Переяславская рада. Том 2

Иннокентий X, получив ночью известие о возвращении Иеремии Гунцеля, приказал иезуиту быть у него с рассветом. Необходимость знать все, что произошло в Речи Посполитой, была так неотложна, что папа с нескрываемым нетерпением ожидал иезуита, жалея, что не вызвал его сразу по приезде.

Папа Иннокентий повелел: едва лишь Гунцель ступит на ватиканскую площадь, должны зазвонить на колокольне собора святого Петра. Пусть видят и слышат все, как почитают папа и святая церковь тех, кто несет ее крест в далекие края, возвращая, яко заблудших овец, тысячи и тысячи людей в ее лоно. Эта торжественная встреча должна была явиться свидетельством новых мер, какие предпримет Ватикан в отношении тех, кто осмелится поднять руку против католического Рима, а тем, кто верой и правдой служит Ватикану, он воздает честь и хвалу, как святым мученикам.

Вот почему верный слуга Ватикана Иеремия Гунцель был осчастливлен высокою лаской святейшего папы.

— Говори, сын мой, — приказал Иннокентий, указывая Гунцелю на низенькую скамеечку возле своего кресла, и котором он сидел, обхватив заплывшими жиром пальцами кожаные подлокотники. — Говори, сын мой. — Папа закрыл глаза, и его лоснящееся лицо с тройным подбородком, как мешок свисавшим на шелковую сутану, покрывавшую жирную грудь, исполнилось кажущимся спокойствием и равнодушием, которые немало удивили Иеремию Гунцеля.

— Недобрые вести, ваше святейшество, — скорбно заговорил иезуит.

Он поднял глаза на папу, но на лице у того было то же выражение равнодушия, только в голосе зазвучало недовольство, когда он вдруг сказал:

— Говори все! И худое может стать чудодейственным, все в руках господних. Ты был там?

— Я был там, ваше святейшество. Я видел своими глазами все и все слышал.

Неторопливо и обстоятельно говорил иезуит.

Слово в слово передал он о том, что происходило на Раде в Переяславе, не упустив и того, как еретик Хмельницкий изрек своим богопротивным голосом страшные слова, за которые ему не уйти от ада и адских мук: «У нас в Переяславе колокола так звонят, что даже в Риме слышно. Запляшет там папа с иезуитами!»

Черная тень скользнула по лицу папы, Еле шевеля губами, он выдавил:

— Дорого заплатит еретик за богохульство свое. Говори дальше.

И снова Гунцель заговорил.

Рассказ его не обрадовал папу. Что ж, Иннокентий X, в сущности, и не ждал лучшего. Когда иезуит закончил свой рассказ, папа долго молчал. Сидел, заслонив глаза рукой.

В стекло постучал клювом сизый голубь, любимец папы. Пришел час, когда папа собственноручно отворял окно, кормил голубя зернами со своей святой ладони. Приготовленные слугой зерна пшеницы золотились в серебряной тарелочке, голубь видел их сквозь стекло. Он еще раз ударил клювом в стекло, взмахнул крыльями и полетел. Иннокентию X было сегодня не до него.

— Ступай, отдохни, сын мой, — произнес папа после долгого молчания. — Ты оправдал надежды святой церкви, Иеремия Гунцель, и потому вскоре ты снова поедешь в те края.

Папа открыл глаза, и иезуит слегка отодвинулся от кресла, точно огонь, зажегшийся в прошитых красными жилками глазах Иннокентия X, мог опалить его.

— Ты предстанешь на этой проклятой мною земле, — с угрозой продолжал папа, — как вестник моей воли. Там, где ты пройдешь со многими слугами моими, все живое умрет. Дети проклянут отцов, а отцы детей. Аминь!

— Аминь! — повторил Гунцель, сложив ладонями руки и прижимая их к груди своей.

— Они пожалеют, что пошли против Ватикана, но будет поздно. На сей раз я не уступлю. — Иннокентий вытянул руку перед собой и хрипло проговорил: — Пытки, муки, лютая смерть на головы еретиков. Ступай, сын мой.

Тихонько, осторожно ступая, точно не ковер лежал под ногами, а разбитое стекло, Иеремия Гунцель покинул папскую опочивальню.

Спустя несколько дней негоциант Умберто Мелони, имея при себе охранную грамоту венецианского правительства, выехал в Польшу, с тем чтобы по дороге посетить еще некоторые города в других государствах.

Значительная сумма в талерах и гульденах и знакомства среди солидных купцов в тех краях обеспечивали легкое и беспечное путешествие. При негоцианте был ловкий слуга Юлиан Габелетто. Хорошо зная язык русских людей, он в случае необходимости мог служить и толмачом. Габелетто был рекомендован негоцианту кардиналом Сфорца.

Негоциант Умберто Мелони имел счастье перед отъездом засвидетельствовать свое уважение славному дипломату Альберту Вимине, с которым счастливый случай свел его в Риме.

Накануне длительного путешествия беседа с Виминой была нелишнею.

А весенним вечером 1654 года Умберто Мелони и Юлиан Габелетто покинули Рим.

Рыжая ряса монаха Иеремии Гунцеля и веревочный пояс лежали на дне сундука, привязанного к задку кареты. Суковатую палку можно было добыть где угодно. Но ряса была как бы зачарована, в ней везло. Гунцель считал, что пренебрегать этим не следует, отправляясь в далекий путь.

…Между тем стоящая, но хорошо налаженная машина Ватикана пришла в движение. Не одни проклятия посыпались на головы еретиков… Чума в черной сутане поползла на восточные земли, туда, к далеким берегам Днепра, где русские и украинцы стояли плечом к плечу, вооруженные и крепкие духом, готовые на все, лишь бы не даться под власть Ватикана, лишь бы избавиться от окатоличения и — как следствие этого — захвата их земель польскою шляхтой… Но Иннокентия X утешало то, что у своевольников было одно слабое место. В спину им зорко глядела Оттоманская империя. И хотя ислам для Ватикана оставался лютым врагом, по именно на него уповал Инпокентпй X, подкрепляя упования свои обычным, испытанным способом.

Давно уже решив, что все средства хороши, Иннокентий X делал свое дело. Оп, казалось, только дернул за тоненький шелковый шнурок серебряный колокольчик, висевший над высокою резною дверью его опочивальни. Но прошло немного времени, как, точно откликаясь ему, тревожно зазвонили колокола в Мадриде и Париже, в Лондоне и Нюрнберге, в Кракове и Стокгольме.

На далеком Крите и за стенами монастырей Мальтийского рыцарского ордена засуетилась иезуитская братия.

Папская булла, направленная своими едкими проклятиями в сердца еретиков, читалась всюду, где насчитывался хоть десяток католиков.

Европа зашевелилась. Близорукие политики, почившие на лаврах после Тридцатилетней войиы, недовольно пожимали плечами. Но такие, как французский королевский канцлер граф де Бриен. или же лорд-протектор Англии Оливер Кромвель, или шведский канцлер Аксель Оксеншерна, забеспокоились. В воздухе явственно запахло порохом…

Владельцы меняльных контор, банкиры и ростовщики, советники коммерции в Венеции и Амстердаме, в Ганновере и Лиссабоне, в Лионе и Франкфурте-на-Майне, предчувствуя крупный барыш, потирали руки.

Раздувался именно тот огонь, для поддержания которого не жаль подбросить в костер лишних сто тысяч гульденов или ливров.

Опытные и ловкие венецианские купцы проявили большой интерес к принятым паной мерам в отношении Востока. Кто-кто, а они в свое время больше всех извлекли выгоды из многочисленных крестовых походов, совершавшихся под знаменем войны за освобождение «гроба господня». После того как устранены были с пути византийские торговые люди в связи с падением Византии, им принадлежали в Европе все сокровища Востока.

Мир, который требовал в неслыханных количествах восточные товары, мог получать их только из рук венецианских торговцев. Правда, у венецианцев появились соперники, Чем дальше, число и, хуже того, сила этих соперников возрастали. Это учитывал папа, получая именно у венецианцев наибольшие суммы денег для осуществления своих замыслов.

Столетиями мечом и крестом пробивался путь на Восток. Тщетно Оттоманская Порта и ее вассалы отгораживались законами ислама, словно крепостной стеной. Тщетно ислам под страхом смерти запрещал чужим кораблям появляться в водах Средиземного моря, чтобы вести торговлю с Египтом и Сирией. Войны и время делали свое.

В некоторых случаях ислам мирился с Ватиканом.