Я вижу солнце

– Да, должен мычать!

– Записать это? – спросил Зосим.

– Послушайте, люди, чем сыпать здесь проклятиями, вы бы лучше поинтересовались, кто выдаивает наших коз! – вскочил Эдемика Горделадзе.

Я и Хатия похолодели.

– Я в Ксениных понуканиях не нуждаюсь, – продолжал Эдемика, – работаю на совесть! А тех, кто не работает, нет и на собрании!

– Об этом-то и речь! Это нас и интересует: где они? – встал Кишварди.

– Меня интересует, кто ворует наше молоко! – крикнул Эдемика.

– Правильно! – поддержали его Мака, Мина, Машико, Васаси и другие.

Народ заволновался, зашумел. Зосим вовсю стучал карандашом по колокольчику, но его никто не слушал.

– Да тише вы! – крикнул Кишварди. – Эдемика Горделадзе, о каких козах идет речь? Говори ясно!

– Я скажу про свою!

– И про мою скажи! – попросила Мина.

– Пусть каждый заботится о своей козе! – бросил кто-то реплику.

– Правильно! Слово предоставляется козе… то есть Эдемике! Выходи, Эдемика!

– Я скажу с места!

– Ну, начинай!

– Не знаю даже, с чего начать…

– С хвоста, Эдемика!

Эдемика почесал в затылке, потом посмотрел на меня. Я не выдержал его взгляда, потупился, Эдемика покачал головой – дескать, попляшешь ты у меня, – и глубокомысленно изрек:

– Соседи! Коза – это вам не корова!

– А ты почем знаешь? – спросил недоверчиво Бежана. В комнате захохотали.

– Кишварди, скажи этому дуралею, пусть заткнет глотку, иначе я отказываюсь говорить! – обратился Эдемика к президиуму.

– Бежана! Еще одно слово, и я выведу тебя, – предупредил председатель Бежану.

Тот прикрыл рот рукой и обратился в слух. Эдемика продолжал:

– Моя коза – вы знаете ее, она хромает на заднюю ногу – в день дает две бутылки молока…

– И тебе не стыдно эксплуатировать козу-инвалида? – спросил кто-то.

– Ногу ей сломал не я, а молоко одинаковое у всех коз. Я продолжаю. Дает, значит, она две бутылки молока: одну – утром, вторую – вечером… Что же теперь получается? Утром я надаиваю одну бутылку, а вечером коза возвращается без молока! То есть бутылка молока пропадает! А что такое бутылка молока? Это все равно что бутылка крови! Так говорит наш врач.

– Ну, послушать нашего врача, так один королек * равен двум яйцам, а два королька – одной курице… – сказал Виссарион.

– А что, разве не так? – набросился на него Эдемика.

– Так, конечно. Вот я посадил у себя одно корольковое дерево, и теперь не нужны мне ни куры, ни курятник… Придет гость – подам ему вместо курицы королек!

– Я не знаю, кому что ты подашь, но бутылка молока – это, по крайней мере, полбутылки крови! – сбавил Эдемика.

– Уступи еще немного! – крикнул кто-то.

– Не могу! Это установлено наукой! – заупрямился Эдемика.

– Скажи в конце концов, кто отнимает у твоей козы эти полбутылки крови? – не вытерпел Зосим.

– Не у козы, а у меня! У меня этот негодяй высасывает кровь! – взорвался Эдемика, ударив себя в грудь. Он подошел к столу, схватил графин с водой, отпил несколько глотков, хотел еще раз ударить себя, но Зосим перехватил его руку, опустил ее и обратился к собранию:

– Кто еще среди вас пострадавший?

– Я! Я! Я!..– повскакали с мест Мина, Мака, Машико и Васаси.

– Пострадавшие пусть крикнут «мэ-е-е!», – предложил Бежана.

В комнате опять поднялся хохот.

– Слышишь, Кишварди? Он еще и издевается над нами! – побагровел Эдемика.

– Бежана! Выгоню тебя вон! – пригрозил председатель. Бежана затаил дыхание. Председатель жестом велел Зосиму продолжать.

– Сколько литров крови дает твоя коза, Мина?

– Четыре!

– Твоя, Машико?

– Моя – три.

– Твоя, Мака?

– Моя – всего литр, она беременна…

– Твоя, Васаси?

– Два!

– Сколько же это получается? Четыре, да три, да один, да два, да еще Эдемиковых два…

– Двенадцать! – крикнул колхозный бухгалтер.

– Раздели теперь двенадцать на два!

– Это еще почему? – насторожился Эдемика.

– Потому! Половину-то молока берете сами?

– Берем…

– Ну вот… Следовательно, в чем заключается задача?

– Узнать, чем доятся козы – кровью или молоком! – ответил за всех Бежана.

– Заткнись, олух! Задача заключается в том, чтобы определить, кто выдаивает чужих коз!

Грянули аплодисменты.

– Нечего тут определять и устанавливать! Мне все известно! – заявил Эдемика.

– Ну так говори, черт!

– Я бы сказал, да неудобно… – и Эдемика искоса взглянул на тетю.

– Говори, Эдемика! – проговорила побледневшая тетя.

– Кето, ты знаешь, ради тебя я готов идти в огонь и в воду… – сказал, запинаясь, Эдемика, – но если я промолчу, будет хуже для твоего мальчика…

В классе наступила напряженная тишина. Все повернулись ко мне и вдруг зашумели:

– Врешь, бессовестный!

– Кто тебе поверит!

– Сам лопает молоко, а сваливает на других!

– Садись, Эдемика, и молчи!

– Докажи, что это так!

– Погодите, люди! Дайте ему досказать!.. Говори, Эдемика, что тебе известно? – сказала спокойно тетя.

– Мне, дорогая Кето, известно одно: пришел как-то ко мне утром Сосойя, с ним была и Хатия… – Эдемика взглянул на Хатию. Она сидела не двигаясь и улыбалась. – Попросили они у меня козье молоко, сказали – для больного… Я отказал им. А вечером моя коза вернулась с пустым выменем… Дети в тот день побывали и у Маки, и у Машико, и их козы также пришли домой выдоенными… Так продолжается вот уже неделя… Правду я говорю, женщины? Отвечайте!

Но женщины молчали. Молчали все – то ли от неожиданности, то ли из-за уважения к тете.

– Да врет он! – встал вдруг Бежана. – Сочиняет все! При чем тут Сосойя и Хатия? Коз выдаиваю я!

– Записать? – спросил растерявшийся Зосим. Председатель кивнул.

– А что мне остается делать? В совхозе я не состою, трудодней не вырабатываю… А насчет того, что, мол, кто не работает, тот не ест, – неправда это! Козы ведь тоже не работают в колхозе, однако жрут дай бог! – Надо мне кушать или нет? Вот я и стал выдаивать коз! Вот так! – Бежана засунул в рот два больших пальца. – Сказал ведь сегодня наш председатель, что у войны ненасытное брюхо! А у меня тоже есть брюхо, и тоже ненасытное. И я стараюсь наполнить его… Правда, козье молоко без соли – не очень вкусное, но что поделаешь… А ты, Эдемика, повесил бы своей козе вместо дурацкого колокольчика кусок мчади и щепотку соли, было бы лучше… И не приставайте, ради бога, ко мне – как, да почему, да по какому праву я выдаиваю ваших коз! Ничего вы со мной не сделаете, – я сумасшедший! Я даже в выборах не участвую! Понятно? Если вы не отстанете от меня, я начну бушевать, вам же будет хуже! А ты, Эдемика, встань и держи ответ за клеветничество, за оскорбление неповинных детей! Вот так!

Огорошенный Эдемика не нашелся что ответить. Молчали и соседи.

– Ты закончил, Бежана? – нарушила тишину тетя.

– Да, дорогая Кето! – улыбнулся ей Бежана.

– Ну так садись…

Бежана, подмигнув мне, сел. Тетя встала и глухо заговорила:

– Простите меня, соседи! Это я во всем виновата. Сосо и Хатия каждый день приносили молоко и говорили, что это от соседей. Я верила им… А молоко действительно нужно было для раненого… Бежана нашел его в плантации и приволок к нам – голодного, полумертвого… Благодаря вашему молоку и заботам Аквиринэ нам удалось выходить человека… Простите меня, соседи… Я постараюсь отплатить добром…

Тут вскочил Эдемика и, задыхаясь от волнения, набросился на меня:

– Что же это ты опозорил меня, Сосойя, перед честным народом? Сделал меня посмешищем? Сказал бы, сукин ты сын, в чем дело, да я бы подарил тебе эту проклятую козу! Что мне теперь делать! Бежана и тот смеется надо мной! Эх ты, Сосойя!..

– Сосойя Мамаладзе! Встань и доложи собранию, как было дело! Мы-то уверены, что на дурной поступок ты не способен! – сказал мне с улыбкой Кишварди.

Я встал, подошел к столу.

– Дядя Кишварди, дядя Эдемика… Я и Хатия… Дядя Эдемика… Клянусь памятью матери… Мы не выпили ни одной капли того молока…