Избранные письма. Том 2

К работе призываю весь театр. Вам придется присмотреться, чтоб решить, как Вы выкроите время для своих картин «Мизерере», чтоб и «Мизерере» не застрял по возможности. И в этой области, может быть, так или иначе раздать роли и проч.

Я Вас прошу сказать Симову о моей просьбе и звать его в театр в воскресенье, к 12 часам.

Кого Вы будете играть в «Карамазовых», решу до воскресенья[25].

Умоляю Вас понять мою решимость и поддержать меня. Начинать сезон Гамсуном[26] и «Мизерером» — жидко, и, ввиду болезни Константина Сергеевича, это значит расписаться в том, что театр сам по себе еще не так силен, чтобы решиться на что-нибудь крупное. Надо вместо одной крупной задачи — «Гамлета» дать другую крупную, а не пробавляться легкими постановочками[27].

Чем больше Вы примете участия в «Карамазовых», тем я буду спокойнее. Даже если бы пришлось «Мизерере» приостановить надолго! Но я думаю, что на все найдем время и силы. И Марджанов примется еще за Гамсуна!

Роли в «Карамазовых» расходятся сравнительно хорошо. Заняты все, насколько можно, опытные актеры (включая Гзовскую). Форма — проторенная дорога: простая, реальная постановка и простая, реальная игра. Открытий никаких нет.

Пока в театре отозвались очень горячо.

Ваш В. Немирович-Данченко

240. Из письма Е. Н. Немирович-Данченко[28]

21 августа 1910 г. Москва

Суббота, 21 авг.

10 ¹/₂ час. утра

… Из Кисловодска телеграммы похуже. Есть осложнение — бронхит. А говорят, — при тифе легко бывает воспаление легких. В первый раз я немного пугаюсь за Константина {21} Сергеевича. Если будет воспаление легких, — а у него расширенное сердце…

… А вечером была первая репетиция с Гзовской[29]. Я вел репетицию на редкость энергично, и все время у меня была мысль о Константине Сергеевиче. Я точно думал так: он мог бы волноваться за Гзовскую — так я отдаю ему лучшую, благороднейшую часть моей души, из дружбы, настоящей дружбы к нему, веду ее с хорошим нервом, с искренностью… Результат получается совершенно неожиданный и такой, что в глазах присутствовавших Гзовская выиграла на 50 процентов. Она искренно хотела сделать все, что я ей показывал. Но так не привыкла к такой работе, так было все для нее ново и столько в ней сидит Малого театра, что перенервилась и полрепетиции провела в слезах. Но в хороших, простых и искренних слезах. Так что все ей улыбались сочувственно и дружественно. И в конце концов обнаружила хорошую, трогательную искренность лирической актрисы.

… Другая героиня также ласково сочувствовала своей конкурентке и поддерживала общий дружелюбный тон. Может быть, еще потому, что сама безумно волновалась показываться в первый раз в такой ответственной и сложной роли, как Грушенька. Но для первой репетиции вышла с честью. Вообще эти «Обе вместе» должны иметь успех. Отличная пара. В конце концов, настроение после этой репетиции у режиссеров получилось отличное. …

241. Из письма Е. Н. Немирович-Данченко[30]

24 августа 1910 г. Москва

Вторник, 24 авг.

Утро

… Репетиции «Карамазовых» никак не удается направить полным ходом. Вчера от 12 до 4 ушло на Гзовскую. И опять она дошла до нервных слез от трудностей, которые я ей ставлю. Может быть, я слишком круто повернул ее? Не по силам ей? Но старается она очень и работает просто и энергично.

Чуть-чуть начинаю трусить, что не успею вовремя открыть сезон.

{22} Ведь штука какая: обыкновенно пьесу, которой мы открываем сезон, начинаем с марта, с апреля, а тут только 7 августа решили «Братьев Карамазовых», да еще на два вечера, т. е. почти два спектакля! …

242. Из письма Е. Н. Немирович-Данченко[31]

29 августа 1910 г. Москва

Вторник, 29 авг.

Утро. Дома

… Вчера получил, милый Котик, твое длинное письмо о «Карамазовых». Я угадал твое желание и писал уже тебе, какие картины пойдут[32].

Разумеется, в общем сцена не может дать таких впечатлений, как чтение. А в частностях может усилить их. Надо прежде всего отказаться от мысли сохранить фабулу романа, самый сюжет и предполагать, что это все известно. И остается дать образы в ярких сценах, точно бы иллюстрировать роман. Алеша даже и с такой точки зрения воспроизводит только внешнее, потому что главные движения его психологии все в описательной форме.

Но для знающих роман многое должно быть очень интересно. И даже захватывать.

Один страх, успеем ли мы все сделать. Тут не постановка трудна, она сведена до minimum’а, а трудно вжиться, вся работа — с актерами. Малейшие изгибы психологии должны быть и правильно поняты и усвоены и ярко выражены. Сейчас в работе сцен 12, в разных руках, т. е. у меня, у Марджанова и у Лужского. Но успею ли я свести все и исправить, где взято неверно. И успеют ли актеры преобразиться в эти образы…

Самые яркие из них, конечно, Митя и Грушенька, но они же требуют особенной непосредственности. Я уже не говорю о силе, — это еще второе дело, а непосредственности и отсутствия банальности. Леонидов же весь банален и все его приемы избиты. И туго поддается на новые ощущения. С Германовой у меня были пока только репетиции «Обе вместе», из которых три ушли целиком на Гзовскую, а в последних двух начал и с нею. Понимает она прекрасно. И для этой сцены у нее подходящие внутренние данные. Есть радость игры, веселые смешки {23} и где-то таящаяся глубокая неудовлетворенность. Но эти сцены у Грушеньки только цветочки, ягодки впереди — в «Луковке» и «Мокром». Гзовская не может создать Катерину Ивановну. У нее для этого не те данные. Но рисует ее уже верно, изящными чертами. Это будет, может быть, бледно, но красиво. Готовцев в Алеше очень мил, прост и русачок. Но слишком неопытен … Блестеть яркостью и силой будет Москвин в Снегиреве. Сегодня я перехожу к «Надрыву в гостиной» (у Катерины Ивановны), а до «Луковки» еще не дошел. Что делается у Лужского с «Мокрым» — еще не знаю. Это самая большая и сложная сцена. Там есть потрясающие минуты.

Я ухожу из дома в 10 ¹/₂, возвращаюсь в 11 ¹/₂ или в 12, но распределяю свой труд с большой экономией сил. …

243. Из письма Е. Н. Немирович-Данченко[33]

1 сентября 1910 г. Москва

Среда, 1 сент.

Дома. 10 час. утра

… С «Карамазовыми» работа пошла туго.

Может быть, оттого, что она подошла к самому важному — углублению психологии с актерами. И может быть, когда этот период пройдет, то будет легче. Я уже колебался, не ограничиться ли одним вечером, так как два вечера не начнем раньше 10 октября[34]. Но это очень уменьшило бы задачу. Два вечера — импозантнее. …

244. М. В. Добужинскому[35]

2 сентября 1910 г. Москва

2 сент.

Дорогой Мстислав Валерианович!

Не совсем понимаю, что Вам написал Румянцев, т. е. что значит — «откладывается» Тургенев[36]. Постановка Тургенева и не предполагалась в первой половине сезона. А во второй, хотя бы в конце, и теперь предполагается. У меня такой расчет. Константин Сергеевич придет в театр к половине декабря и после того — ну, к февралю, — приготовит «Где тонко» и {24} «Провинциалку». В крайнем случае — одну «Провинциалку». А «Нахлебника» и «Где тонко» — Москвин (со мной). Вам надо приняться за Тургенева тотчас же, как Вы освободитесь от Вашей личной работы. Поскольку Вам нужны Москвин и я, Вы можете нас получить недели через две по открытии сезона. Тогда же и выгораживать на сцене. Мы Вам постараемся, по мере наших сил, заменить Константина Сергеевича. Он, впрочем, еще весной сам говорил мне, что займется только «Провинциалкой» и ролью Гзовской в «Где тонко».

Словом, пожалуйста, не только не откладывайте Тургенева в долгий ящик, но, напротив, спешите с ним. Разумеется, без ущерба для Вашей личной работы.

Оплатится же Ваш труд не тогда, когда пройдет спектакль, а когда Ваш труд будет кончен.