Альфа Центавра (СИ)

— Она танцевала то Пархоменко, то с Котовским, которые сговорились и слезли с Собора Парижской Богоматери, как они называли последнюю уцелевшую башню в укреплениях Царицына, и:

— Лично присутствовали здесь. — На секс с ней в брачную ночь они, конечно, не рассчитывали, но как говорила Мэрилин Монро одному пока что мелкому служащему Парамаунт:

— Я хочу искупаться голой — ты посторожишь мои весчи?

— Естествен-но-о. — А куда деваться, если сам, как все:

— Влюблен в нее — по уши, и даже дальше: до самых корней ее волос.

Все отоспались, и утром, как дети в пионерлагере, после чистки зубов своим подругам и товарищам, не утерпевших домогательств Морфея, и заснувшим — двинулись к отелю Ритц.

Ритц — диспозиция:

— Фрай за барной стойкой, Эспи рядом, но с другой стороны, как говорится:

— Пассажир. — Его обслуживали за одним из четырехместных столиков, которые шли вдоль бара, но десерт после баранины с горшком, точнее с:

— Горошком и Киндзмараули и Хванчкарой вместе взятыми — одна во время, а другая для десерта больше, состоящего из лаваша, разрезанного вдоль, и капитально снабженного сыром и зеленью, — но теперь он пересел сюда, чтобы не видеть, а может даже, наоборот, чтобы видеть Задним умом, который, говорят:

— Только и видит то, что надо, — тех, кто сидел за последним от входной двери, и первым у оркестра восьмиместным столом. Их было восемь, как поется в песне. Но не в этот раз. Только трое: Дроздовский, Камергерша и Врангель. Остальных унесли в морозильник, так как бытовало сумнение, что:

— Все умирают обязательно сразу.

— А если и сразу, то не до конца, — ибо:

— Некоторые появляются опять, но, разумеется, не все, не все этого достойны, — как говорил уже довольно давно Лева Задов, когда ему передали, что его друган Мишки Япончик:

— Умер, так сказать, — и следовательно:

— Авось, — а может и нет. Поэтому слово Авось вопреки мнению некоторых относится не к любым события нашей жизни, как-то:

— Пойду в ларек, авось, сегодня привезли мягкие белые батоны, вкусно пахнущие корочкой и маком, — а только про покойников, что:

— Авось Серый Волк принес ему не только мертвой воды, но и живой.

— Ибо.

— Ибо на остальное уже нет надежды.

Вошла Елена Прекрасная с даже не прикрытой знаменитой еще по Трем Мушкетерам и Миледи с Дартаньяном лилией на плече.

— Вот ду ю сей?! — спросила она мягко, обращаясь к расположенному ближе всех Эспи, который и повернулся к тому же в ее сторону.

— Я? — возразил Эс, видя, что дама при двух кольтах сорок пятого калибра, и на один из них уже положила лапу. — Но тут же собрался и спросил:

— Продай один кольт, а?

— Ты знаешь, Полосатый, что стоит Кольт в создавшейся ситуации? — хмуро ответила дама, простоявшая ночь в деревянном щите, где и стоять можно:

— Только раком.

— Знаю, Бриллиант Сириус, но у меня его нет. Пока что. Но будет скоро, точно тебе говорю, поэтому предлагаю фьючер:

— Ты мне кольт с кожаной кобурой, без которой его не удержишь, и двумя запасными обоймами.

— Зачем тебе три обоймы, одна — если ты забыл — есть уже в пистолете.

— Это не пистолет, а наган, — заметил Фрай, который тоже был тут, но, так сказать:

— За чертой людей развлекающихся. — Тем не менее, Елена, дочь Махно и Учительницы Аги, ответила:

— В данном контексте это не обязательно: пистолет, наган — всё равно. Вот если бы мы изучали историю оружия, и более того, сдавали экзамен по Этому Делу в школе, то да, а так нет. Более того:

— Катехгорически нэт! — она подмигнула Эспи, от чего у него слегка защемило сердце. — И следовательно, — продолжила Елена Прекрасная, — ты кто? Не знаешь-ь! А ты даже не бармен, а тот, кого в кругах цирковых называют:

— Соврамши!

— Кто так говорит? — попытался защититься Фрай.

— Многие, В Трубу Свивающийся Лист, по крикухе Шекспир, например.

— Он шарлатан. Нет, я не знаю, но:

— Толстой сказал. — А он сам зеркальное отражение этого Трубочиста.

— Хорошо, я приведу вам пример, выводящий на чистую воду ваш обман. Как-то, много, но не очень, лет назад один парень по имени Иисус Христос воскрес, и рассказал всем об этом, но многие не поверили, спрашивается:

— Почему?

— Как говорили у нас в произрастающей из России Сибири, — попытался принять участие в дискуссии Эсти:

— Какие ваши доказательства?

— Вер-р-на-а! — пропела Елена. — А доказательство не увидели потому же, почему вы не видите, что наган, — она быстро вынула кольт из кобуры и крутнула на пальце, как Сандос Кид и Буч Кесседи — одновременно, — это и есть:

— Пистолет. Ибо есть разница между тем, что Написано, и тем, что Есть на самом деле. Как в данном случае:

— Вы прочитали в брошюре, что наган заряжается в барабан, а пистолет в ручку обоймой и зарубили себе на носу, что вот это-то как раз пра-авильно-но! А то:

Глава 60

— Что Люди Говорят, как попало: где хотят пистолет, а где не надо наган.

— Практика — критерий истины! — рявкнул Фрай из-за стойки.

— Да. Но у вас это только на словах, только чтобы прикрыть зазубренный с гимназии букварь. Как раз все дело не в вымысле, а в том, что вы не видите реальности. Ибо реальность — это и есть:

— Вера. Когда воскрес Иисус Христос многие — и вы в том числе — прочитали:

— События После Его воскресения. — Что и значит:

— Пистолет — это не наган, — как написано в букваре. А то, что никто так не делает: просто-напросто оставили без внимания. Факт налицо — не в счет. Ибо, ибо:

— Ибо После Воскресения идут не события после воскресения, а:

— Рассказ о Воскресении. — Который вы, как и мой пистолет Кольт записали в разряд артефактов. Нельзя Записать Воскресение без записи его После воскресения. И следовательно, пропущено:

— Очевидное. Просто-напросто вы утверждаете, что Воскресение невозможно, так как:

— Земля Несовершенное для это изобретение. — Или что тоже самое, говорите:

— Нельзя управлять аэропланом на лошади. — Следовательно, аэропланов нет.

И как раз два из упомянутых создания пролетели на Ритцем. Она разрядила барабан кольта, заправленный полудюймовыми болванками по Фраю и Эсти, как не то, что ученикам, неподдающимся дальнейшему воспитанию, а:

— Уже давно воспитанными в традициях Соврамши.

— Тварь белая, — прошепелявил Эспи, стоя рядом в Фраем на коленях. Несколько снарядов Кольта 45 попали в колонну, за которой он сидел, так что она переломилась и частично рухнула, остановленная в своем падении мягким снаружи, но железным внутри барным стулом. Елена вынула второй кольт, и ребята за барной стойкой, до этого стоявшие на коленях, забились от ужаса в дверь.

— Я никогда не запираю дверь, черт бы ее побрал, — сказал Фрай.

— Действительно, — сказал Эспи одобрительно-примирительно, — эта ее стрельба похожа на извержение Везувия.

— Нас ждет Конец Помпеи. Я даже не знал, что эти кольты похожи на бронебойные пушки.

— Особенно с близкого расстояния. Это во-первых. А во-вторых, кто ей дал его. Ибо так стрелять умели только Ино, инопланетяне, прилетавшие к нам с Альфы Центавра.

— Значит, они улетели уже? А кто это тогда?

— Какая-то наследница из рода Махно.

— Он заселил, говорят, своим семенем уже целые деревни.

— Надо что-то с ним делать.

— Лучше всего отправить во Францию.

— Кем? Поваром, я думаю.

— Лучше сапожником. Ребята посмеялись последний раз, и приготовились спокойно, так сказать, умереть при следующем артобстреле. Елена Прекрасная приблизилась, села с другой, дальней от барной двери, стороны полуобрушенной колонны, и райским голоском сказала:

— Эта, сделайте мне эни-боди грог с Мартини и гвоздикой.

— Таких грогов не бывает, — ответил Фрай, стоя на полу на коленях.

— Я сделаю, — сказал Эспи, — у меня всё бывает.

— Ты не умеешь, — сказал Фрай, и поднялся с колен, — сходи лучше на кухню за гвоздикой, а то у меня кончилась.