Ольга, княгиня зимних волков

– И пока ты еще не князь, запомни, брат мой! – тихо и внушительно произнес Равдан. – Ингорь пришел и ушел. Он будет далеко, а мы – близко. Мы – корень земли смолянской, и без опоры на нас ничего у тебя не выйдет, будь ты хоть всем Велеборовичам сразу родной внук. К рассвету мой батя с ополчением к Свинческу подтянется. И ты сам думай, на чьей стороне будешь: нашей или киевской.

– Подождите!

Вдруг скрипнула дверь и под низкой притолокой мелькнула женская фигура. Равдан быстро обернулся, вилькаи вокруг него сделали движение, будто хотели кинуться на нее. Но Эльга прижалась к стене и замерла. Отсвет лучины из открытой двери лишь чуть освещал ее. Она слышала почти весь их разговор через оконце – в волнении они говорили довольно громко.

– Подождите! – повторила она. – Лютояр… или Станибор, как тебя лучше звать?

– Пока он Лютояр, – ответил ей Равдан, переводя взгляд с пленницы на побратима. – А Станибором станет, когда земля смолянская его князем признает.

Эльга смотрела на Равдана – теперь она могла видеть его лицо, хотя в темноте мало что удавалось разобрать. Да она и не хотела вглядываться – это все же был властелин Закрадья, Князь-Волк.

– Ты поедешь к моему мужу? – обратилась Эльга к Лютояру. Теперь она знала, что он к ее похищению не причастен. – Скажи ему…

Она запнулась. Ей пришлось собрать все силы, чтобы выйти сюда и вмешаться в разговор этих двоих. Лютояр был в ее глазах непризнанным местным князем – одним из многих племенных князей с подвластных Киеву земель. А Равдан – тем же, чем в детстве для нее был Князь-Медведь. Земным божеством, предком среди потомков, обитателем и стражем рубежа между Явью и Навью. Если имелась у земли смолян одна голова, с которой нужно было говорить, то это был он – сейчас, когда один князь смолян уже был убит, а другой еще не взошел на его место.

Однажды она уже совершила ошибку, хоть и поневоле. Попыталась силой разорвать путы, которые накладывал на нее долг перед чурами. И за это понесла наказание: имея всего одного ребенка, она была мало что не бесплодна. Чуры покарали ее бездетностью, и потому она каждый день умирала от страха за своего единственного сына, который, как назло, меньше всего хотел сидеть дома в безопасности. Из-за бесплодия она постоянно боялась, что Ингвар приведет в дом другую жену и ей, Эльге, придется вести непримиримую борьбу в собственной семье, за собственного мужа, который, видят боги, и так ей недешево обошелся!

– Скажи князю Ингвару, что я прошу его вернуть жену… ему, – собравшись с мыслями, обратилась Эльга к Лютояру и несмело кивнула на Равдана. – Скажи… Ему не поможет, если он возьмет ее себе в жены. Ведь она побывала в Закрадье, она – жена… его, он теперь навеки ее муж, а у… него ведь… не может быть живых детей! Она, эта женщина, не родит Ингвару сыновей! Никого не родит! А я… скажи ему…

Голос Эльги упал почти до шепота. Немыслимо было говорить о таком чужим мужчинам, каким-то оборотням лесным, в присутствии самого Кощея, но этот неверный довод сейчас оставался ее единственным средством спасения. В конце концов, она тоже была всего лишь женщиной, и ее мучил страх, что муж, жаждущий иметь много сыновей, отвергнет ее ради другой, лет на десять-двенадцать моложе. Та, другая, сейчас была с ним в Свинческе, а она, Эльга, – не то в глуши леса, не то на том свете. Она была слишком утомлена и сбита с толку последними приключениями, и ей казалось, что муж может предпочесть ту жену, которая находилась рядом.

– А я… я рожу еще… я… в тягости, – шепотом выдавила она. – У Ингвара будет еще один сын, только если я к нему вернусь.

С ужасом она думала, не погубит ли ее будущее дитя само соседство с Кощеем. До сих пор она ничего не говорила Ингвару, потому что сама не была уверена. Она лишь недавно сообразила, что дней набегает как-то много… Причины задержки могли быть и другие: она так устала от долгого пути по холоду, ела кое-как и что придется, постоянно тревожилась. Похудела, вечно досадовала на что-то и лишь усилием воли, по обязанности, сохраняла веселый вид.

Но после двенадцати лет бесплодного брака и сомнение – уже почти счастье. Надежда все же проникла в ее сердце, и сейчас обстоятельства заставили поделиться ею с самим властелином Закрадья.

– Хорошо, я так ему и скажу, – ответил Лютояр.

Он не совсем понимал, что все это значило для киевской княгини. Но если ее просьба к мужу вернуть Ведому повлияет на Ингвара, возможно, удастся выбраться из этого болота без больших потерь.

Утром кто-то тронул Ингвара за плечо и позвал:

– Княже! Там…

Дальше он не разобрал, но поднял голову. Обнаружил, что лежит на спальном помосте в незнакомом доме. Как он сюда попал? Над ним склонился Ивор.

– Я заснул? – Ингвар сел и потряс головой. – Что? Нашли?

Очень хотелось есть, и он вспомнил, что не ел со вчерашнего утра. Потом вспомнил, что пропала Эльга, и удивился, как вообще мог спать. А он просто заснул, сидя в гриднице, куда зашел погреться, и Ивор приказал уложить его. Пусть князь поспит и наберется сил: ходить по двору и заборолу все равно не помогало делу.

– Местные пришли. Ополчение.

Услышав это слово, Ингвар живо встал. Он был полностью одет, так что оставалось только взять шапку и плащ, которым его укрыли. Потерев руками лицо, он пошел вслед за Ивором. Возможно, ополчение, вчера… или позавчера… в общем, в день первого сражения со Сверкером растворившееся в лесу, и принесло ему долгожданные вести о жене.

В сопровождении десятка из ближней дружины он пересек площадку полуразоренного городца и вышел за ворота. И невольно присвистнул. Такого он не ожидал.

Все пространство бывшего предградья было покрыто кострами, возле которых грелись люди. Их было сотни две… или три. В общем, раза в два больше, чем у него осталось в строю после двух сражений. Шлемов и щитов не было ни у кого из местных, но каждый держал или лук, или топор, или охотничью рогатину, или пару сулиц.

Затрубил рог, давая знать о появлении киевского князя. От костров к нему приблизилось несколько человек – зрелые бородатые мужики в овчинных кожухах. У троих обнаружились шлемы, у остальных мечи. Клинков было не видно, но простые рукояти из кожи или кости, обычные железные наборы, кожаные ножны явно изготовили здесь, на месте. Однако само появление мечей у этих людей настораживало. Добыча?

Ингвар ждал, стоя перед воротным проемом захваченного Свинческа. Пообок еще виднелась тесовая крыша «порока» – будто прирученное чудовище, подчиненное воле киевского князя. По сторонам от Ингвара встали кмети: с настороженными лицами, готовые к новой схватке. Они выдержали два сражения подряд и уже считали себя победителями, но за ночь перед ними выросло новое воинство – будто его выслала сама эта земля, не желающая склониться перед чужаками. Чего хочет Смолянская земля, киевляне не знали, но угроза была им ясна.

Среди бородатых мужчин обнаружился один знакомый – рослый парень с длинными усами, то есть Лютояр. А возле него стояла немолодая женщина с усталым морщинистым лицом. Поверх кожуха плечи ее покрывала богатая голядская накидка, выкрашенная в синий цвет и украшенная бронзовыми спиральками. Это еще что за чудо?

– Здравствуй, князь Ингорь! – первой заговорила женщина. По речи ее было слышно, что она действительно голядка. – Все ли у тебя благополучно?

– Кто вы такие? – прямо ответил Ингвар.

У него далеко не все было благополучно, но он сдержал негодование и не стал браниться. Важнее было выяснить, что ему принесли эти нежданные гости – помощь или новые беды?

– Я – Еглута, Добутина дочь. Вдова Ростимила, сына Станиславова, внука Велеславова из рода Велеборовичей. Вот это – сын мой единственный, Станибор, – женщина показала на Лютояра. – Я спасла его, когда Сверкер сын Олава погубил весь род моего мужа. Теперь, я слышала, Сверкер мертв. Мой сын – единственный законный наследник Велеборовичей. Земля смолян хочет видеть его своим князем. Послушай, что тебе скажут эти мужи!