Юрий Милославский, или Русские в 1612 году

ад ночевал у меня Омляш; его посылали тайком к боярину Лесуте-Храпунову; от него бы я добился, как проехать на Теплый Стан; хоть он смотрит медведем, а под хмельком все выболтает. В прошлый раз как он вытянул целый жбан браги, так и принялся мне рассказывать, что у них на хуторе…

Тут вдруг Кудимыч побледнел, затрясся, и слова замерли на языке его.

– Ну, что ж у них на хуторе? – сказал запорожец. – Да кой прах! что с тобою сделалось?

Вместо ответа Кудимыч показал на окно, в которое с надворья выглядывала отвратительная рожа, с прищуренными глазами и рыжей бородою.

– Омляш! – вскричал Кирша, выхватив свою саблю, но в ту ж минуту несколько человек бросились на него сзади, обезоружили и повалили на пол.

– Скрутите его хорошенько! – закричал в окно Омляш, – а я сейчас переведаюсь с хозяином. – Ну-ка, Архип Кудимович, – сказал он, входя в избу, – я все слышал: посмотрим твоего досужества, как-то ты теперь отворожишься!

– Виноват, батюшка! – завопил Кудимыч, упав на колени. – Не губи моей души!.. Дай покаяться!

– Ах ты проклятый колдун! так ты всякому прохожему рассказываешь, где живет наш боярин?

– Батюшка, отец родимый! В первый и последний раз проболтался! Век никому не скажу!..

– И не скажешь! я за это порукою…

Омляш махнул кистенем, и Кудимыч с раздробленной головой повалился на пол.

– Ай да Омляш, – сказал небольшого роста человек, в котором Кирша узнал тотчас земского ярыжку. – Исполать тебе! Смотри-ка… не пикнул!

– Я не люблю томить, – отвечал хладнокровно Омляш, – мой обычай: дал раза, да и дело с концом! А ты что за птица? – продолжал он, обращаясь к Кирше. – Ба, ба, ба! старый приятель! Милости просим! Что ж ты молчишь? Иль не узнал своего крестника?

– Да это тот самый колдун, – сказал один из товарищей Омляша, – что пользовал нашу боярышню.

– Ой ли? Ну, брат! не знаю, каково ты ворожишь, а нагайкою лихо дерешься. Ребята! поищите-ка веревки, да подлиннее, чтоб повыше его вздернуть; а вон, кстати, у самых ворот знатная сосна.

– Знаете ль, молодцы, – сказал земский, – что повесить и одного колдуна богоугодное дело; а мы за один прием двоих отправим к черту… эко счастье привалило!

– А скажи-ка, крестный батюшка, – спросил Омляш, – зачем ты сюда зашел? Уж не прислали ли тебя нарочно повыведать, где наш боярин?.. Что ж ты молчишь?.. – продолжал Омляш. – Заговорил бы ты у меня, да некогда с тобой растабарывать… Ну, что стали, ребята? Удалой! тащи его к сосне да втяните на самую макушку: пусть он оттуда караулит пчельник!

Киршу вывели за ворота. Удалой влез на сосну, перекинул через толстый сук веревку; а Омляш, сделав на одном конце петлю, надел ее на шею запорожцу.

– Послушайте, молодцы! – сказал Кирша, – что вам прибыли губить меня? Отпустите живого, так каяться не будете.

– Ага, брат! заговорил, да нет, любезный, нас не убаюкаешь. Подымайте его!

– Постойте, я дам за себя выкуп!

– Выкуп?.. Погодите, ребята.

– Что ты его слушаешь, Омляш, – сказал земский, – я его кругом обшарил: теперь