Хамза

- Зачем же тогда писали его?.. Что вы собираетесь с ним делать?

- Я снял с него несколько копий и пустил их по рукам.

- Для чего?

- Неужели не понимаете? Нужно создать общественное мнение о том, что мы не враги Хамзы. Подробности нашей стычки известны только четверым - вам, мне, Урфону и ему самому. А письмо прочтут несколько десятков человек. И расскажут о нём ещё стольким же. И возникнет слух о том, что мы против продолжения конфликта, что причиной ссоры были не мы, а вздорный, сумасбродный характер Хамзы...

- А Зульфизар?

- Зульфизар - баба! Кто будет слушать бабьи сплетни?

- А театр, актёры?

- Театр придётся восстанавливать.

- А угрозы Зульфизар в мой адрес?

- Зульфизар сказала, что приведёт свои угрозы в действие, если мы будем преследовать Хамзу. А мы больше не будем его преследовать, мы ищем мира с ним, мы выступаем инициаторами примирения...

- А вся история ваших отношений с Хамзой в Хорезме?

- Я забыл о них.

- Странно, странно...

- И ничего здесь нет странного. Жизнь движется вперёд, и всё вокруг нас постоянно меняется. Вчера мы были противниками Хамзы, а сегодня - его сторонники. Диалектика.

- Когда-то кто-то приходил в ярость только от одной строчки из песни Хамзы.

- Я же говорю - диалектика. Всё меняется.

- Ну уж если вы произносите это слово так часто, значит, действительно что-то произошло...

- Ничего особенного.

- Что случилось, Абдурахман? У вас есть какие-нибудь новости?

- Да, есть.

- Говорите.

- Я узнал от своих друзей, что Хамзу вернул в Самарканд Рустам Пулатов.

- Пулатов?

Кровь схлынула с лица товарища Назири, когда он услышал эту фамилию.

- Какие подробности?

- Пока никаких... Кстати, вы не забыли о том, что Рустам Пулатов - младший брат друга юности Хамзы Умара-палвана?

- Нет, не забыл. Кому же ещё помнить об этом, как не мне?

- Вот в чём, дорогой Алчинбек, самая главная опасность этого, как вы сами сказали, нового покровительства. Если только оно реально существует...

- Да, да, конечно...

- Теперь понимаете, почему нужно написать письмо Хамзе?

- Теперь понимаю.

В кабинете председателя Центрального Исполнительного Комитета Узбекской ССР товарища Юлдаша Ахунбабаева сидел особоуполномоченный ОГПУ республики Рустам Пулатов.

- По имеющимся у нас из надёжных закордонных источников сведениям, - говорил товарищ Пулатов, - в последнее время резко возросла активность всех басмаческих центров, засылающих на нашу территорию свои группы для вооружённых диверсий. Вызвано это, по всей вероятности, подготовкой к началу коллективизации. В связи с этим мы уделяем сейчас повышенное внимание пограничным районам. В пределах существующих возможностей стараемся перекрыть все так называемые "окна", "каналы" и "коридоры" проникновения вражеских элементов из-за рубежа... В частности, в поле нашего зрения попал Шахимардан. Обстановка там, надо прямо сказать, далеко не из лучших. И я бы даже ужесточил характеристику шахимарданской ситуации - это преступное попустительство интересами безопасности государства!.. Имеется в виду иностранное паломничество к мавзолею святого Али.

- Я понял, - кивнул Ахунбабаев.

- Мы не можем больше терпеть такого положения. Необходимо добиться запрещения допуска паломников с той стороны. И здесь, на мой взгляд, инициатива должна принадлежать вам - верховному органу власти республики.

- Религиозный вопрос стоит сейчас очень напряжённо, - поправил на столе бумаги Юлдаш Ахунбабаев. - Это область высших интересов. Мусульманские страны, граничащие с нами, постоянно включают проблему свободы вероисповедания в сферу наших государственных отношений. И мы не можем игнорировать это. Приходится искать компромиссные решения.

- А разве вопрос защиты жизни наших людей от вооружённых бандитов стоит сейчас менее напряжённо?

- Для этого и существуете вы и ваша грозная организация - карающий меч революции.

- Но если мы видим, откуда исходит вооружённая угроза Советской власти, а нам говорят, что по дипломатическим соображениям эту угрозу ликвидировать нельзя, как же нам дальше работать? Следить за каждым паломником отдельно? Ни людей не хватит, ни средств.

- Влиять на дипломатические отношения я не могу. Это не в моей власти. А средства на усиление борьбы с контрреволюцией найти можно. Конкретно что-либо обещать сейчас не стану, но разговор принимаю к сведению... Что же касается людей, то вам, очевидно, больше надо привлекать местное население, и в Шахимардане в первую очередь. Ведь кроме паломников и шейхов там есть ещё и трудовая прослойка.

- Значит, государственная власть отказывается помочь нам официально ликвидировать зарубежный канал к усыпальнице святого Али?

- Повторяю, это вне наших возможностей.

- Тогда мы ликвидируем его сами.

- Каким образом?

- Дадим приказ по военному округу - закрыть границу для религиозных экскурсантов.

- Паломники начнут скапливаться с той стороны...

- И самые нетерпеливые, которых ждут тут у нас "молиться" с кинжалом в зубах, полезут через границу по горам и ущельям. И попадут в наши руки.

- Вы взвалите на нас много дополнительной и ненужной работы. Пойдут жалобы, протесты, ноты. Придётся давать объяснения, писать десятки бумаг...

- Но пока на нас не взвалено слишком много ненужной работы. И речь идёт не о бумагах, а о человеческих жизнях.

- Границу потом всё равно придётся открывать для паломников. Дипломаты добьются этого.

- И снова закрыть...

- Что же мы так и будем создавать друг другу дополнительные трудности в работе?

- А у нас, по моим наблюдениям, некоторые организации и работники только этим и занимаются.

- Меня вы, товарищ Пулатов, тоже причисляете к такого рода работникам?

- Вас, товарищ Ахунбабаев, не причисляю. Вы же не дипломат.

- Но как представитель государственной власти невольно разделяю дипломатическую точку зрения.

- Выходит, мы оба правы...

- И в то же время противоречим друг другу...

- Наш разговор, наверное, можно было бы назвать ярким примером ведомственных противоречий. Но это было бы смешно.

- Почему?

- У государственной власти не должно быть противоречий с отдельным ведомством. Интересы государственной власти должны быть всегда выше интересов любого ведомства.

- Наш разговор стоит того, чтобы перенести его в Центральный Комитет партии республики.

- Надеюсь, там будет найдена позиция, которая устроит нас обоих.

- Разумеется, без всяких личных обид и претензий?

- Безусловно.

- А ведь это, пожалуй, хорошо, что в высшей партийной инстанции мы всегда видим высшую форму истины...

- Товарищ Ахунбабаев, у меня к вам последний вопрос.

- Слушаю вас, товарищ Пулатов.

- В своё время к вам поступал сигнал из Шахимардана об усилении религиозной деятельности местных шейхов при гробнице святого Али.

- Да, поступал. Я поручил проверить его заместителю народного комиссара просвещения Алчинбеку Назири.

- Он доложил вам результаты проверки?

- Конечно. Сигнал оказался ложным... То есть не то чтобы совсем ложным, но некоторые вещи были там сильно преувеличены. У меня есть письменные объяснения Назири.

- Я не мог бы познакомиться с этим документом?

- Пожалуйста...

- Кстати, вы слышали о конфликте, который произошёл между Назири и Хамзой?

- Слышал. Они, кажется, уже помирились.

- Меня здесь заинтересовал вот какой момент... Мой старший брат в молодости был другом Хамзы. Он очень много рассказывал мне о нём. И Хамза с детских лет был для меня, если так можно сказать, абсолютным эталоном верности и преданности коммунистическим идеалам. И, естественно, тот, кто выступал против Хамзы, всегда был для меня и противником коммунистических идеалов... Это, конечно, очень личное обстоятельство, но оно ещё ни разу не подводило меня.