Письма Кэмптона — Уэсу

В лучах стелющегося над Лондоном рассвета Эрл поведал нам свою повесть, и мы ясно представили себе холм в гряде холмов, примирившегося с жизнью юношу, взобравшегося на вершину, промокшую под проливным дождем женщину, спешащую догнать его и отдать всю себя в одном взгляде. Мы не смотрели ни на Барбару, ни на Эрла. Проникнув в их тайну, мы перекинулись немногими словами и ушли. Наш хозяин открыл нам значение празднуемой ими годовщины. Мы поняли и радовались за них.

Доброй ночи, милый мальчик. О, если бы ты мог разделить наш праздник!

XIV

ГЕРБЕРТ УЭС — ДЭНУ КЭМПТОНУ

Ридж.

Беркли — Калифорния.

27 февраля 19… г.

Любовь — это нечто, что начинается ощущением и кончается чувством. Благодаря прекрасной и допустимой гиперболе вы начали ваше описание любви ощущением и закончили чувством. Вы говорили о любви терминами любви, а это — тщетная и ненаучная попытка. Теперь разрешите мне дать научное определение. Любовь — это болезнь ума и тела. Причиной является страсть, созданная воображением.

Любовь — одна из фаз функции воспроизведения и ведома только человеку. Любовь, говоря языком обычной речи, есть возбуждение чувств, неизвестное низшим животным. Низшие животные лишены воображения, и у них стремление к продолжению рода проявляется в чистом виде. Но человек отличается развитым воображением. Половое чувство в его чистом виде является лишь предлогом и затемняется всевозможными фантазиями, заблуждениями и бессвязными мечтами. И подлинная сущность функции настолько прикрывается, что человек забывает о ней, особенно в период любовного безумия, и между двумя силами, создающими любовь, — стремлением к продолжению рода и воображением, — возникает противоречие.

Современный романтический любовник (выражающий ощущения терминами чувства и твердо верящий, что это называется рассуждением) не в силах помирить душевную экзальтацию с требованиями тела, не в силах понять, как душа может превратиться в тело и в объятии выразить себя. У всех чувствительных, спиритуалистически настроенных мужчин и женщин бывают минуты тоски, слез и отвращения к себе, когда они смущены и убиты физическим обликом любви. Бедные люди! Они глубоко и искренно страдают вследствие такого сентиментального понимания любви. Им кажется, что тело и душа — два разных начала, которые должны жить каждое само по себе во избежание взаимного осквернения. И в конце концов, любя верной, хорошей любовью, они проявляют свою любовь, но не в состоянии стряхнуть с себя чувство греха, стыда и личного унижения. Они не понимают жизни, в этом вся беда. Животное, не наделенное воображением, не нуждается в оправдании жизненных актов, а люди нуждаются в нем и не могут его найти. Благодаря несдержанному и неуравновешенному воображению они принимают часть за целое, и когда жизнь заставляет их посмотреть правде в глаза, они потрясены и испуганы. Они не думают о том, что потребность продолжения рода является причиной страсти и что человеческая страсть, подгоняемая и переработанная воображением, становится любовью.

Стоя на этом пути, я могу отрицать, что для брака требуется нечто большее, чем расположение (я лично не нахожу в эротических явлениях ничего духовного). Если мужчина чувствует к женщине расположение, не впадая при этом в добрачное безумие, если мужчина идет, так сказать, кратчайшим путем, то я не вижу причин, почему бы ему не жениться на этой женщине. Его поступок вполне оправдан, ибо романтическая любовь после брака должна перейти в спокойное расположение. Но не поймите меня ложно, Дэн. Я не распространяю этого на всех. Человеческое стадо не подчиняется этим законам; в общежитии принята отвратительная форма брака, справедливо презираемая вами, — брак по расчету. Увы, он слишком часто прикрывается маской романтической любви. Конечно, не каждый способен идти кратчайшим путем, избегая в то же время насилия над здоровым чувством полового подбора. Не умея размышлять, средний человек выполняет требования полового подбора, проходя чрез болезнь романтической любви. Но для немногих из нас, — смею включить в это число и себя, — доступен кратчайший путь. Им-то я и пойду, как бы далеко он ни уводил от всех соображений материальной выгоды и домашнего уюта.

Брак играет меньшую роль в жизни мужчины, чем в жизни женщины, — по крайней мере нормальных мужчин и женщин. Как воспроизведение является функцией женщины, а питание — функцией мужчины, так и брак представляет большую ценность для женщины, чем для мужчины. Брак заполняет собой всю ее жизнь, в то время как для мужчины он является лишь эпизодом, одной из сторон многогранной жизни. Так повелевает природа. Мужчины первобытных времен, посвящавшие больше времени и энергии любовным делам, чем добыванию пищи и устройству жилища, погибали от истощения. Лишь нормальные мужчины, относившиеся с надлежащим уважением к материальной жизни, выжили и продолжали свой род. Весьма вероятно, что человек, отдававший слишком много внимания любви, не мог получить себе жену. Так, по крайней мере, бывает в настоящее время. Такой человек не пользуется успехом у женщин и обычно остается ни с чем.

Раз мы заговорили об этом, не забудем Данте Алигьери — вдохновителя всех любящих. Приходило ли вам в голову какое-нибудь подходящее объяснение тому факту, что он мог жениться на Джемме — дочери Манетто Донати, родившей ему семь душ детей и ни разу не упомянутой им в «Божественной комедии»? Вы помните, что писал он о своей первой встрече с Беатриче: «В тот миг я почувствовал, как дух жизни, живущий в самых потаенных углах сердца, задрожал столь сильно, что все тело мое сотряслось». А позже у него было семь человек детей от Джеммы, дочери Манетто Донати, про которую историк сказал: «Нет причин предполагать, что она была плохой женой».

Что касается первобытности, то я ссылаюсь на нее только потому, что мы еще очень первобытны по своему складу. Сколько тысячелетий цивилизации, по-вашему, обтесывало и полировало нашу грубую сущность? Одно, по всей вероятности, а в лучшем случае, не более двух. Мы еще не забыли те дни, когда, опьяненные своей силой и подвигами, мы пили кровь из черепов наших врагов и пределом счастья считали оргии и резню, достойную Валгаллы. А сколько, по-вашему, тысячелетий мы прожили в диком состоянии? И сколько миллионов лет тянулся процесс развития, начиная от первого момента, когда дрогнуло жизнью неорганическое вещество? Две тысячи лет — это очень тонкая фанерка на многомиллионной толще.

Наши хваленые две тысячи лет цивилизации — лишь подсобное и очень непрочное приобретение. Мы не рождаемся с навыками культуры. Каждый из нас должен заново приобретать их из устных и письменных речей своих современников и предшественников. Изолируйте младенца от мира, и он никогда не научится говорить, а без слов он сможет мыслить только в самой простой и конкретной форме. Но он будет обладать всеми инстинктами и страстями животного — то есть теми острыми углами, которые постоянно чувствуются под внешним лоском цивилизованного человека.

Наша культура является к нам последней и уходит первой. Я видел, как в один час, нет, в одно мгновение, сходил с человека весь внешний лоск. Наша культура не что иное, как накопленная веками мудрость расы. Она не составляет части нас самих и не передается по наследству от отца к сыну. Это нечто приобретаемое каждым индивидуумом для себя в той степени, в какой это является ему желательным. Нет, я прав, обращаясь назад к первобытности. Она объясняет мне современность и мир, в котором я живу. Вы, Дэн, переутончены, вы слишком обогнали наше время. Вы похожи на тех фанатиков и идеалистов, что указывают Америке путь разоружения перед лицом готового к войне мира, несмотря на то, что акт этот равнялся бы самоуничтожению.

Кончаю это отрывистое письмо. Скоро я примусь за подробную аргументацию своих мыслей. Я докажу, как велика роль интеллигента в браке и сколько требуется воздержания, терпения и жертв для совместной жизни. И я докажу вам, что такая любовь выше и прекраснее романтической любви.