Королева Жанна. Книги 1-3

— Ма-алчать! — рявкнул Горн, так что зазвенели стекла. — Сопляк, мальчишка! Рыцарь без страха и упрека! Да как ты смеешь осуждать здесь волю Ее Величества? Какой ты после этого дворянин? Паршивый молокосос!

Наместник, всхлипнув, схватился за шпагу. Горн пригнулся со сжатыми кулаками. Несколько мгновений два человека — пожилой и молодой — неподвижно смотрели друг на друга.

Пожилой выпрямился первым.

— Мы оба наговорили здесь лишнего, — спокойно сказал он. — Простите меня, лейтенант Я беру свои слова обратно.

Лейтенант Бразе бросил шпагу в ножны и шумно передохнул.

— Простите и вы меня, господин полковник. Я вел себя, как последняя скотина Мне стыдно, простите меня.

Он протянул руку, и Горн ответил ему крепчайшим пожатием.

— Ее Величество выразила надежду, что мы станем друзьями, — сказал он, — и мы оправдаем эту надежду Я знаю, вам тяжело, но таков удел дворянина. Мы должны честно выполнять свой долг на том месте, на какое угодно поставить нас королеве. Мы с вами, и вы, и я — солдаты, нам претит заниматься политикой. Это на редкость грязное дело. Но здесь никто не сделает этого за нас, придется нам самим. Я обещаю вам быть вашей правой рукой.

— Спасибо вам, — с чувством сказал лейтенант Бразе.

— Отлично. — Горн перешел на деловой тон. — Итак, я проверил все гвардейские батальоны. Нами арестовано около ста человек. Черт возьми, я просто инстинктивно не доверяю гвардейцам. Сейчас у меня одна надежда: мы взяли если не всех активных заговорщиков, то уж наверняка большую часть. Жало вырвано.

Лейтенант Бразе тоже вернулся к своей роли:

— Кстати, капитана Денхотра вы тоже арестовали?

— Нет. А что?

— Вчера вы показывали мне его, он был наряжен чертом и сидел в компании Респиги. А сегодня он представлялся мне; я поговорил с ним, и он показался мне порядочным человеком.

— Денхотр — каршандарец… — задумчиво сказал Горн. — Пришел в Италию вместе с Вильбуа… Ничего плохого я за ним не знаю… Ладно, увидим.

Он рассеянно взял недопитый фужер Хапайота и выпил.

— Итак, непосредственной опасности мятежа в Генуе я не вижу. Наша задача — следствие. Нужно вы тряхнуть из Респиги самое важное — где находится штаб Лиги Голубого сердца и кто в нее входит Это знает он один. Значит — начнем с него.

— А кто будет вести следствие?

— Как кто? Я, — сказал Горн. — Итальянцы? Это их меньше всего касается… Я боюсь, что Толет потребует переслать Респиги к ним. Пока они не успели этого сделать — надо узнать у него все. А там пусть делают с ним что хотят. Я больше чем уверен, что ему дадут бежать по дороге.

— Вы кого-то подозреваете, — сказал Бразе без вопросительной интонации.

— Да. Подозреваю. Но вам пока не скажу кого…

— Не надо, — грустно улыбнулся Бразе. — Я сам подозреваю его…

Они оба прекрасно знали, о ком идет речь.

— Мда, — тяжело вздохнул Горн. — Ладно, уже темнеет, я поеду в цитадель, допрашивать Респиги.

— А я?

— А вы, ваша светлость, — Горн положил руки на плечи лейтенанта Бразе, — вы останетесь здесь. Дворец хорошо охраняют мои телогреи, я буду спокоен за вас… Советую вам покрепче выпить и спать. Вам нужно отоспаться. А я вернусь поздно, или, лучше сказать, рано — на рассвете. Доброй ночи.

В голосе Горна была грубоватая отцовская ласка. Он тряхнул лейтенанта за плечи и вышел.

Лейтенант Бразе позвал Макгирта, велел подать свечей, и они стали пить и играть в кости. Хмель не брал их. Около полуночи по дворцу загремели шпоры, ворвался полковник Горн.

— Вы не спите?.. Пр-роклятье! Украли палачей!

Макгирт выскочил из комнаты, как метеор. Лейтенант Бразе недоуменно поднял голову.

— Каких палачей?

— Дайте выпить… Ох, простите, ваша светлость… — Но Бразе только рукой махнул. Горн сел и одним глотком осушил кубок.

— Респиги ведет себя нагло, — заговорил он, вытирая усы, — на вопросы отвечать не желает, кричит, что я-де сам нашел подставное лицо… — он пристально посмотрел на лейтенанта, но тот сидел неподвижно и внимательно слушал, — а он-де верный слуга Ее Величества, и за это я-де отвечу. Я пригрозил ему пыткой…

— Пыткой? — переспросил лейтенант Бразе.

— Ну да. Вы что, с луны упали? — Горн явно плохо владел собой. — Пытка есть первый инструмент политика… Уж не думаете ли вы запретить мне?..

— Нет, нет, — покачал головой лейтенант. — Я совершенно согласен с вами, господин полковник.

Горн стукнул кулаком по столу:

— Представьте себе, он ничуть не испугался! Напротив — начал ругаться совсем уж непотребно. Значит, он уже знал, его уже предупредили, черт возьми! И это в моей цитадели, а? Выхожу в застенок — там тихая суматоха: оба палача как в воду канули. Ну, я сгоряча повыбивал там зубы кое-кому… Впрочем, за дело. Ну где теперь найти палача?

— Разве это так трудно? — спросил лейтенант.

Горн ощетинил было усы, но сдержался.

— Да уж нелегко, ваша светлость. Ведь это же профессия, требующая не меньшей выучки, чем любая другая. Палач должен быть прежде всего хорошим хирургом. Если бы не это, можно было бы взять любого негодяя с улицы, таких преизбыток. Но ведь он просто убьет человека, а мне нужно, чтобы он только заставил человека отвечать на вопросы.

Горн облизнул губы и хриплым шепотом произнес:

— Я сам сделал бы это, вот этими руками, вы понимаете, лейтенант, я сам — так это нужно сейчас… Но я не умею…

Лейтенант Бразе быстро усваивал уроки политики.

— Эти палачи были городские? — спросил он.

— Да. Итальянцы, — ответил Горн. — Первоклассные мастера. Искать по окрестностям: бесполезно, там одни грубые мясники. Хорошего палача ближе Вероны не найти, но обращаться в Верону!..

— А своих у вас разве нет, господин полковник?

— О! В самом деле, — оживился Горн. — Я держу профоса и двух штокмастеров. Это не то, правда… Штокмастер что — отвесить провинившемуся солдату десять или тридцать зеленых палок…

Маркиз де Плеазант брезгливо дернул верхней губой.

— Считаю дело решенным, — объявил он — Завтра испробуем ваших палочных мастеров. Завтра же — я приказываю — пошлем за настоящим палачом в Верону.

Как оказалось назавтра, оба штокмастера накануне напились до помрачения ума, ввязались в драку и были изрядно побиты, причем один сломал руку. Полковник Горн, тихо кипя, усилил караул цитадели и послал в Верону за палачом. Прошел день, потом второй; в Генуе все было спокойно. Все же девятнадцатого ноября, накануне ожидаемого мятежа, Горн распорядился перевести Респиги на верхний этаж самой высокой башни цитадели, чтобы максимально уменьшить возможность побега.

Но миновало двадцатое, а за ним и двадцать первое ноября Генуя производила нормальный будничный шум: стучали подковы и деревянные башмаки по каменным плитам, кричали ослы и разносчики, бранились женщины, визжали дети. Наместник посетил Университет, палаццо дель Маре, нанес визиты членам Совета Синьории. Гранды все еще относились к нему настороженно. Однако их недоверие сильно ослабло, когда они узнали, что наместник предъявил банкиру Меланжу боны на десять тысяч пистолей, подписанные лично Ренаром. Для генуэзцев это было убедительнее любых полномочий и верительных грамот.

В ночь на двадцать второе из Вероны прибыл палач.

Горн собрался в цитадель на рассвете: он не желал больше терять ни минуты. Наместник настоял на том, что поедет вместе с ним. Горн скрепя сердце согласился, попросил только прикрыть лицо.

Солнце едва-едва позолотило вершины гор и наложило розовые блики на шпили и флюгера. День обещал быть погожим. На голубом утреннем небе нежно розовели облачка. Лейтенант Бразе смотрел на них, стоя на галерее внутреннего двора цитадели. Дико было думать, что в двух шагах ниже, в подземелье, уже калится железо, уже готовы гири, веревки… Чтобы мучить человека. Зачем, во имя чего?

Какой вздор. Не надо смотреть на эти облачка. И потом, совсем не обязательно ходить туда. Можно не ходить. Горн принесет показания Респиги… Можно пойти в гавань, посмотреть на корабли, на людей. Мирное утро. Люди веселы, хохочут, пляшут Итальянцы всегда пляшут — просто от того, что они живы, кругом солнце, женщины, краски, запахи… А в это время его будут… Пусть он — это Респиги, негодяй, предатель, бабник и скотина, все равно — его будут…