Ковчег детей, или Невероятная одиссея

Теперь, когда Райли Аллена не было на борту, всем распоряжался старший врач Грегори Эверсол. Как это уже было после Владивостока и Мурорана, он позволил детям первые два дня поспать дольше обычного. Так что завтракать они сели только в десять утра. Вот меню колонии в этот день:

Завтрак: Саго с молоком, чай, хлеб, масло, апельсины.

Обед: Овощной суп, холодная ветчина, рис, томаты, кофе с молоком, чернослив.

Ужин: Жаркое из баранины, картофель, чай, хлеб, яблоки.

Ханна Кемпбелл подружилась с десятилетним Леней Андреевым. У мальчика малокровие, плохой аппетит.

— Я возьму над ним шефство, — сказала мамаша Кемпбелл. И все дни пребывания на берегу не отпускала от себя.

Только они вышли из автобуса на одной из улиц Сан-Франциско, как мальчик спросил:

— Скажите, как это им удалось так чисто убрать улицы?

…Теперь, на пароходе, Леня тоже держался рядом с Ханной.

— Что тебе, Леня? — спросила она.

— Я хочу, чтобы у нас на пароходе было так же чисто, как в Америке.

— Это замечательно. Но что ты предлагаешь?

— Дайте мне щетку и мыло. И скажите, где убирать.

Ханна была глубоко растрогана. Но Леня оказался не единственным, кто обратился к ней. Мания уборки прокатилась по всему судну, как раньше — стирка. Чтобы каждому найти дело, пришлось даже освободить от своих обязанностей часть бывших военнопленных.

— Вы правы, — сказал Ханне доктор Эверсол. — Надо поддержать энтузиазм детей. Скоро мы войдем в тропики. А там санитарные требования куда жестче.

— Не волнуйтесь, Грегори! С такой армией волонтеров мы сделаем наш пароход образцовым… Самым чистым из всех, что находятся сейчас в Тихом океане.

— И не забудьте о белье…

— О да! Это моя головная боль! — воскликнула мамаша Кемпбелл.

— Почему же?

— Известно ли вам, сколько белья перестирали для нас в Сан-Франциско? — Она выразительно помолчала. И сама же ответила: — Одиннадцать тысяч комплектов.

— Это целая гора…

— Которую надо разобрать и разложить по полкам бельевой.

— К этому нужно привлечь старших девочек, — посоветовал Эверсол.

— Я тоже так думаю, — согласилась Ханна.

…Предстояло разобрать еще одну гору — подарки от жителей Сан-Франциско.

Чего там только не было! Коробки с шоколадом и консервированные дыни, береты и шляпы, листовая бумага и почтовые карточки, нижнее белье и акварельные краски, игрушки и небьющаяся посуда… Невозможно было принять все то, что несли и несли к трапу. Как сказал капитан Каяхара: „Йоми Мару” не потянет!»

Запольский и Дейбнер получили по связке книг и по бритвенному прибору.

Лена Александрова — красивую куклу. Теперь у нее их было уже три. Одну она везет с самого Петрограда. Другую получила от Армии спасения. Это была одна из тех целлулоидных кукол, что целую милю полоскались за кормой теплохода. А третья, которую только что вручил Леночке дядя Барл, была в одежде принцессы. Розовое платьице, золотистые туфельки и того же цвета шляпка… Конечно, такой красавице место не в соленой океанской воде, а в салоне первого класса.

Получили подарки русские воспитатели. Не обошли вниманием и бывших военнопленных. В ящиках нашлось много обуви и одежды — на любой размер и вкус.

Бремхолл, несмотря на возражения Эверсола, настоял вывесить списки дарителей.

— Дети должны знать имена добрых людей. Это их научит тоже быть щедрыми и милосердными.

Список дарителей получился внушительным. Были указаны не только имена, но и адреса. На случай, если кто-то из детей захочет написать письмо.

Раздача подарков напомнила Рождество…

После ужина Барл Бремхолл собрал старших колонистов на верхней палубе и обратился к ним с речью. Говорить он умел. И не выбери карьеру банкира, стал бы, наверное, спикером парламента.

— Мои юные друзья, — сказал Бремхолл. — Вы сегодня получили подарки, а я целую пачку телеграмм, которые мне передал капитан и которые продолжают поступать и поступать из Сан-Франциско на имя колонии. Под телеграммами подписи многих людей. Они пишут о любви к вам и желают спокойного моря на пути домой.

Вы провели в Калифорнии три прекрасных дня. А известно ли вам, каких огромных усилий это стоило? Особенно со стороны офицеров и служащих американской армии.

Напомню, что «Йоми Мару» достиг Сан-Франциско воскресным вечером. А в понедельник утром мы уже высадились на берег. Разрешение же на размещение колонии в «Форт-Скотте» было получено только накануне, в пятницу. Эти бараки пустовали больше года. Площадки вокруг заросли сорняком. Не было кроватей и кухонного оборудования. Да и других предметов, необходимых для питания и быта. А ведь речь шла о размещении девятисот шестидесяти детей и взрослых.

Сотни людей вышли в пятницу на работу. Это были солдаты. Одни чистили площадки от сорной травы. Другие устанавливали кухонные плиты, доставляли на грузовиках столы и стулья, кровати, матрасы, одеяла и подушки.

Всю пятницу они работали. В пятницу вечером они все еще работали. На эту работу были потрачены вся суббота и воскресенье. Не будь эти люди заняты, они в свой уикенд отдыхали бы в постелях или читали книги в солдатских библиотеках. Однако они не ворчали и не жаловались на судьбу. Они все это делали для вас, русских мальчиков и девочек. И были рады помочь детям.

Мы уже находились в бараках, а они все продолжали работать.

В первый день нас обслуживала группа поваров из берегового артиллерийского отряда. А другие солдаты выполняли роль официантов. На следующий день и через день к нам прислали курсантов из школы пекарей.

Представьте, многие из этих людей не оставляли основной службы. Один старший сержант признался мне, что закончил ночное дежурство, и его сразу послали в «Форт-Скотт». А ведь скоро ему снова выходить на дежурство.

Работники Тихоокеанского отделения Красного Креста также трудились днем и ночью. Мистер Уилкинсон — он помощник менеджера — не спал три ночи.

Мы прибыли в выходной день. Часть военных автомобилей не имела бензина. Тогда одна из автомобильных компаний предоставила нам свой транспорт бесплатно.

Много людей помогало нам. Я хорошо запомнил человека, который собрал вещи и сладости и долго дожидался нашего прибытия в парк, чтобы вручить все это.

— Я тоже его запомнил, — неожиданно сказал подросток, стоявший рядом с Бремхоллом. — Он был в светлой куртке. Верно? Посмотрите, что он мне подарил! — Мальчик поднял над головой фотоаппарат.

— Ты уже снимал им?

— Нет. Я пока не умею.

— Тогда знай — тебе повезло, что мы знакомы.

— Вы меня научите фотографировать, мистер Бремхолл?

— Уже завтра ты сделаешь свой первый снимок. — Бремхолл взял в руки фотоаппарат и повертел в руках.

— Прекрасный подарок.

Сияющий подросток встал на свое место. А Бремхолл поднял над головой стопу газет.

— Как видите, я принес не только телеграммы. В каждой из этих газет написано о вас.

— О нас пишут хорошо или плохо?

— Вы вели себя прекрасно. Я горжусь вами. Надеюсь, так же будет и в Нью-Йорке.

— Тогда почитайте, пожалуйста, — попросили девочки.

— Это было бы слишком долго. Мы еще найдем время. А сейчас вам покажут новый фильм. Это тоже подарок, полученный нами в Сан-Франциско.

Последние слова прервал крик радости. Танцы и кино были любимым развлечением детей.

Речь Бремхолла переводила медсестра Елена Домерчикова. Делала она это не впервые. И каждый раз удивлялась, как это в одном человеке уживается холодный прагматик с пылким романтиком.

— Барл, если позволите, я возьму газеты и просмотрю их. А потом перескажу детям, что о них пишут.

— Конечно, мисс Елена. Я вижу, вы очень любите этих детей.

— Иногда мне кажется, что передо мной младшие братья и сестры.

— Но они ужасные проказники…

— Ну и что с того? Разве мы были другими?

— Да, вы правы. Послушайте, что сказал сержант, который нес дежурство в парке. Он сказал мне: «Вряд ли с такой легкостью возможно было бы управлять восьмьюстами американскими мальчиками и девочками…». А вот мнение офицера, работающего в порту: «Я занимаюсь пассажирскими судами уже больше двадцати лет. Но никогда прежде не видел парохода, лучше управляемого, чем „Йоми Мару”».