ему нарочным. Эмма не считала возможным гоняться за Торкелем через пол-Англии, чтобы встретиться с ним, а он полагал, что ей не следует утруждать себя государственными делами. Наконец, она почувствовала, что вынуждена вызвать его в Винчестер.

И он прибыл. Эмме показалось, что он выглядит усталым, наверное, дел у него невпроворот. В таком случае, она сможет поправить дело!

Они сидели в зале приемов Кнута, где было достаточно места для множества документов и писем. Под любыми предлогами Эдгит сновала туда-сюда и, как могла, мешала им. Эмма никак не реагировала: она ждала, что Торкелю надоест это и он прикажет своей супруге держаться подальше от них. Но тот ничего не делал для этого, только лицо его все больше мрачнело. Возможно, он считает, что ему не следует упрекать свою супругу в присутствии королевы? А может быть, рассчитывает, что Эмма сама скажет Эдгит?

Вскоре спешные дела были закончены. Эмма отодвинула от себя кипу бумаг, откинулась на спинку стула и посмотрела на Торкеля.

— Ты избегаешь меня?

Он едва заметно улыбнулся и ответил на ее взгляд:

— Я ведь здесь — сейчас?

— Ты знал, что Альфива уплыла с Кнутом на его корабле в Данию?

Он кивнул и посмотрел на свои ладони, как обычно, повернутые вверх.

— Ты не считаешь, что мне следовало бы знать об этом? — Она уже заранее смогла рассчитать его ответ.

— Я исходил из того, что король сам бы рассказал тебе, если бы посчитал, что ты должна знать это.

Она рассмеялась. Так смеяться она научилась у своего короля.

— О, верный во всем слуга королю! Не знаешь, ее мальчишки тоже с ними?

Этого Торкель не знал. Он, правда, присутствовал при отплытии корабля, но Альфива прибыла на борт заранее и не показывалась; мальчишки тоже могли быть с нею, но Торкель не знал об этом. У Кнута на его королевском корабле удобная каюта: там могли скрываться и сама наложница, и ее дети.

Эмма намекнула на свои опасения. Быть может, они надеются назначить одного из сыновей наложницы Кнута наследником датского престола?

Торкель сказал, что не верит в это.

— По сравнению с тобой устрица куда красноречивее, — вздохнула она. — Чем занят Кнут там так долго? Что-то ты знаешь, ведь ты его самый ближайший поверенный?

Торкель заявил, что он знает то, что известно и ей. Что там ему пришлось куда труднее, чем ожидалось. Во всяком случае, сейчас он уже коронован — или, по крайней мере, провозглашен королем; впрочем, Торкель не мог дать руку на отсечение, ведь и сам гонец не был уверен.

— Я же говорил ему, чтобы он взял флот побольше, — неожиданно со злостью добавил Торкель, — но он не хотел приезжать домой как враг. И взял слишком мало судов. Послушался бы меня, скорее бы справился со своими делами в Витланде [41].

— В Витланде?

— Да, Годвин прислал домой письмо и в нем рассказывает, что принимал участие в сражении где-то на юге Балтики, — вынужден был ответить Торкель. — Мать Годвина говорит, что тот получил отличия за храбрость… Мне жаль, но я больше ничего не знаю о делах моего господина там.

Да, Годвин. Эмма почему-то подумала о Эадрике Стреоне. Как много сходного с восхождением новой звезды на небосклоне. Имя ей — «Годвин», и вот этот Годвин уже появляется в Дании!

Воспоминания о Стреоне привели ее, наконец, к вдове Стреоны, жене Торкеля.

— Да, Торкель, я больше не могу терпеть здесь Эдгит. Она корчит из себя королеву и первую леди и все больше и больше дерзит мне.

Он вздохнул и развел руками. И Эмма вспомнила, когда она впервые видела эти руки и удивлялась, как хорошо они умели ласкать женщину, как нежно.

— Можно, я заберу ее в Уордроубский дворец? Пока король в отъезде?

— А почему не в твой замок ярла, там-то она, во всяком случае, дома?

Он еще раз вздохнул. И посмотрел на Эмму собачьим взглядом.

— Ей кажется, что там захолустье.

Эмма пожала плечами.

— Эх, и чего ты только женился на королевской дочери? У такой свои привычки, даром что она дочь Этельреда. Что, тебе захотелось породниться с королевским домом?

— Ты ведь знаешь, что это не так, — неожиданно прошипел он, дико посмотрев на нее. — Ты же знаешь, король Кнут добивается обычно того, что хочет.

Она смотрела на него, не отрывая глаз, удерживая то, что вот-вот готово было сорваться с языка. Это она побережет до следующего раза. Что и он не прочь был уступить воле Кнута? Ведь малыш Харальд появился на свет не от непорочного зачатия?

Выпроводить Эдгит из Винчестера и Вульфсея оказалось делом не из легких. Сначала она бушевала оттого, что ее выгоняют из «отцовского дома» и что Торкель бессилен перед Эммой. Потом она обещала перебраться в Лондон, но сам переезд откладывала со дня на день. Уж слишком много ей надо было собрать за такое короткое время, так что Эмма могла бы понять, почему Эдгит считает свой переезд невозможным. Бедная женщина сидела посреди кучи вещей и не могла решить, что ей упаковывать, а что понадобится в дороге.

— Когда едешь с грудным ребенком, — объясняла она, — надо все хорошенько обдумать.

А просто взять да вышвырнуть Эдгит Эмме совсем не хотелось. Этим она бросила бы лакомый кусочек крысам из высшей знати. Многие из них и так уже считали, что Кнут и Эмма слишком жестко выдворили всех оставшихся в живых родственников короля Этельреда; и Эмме не хотелось, чтобы крысы снова подняли возню. Но в то же время Эмма знала, что благодаря Эдгит сплетня все равно распространится: ведь не проходило и дня без жалоб Эдгит кому-нибудь из жаждущих послушать, что Эмма гонит ее со двора. Так уж лучше сразу сделать Эдгит великомученицей, раз ей так этого хочется; результат останется тем же.