Приютка (СИ)

- Есть, - ответила Юля, - Нормальные, не пьющие.

- Пошли к ним, - Авдотья Исааковна взяла Юлю за руку и повела к выходу из приюта, несмотря на то, что девушка упиралась и не хотела идти.

- Ванька не знает, что я на сносях, я ему не говорила, я этого ребенка не хочу, - возмущалась Юля.

- Я тебе что днем сказала? Чтобы ребенка родила, воспитала и человеком вырастила, иначе отдеру тебя как сидорову козу, - ответила Авдотья Исааковна, - Веди меня к своему Ване.

- Я не знаю, где он живет, мы только в кузнице и за сараем с ним общались, - ответила Юля.

- Веди в кузницу, будем там разговаривать, - настаивала воспитательница.

Иван, увидев, что к нему пришла явно беременная Юлька с кем-то, был немало удивлен.

- Ваня, пошли к твоим родителям, будем разговаривать, - сказала Авдотья Исааковна, - Вы этого ребенка вместе делали, вместе должны отвечать.

- Юлька, а чего ты ко мне ходить перестала? – удивился Иван, - Про ребенка ничего не сказала. Пойдемте к родителям, поговорим, я не против.

- А все потому, что твоя Юлька ребенка в приют хотела подбросить, на крыльцо, так же, как ее в свое время подбросили, - ответила Авдотья Исааковна.

Уже в доме, разговаривая с родителями в небогатой, но приличной избе, Авдотья Исааковна сказала:

- Значит, вы не против, чтобы Ваня взял ее в жены, я тоже только за, Ваня вообще, сам такую идею выдвинул. Все, Юлька, ты замуж выходишь.

Венчание было назначено через три недели. За это время девочки из класса сшили Юле красивое платье и пошили приданое.

- Держи, Юлька, - сказала Авдотья Исааковна, - Этого белья вам года на два точно хватит, а там уже обживетесь.

- Я замуж не хочу, мне еще рано, я еще сама ребенок, - ревела Юля, - Я в церкви батюшке «нет» скажу, когда он согласие спрашивать будет.

- Скажешь в церкви батюшке «нет» - я тебя в приюте потом так выдеру, что сто раз пожалеешь, - пугала девушку Авдотья Исааковна, - Не пожалею, что беременная.

Девушка не знала, что ее просто запугивают, а воспитательница на такое не готова, поэтому даже слегка обрадовалась и сказала:

- Зато, может, выкидыш потом будет.

Но в назначенный день, Юля, красиво наряженная, решив, что другой возможности красиво погулять на свадьбе у нее не будет, не стала ничего устраивать. Переехав после венчания в дом к мужу, Юля стала домохозяйкой».

Еще раз посмотрев по сторонам, Анна подумала и сказала сама себе:

«А потом, через годик, Юлька приходила с мужем в приют, обнимала маму, плакала и говорила, что безумно благодарна ей, что выдала ее замуж за хорошего человека, которого и она любит, и он ее любит, и они вообще, второго ребенка планируют».

Вздохнув, Анна тихо сказала сама себе:

- И замуж вышла, и на фабрику не попала, вот повезло девке. А я, пока девочки гуляли со своими женихами, сидела в классе да книжки читала. Может, и мне надо было так сделать? Да не факт, что все так же хорошо бы сложилось, да и маму огорчать не хотелось бы… Хотя я ее своей судимостью и так огорчила немало.

Удивившись от того, что ее так потянуло на воспоминания, Анна услышала окрик жандарма, что прогулка окончена.

«Надо же, всю прогулку Юльку провспоминала, а надо было гулять», - огорченно подумала девушка и вернулась со всеми в камеру.

Несмотря на то, что до ночи еще было далеко, Анна без сил упала на нары и, придремав, вдруг заплакала.

- Ты чего плачешь? – толкнула в плечо девицу одна арестантка.

Анна отвлеклась от своих воспоминаний, в которых она снова будто ела яблоко по случаю Юлькиного венчания и сказала:

- Лошадку жалко, глазки ее умные черные вспоминаю… Съели, поди, разбойники, бедную малюточку.

Девушка заплакала чуть ли ни в голос. На мгновение Анна поверила в то, что она действительно сидит в неволе из-за лошади.

- Лошадей не едят, - ответила арестантка, - Все, успокойся, спи давай. Ту самую лошадку сейчас разбойники любят. Или ты ее сама сожрала и вспомнила вдруг?

- Ну тебя, я никого не ела, - ответила Анна и прекратила плакать, - Ее разбойники увели.

- Тем более, замолчи уже, - огрызнулась собеседница, - Ночь, спать давно пора.

Анна немного успокоилась, но продолжила воспоминания.

«Сюда меня хоть перевели», - подумала девица, - «Тяжело, но терпеть хоть можно. А там бы, а Карийской каторге, я до освобождения точно не дожила, что-нибудь бы произошло. Или убила бы кого-то и осталась на пожизненную каторгу, или в драке бы меня убили, или после очередной стычки бы меня жандармы выпороли и я бы померла».

Утром девушку пытались разбудить всей камерой. Анна, проплакав полночи, никак не хотела просыпаться.

Одна заключенная постаралась ее растолкать.

- Отвали от меня, морда жандармская, сколько можно уже! – слабо буркнула Анна.

- Бредит, врача бы надо, - сказал кто-то.

Вскоре девицу перевели в тюремную больницу, она действительно серьезно заболела.

- У нее тиф, хорошо, что вовремя заметили, - сказал доктор, осмотрев девицу, - Может быть, можно спасти.

- Отвали от меня, - каждый раз тихо шептала девица, когда доктор ее трогал. Вероятно, Анне чудились жандармы из Забайкалья.

- Бредит уже который день, плохо это, - как-то раз сказал доктор, - Слабенькая она какая-то, как бы не померла, статистику нам не испортила. В Забайкалье, наверное, здоровье подорвала?

- Какой, в Забайкалье здоровье подорвала? – удивился офицер, пришедший узнать ситуацию, - Она же там ни дня не работала.

Когда к концу недели девица пришла в себя и смогла отвечать на вопросы, доктор решил немного уточнить ситуацию.

- Где ты здоровье подорвала? – спросил он девицу, - В Забайкалье?

- Не знаю, - ответила Анна, - Может, в Забайкалье, может, на фабрике.

- А чем ты в Забайкалье занималась?

- На проклятых политических набрасывалась, а потом получала нагайкой или руками, по карцерам сидела. А когда перевели в одиночку – нарушала порядок, шумела и тоже по карцерам отдыхала.

- Все тут понятно, - ответил доктор.

В больнице Анна провела не месяц, как это было бы логичнее – к концу четвертой недели девица начала выздоравливать, а практически два с половиной. Врач посчитал, что Анне будет полезно отдохнуть. Девица была этому очень рада, потому что и питание больным было получше, и слабость не позволила бы работать. В конце ноября Анна вернулась в камеру. Девица до сих пор никак не могла понять, где и как она умудрилась подхватить тиф, ведь кроме нее никто не заболел. Решив, что это как-то каким-то образом надуло с улицы, Анна успокоилась.

========== Побег ==========

Декабрь 1887. Врач выписал Анну из тюремной больницы, и девица снова вернулась к своим прежним занятиям. Матрешки, ложки, хохлома, гжель. Но, после длительного лечения и отдыха в больнице, девице уже не хотелось работать. Конечно, если бы Анна сказала, что она больше не будет трудиться, ее бы перестали водить в цех, но этой идеи девице показалось недостаточно. Анна решила сбежать.

Совершенно забыв о том, что в Забайкалье, в первый же день на Карийской каторге, она пыталась сбежать, а потом лежала на лавке, пыталась не реветь в голос и получала плеткой вполне заслуженное от жандарма, Анна решила снова попытать счастья, тем более, что Москва была уже совсем близко.

Куда бежать, девушка не представляла. Анна долго думала, как именно она сможет осуществить свой план. В конце концов, девушка решила, что бежать она будет во время прогулки – других возможностей девица не видела. Так же Анна, по своей наивности, даже не представляла, что ей дальше делать, после побега. Девица думала, что сможет добраться до Москвы, а там, где-нибудь на Хитровке, она сможет найти себе уголок.

Конечно, Анне было очень грустно от того, что кроме как на Хитровку, ей идти некуда, ведь еще с приюта она знала, что это – самое худшее место в Москве, но больше находиться в централе девица не хотела.