Разин А. А. "Зима в стране "Ласкового мая".

Вместо сколько-нибудь внятного ответа интеллектуально-сыщицкий дуэт молча ретировался, оставив директоров комплекса В. Чурилина и Э. Машковича в большом недоумении.

Когда мне рассказали об этом визите, я сразу понял, что добывание информации обо мне поставлено на серьезную профессиональную и уже не только журналистскую основу. Иначе как было бы им добраться аж до детских домов в глухомани Ставропольского края и получить на руки какие-то фитюльки, выдать их за документы времен моей ясельной жизни, чтобы предъявить их всему честному народу во "Взгляде"?

Но кто же такой следователь Воинов? (Потом выяснилось, что это псевдоним, а настоящая фамилия этого деятеля Веденкин).

Долго мучиться догадками не пришлось. Скоро он сам пожаловал ко мне и представился. Занялся занятный разговор.

- Знаешь, Андрей, - доверительно сказал он. - В нашей конторе на тебя двухметровое досье. Где, когда, зачем... И все

такое прочее. Ты под колпаком. Но есть хорошая возможность быть на плаву. Будем сотрудничать. Для начала я тебе сообщу,

что в твою команду крупнейшей мафией внедрен человек по фамилии Грозин. Он из Иркутска и имел отношение к побегу

семьи Овечкиных. Он избил Филинова, потом убьет и ограбит тебя. Будем с ним работать...

Мне стало плохо. Первое, что пришло на ум: видать, мой собеседник сбежал из сумасшедшего дома. Но я тут же прозрел: этот визит и трогательно навязываемая дружба скорее всего обойдутся мне в копеечку. Очень уж бегали глазки у очередного моего благодетеля, когда речь в беседе заходила о творческих гонорарах ансамбля.

А он, меж тем, развернулся вовсю. Что ни день, проводил тайные собеседования с ребятами из "Ласкового мая", брал

объяснительные ото всех, кто когда-нибудь был со мной знаком. Мои ребята менялись не по дням, а по часам - "чекистские методы" на глазах развращали их. Стало расцветать наушничество, оговоры, появились свои стукачи... Я оказался в довольно двусмысленном положении - с одной стороны, надо было указать ему на дверь, с другой - динамичный опер напустил на все это такую завесу, что мне начинало казаться - он занят важным делом. При этом Веденкин весело приговаривал:

- Ништяк, Андрюха, всех врагов разоблачим!

С Войтенко у него установились очень душевные отношения. А после того как я отказался платить Олегу и потребовал выполнения договорных обязательств, они стали ходить чуть ли не в обнимочку. Думаю, что не без помощи Веденкина и составил обиженный Войтенко донос в прокуратуру Дзержинского района Москвы. Составлен он был по всем правилам и произвел там колоссальное впечатление. Войтенко написал, что Разин, получая творческие гонорары, не выплачивал с них подоходного налога. По самой примитивной арифметике и то получалась астрономическая сумма. Конечно, если бы в прокуратуре с самого начала позаботились поинтересоваться, кто обязан отчислять подоходный налог, то выяснилось бы, что в обязанности непосредственно артиста это не входит. И "дело" лопнуло бы сразу. Но Войтенко поверили: наверное, не обошлось тут и без Веденкина. Завораживающая сумма, громкое разоблачение. Видимо, в прокуратуре товарищи следователи застоялись и, почуяв зов трубы, вздрогнули, как кавалерийские кони перед атакой.

Я был на гастролях и позвонил домой. Ответила рыдающая теща:

- Андрей! Срочно приезжай. У нас был обыск. Искали оружие, драгоценности и наркотики. Забрали все твои джинсы.

Короче - ужас!

Я помчался домой. Картина, что и говорить, была тяжелая. Весь дом пропах корвалолом. Оказывается, в лучших традициях НКВД в дверь сначала позвонили и буркнули: "Телеграмма", а потом резво вбежало несколько работников милиции с резиновыми палками и "Макаровыми" наизготовку. Теща подумала, что снимается кино. Но ей свирепо пояснили:

- Ваш зять - опасный преступник!

Тесть пробовал что-то вякнуть. Но его быстренько оттеснили в угол и прижали к стене. Старший опергруппы не принял во внимание, что тесть - венгерский гражданин, ответственный работник СЭВ. Хотя что нашим боевым хлопцам какие-то там права или правила, коль скоро поставлена боевая задача найти в квартире ни много ни мало - миллион. Давно известно, кому закон не писан. Тесть потом сказал: "Я вижу, что перестройка у вас продлится еще очень долго".

Мне было не до дипломатических протокольных тонкостей. Обыски прошли у моих сотрудников, и хотя позднее прокуратура Москвы приносила официальные извинения за чрезмерную резвость следователя Шерешовца и дерзкую отвагу его подчиненных, этим дело не кончилось. Меня вызвали на допрос. Вот это, скажу вам, были минутки... Через каждые пять минут этот самый Шерешовец - и откуда только берутся такие типы в органах, где существуют партгруппы, замполиты и кадровики, - хватался за телефонную трубку и кричал:

- Посажу! Ты у меня полгода париться будешь! Из этого кабинета прямой путь в Матросскую тишину!

Несмотря на ирреальность происходящего, я начал понимать, что угрозы были не таким уж блефом. Ведь в уготованное мне заведение уже водворили двух моих администраторов - Андрея Фомина и Рашида Дайрабаева.

Почему, за что?

На эти вопросы Шерешовец отвечал с похвальной лаконичностью:

- Сядешь - узнаешь.

На душе скребли кошки. А тут еще преподнесло сюрприз родное телевидение.

-Впрочем, по порядку. Оказывается, пока я ходил на допросы, Олег Войтенко плюнул на комсомольское образование, махнул рукой на перспективу сделать функционерскую карьеру по части политической (хапнутые от "Ласкового мая" деньги сыграли в его жизни интересную роль - Олегу Николаевичу настолько понравилось быть богатым, что он перестал являться на занятия в ВКШ). Войтенко решил стать менеджером и возглавить... "Ласковый май". Под его знамена ринулись Костя Пахомов и Сережа Серков.

На Сережу я не обижаюсь - безотцовщина, нелегкий характер, его поманили, он и пошел. А вот с Костей дело посложнее. С ним я намучился. Он из обеспеченной семьи, заласкан, посчитал себя почти что Майклом Джексоном. В коллективе ребята-детдомовцы его невзлюбили. Пришлось гасить конфликты. Но расставаться не хотелось.

Даже после того как Костя украл у барабанщика Сережи Линюка деньги, я отстранил Сережу, но оставил Костю. Он к тому времени был уже "звездой". Окончив школу, Пахомов заявил, что хочет работать самостоятельно.

Я не препятствовал.

Вольному - воля.

Но Костя начал "самостоятельность" с телевизионных разоблачений. Сначала я обиделся, но потом понял, что парень не такой уж простой. Он усек, что без "Ласкового мая" ему ничего не светит, а брань в мою сторону вызовет к нему интерес.

Поняв это, я успокоился. Пусть ругается. Ведь если он замолкнет, его забудут. А дело идет к тому, что скоро ему в армию, от которой Костя пытался спастись всеми средствами. Двухгодичный антракт мог поставить на его славе крест. Вот и тянуло Костю продержаться хотя бы с этим. Так что я в итоге стал совсем не против его лихих "разоблачений". Я начал понимать Костино положение и даже сочувствовать ему. Когда человек хочет оставаться на плаву любыми средствами, его уже ничем не проймешь. Разве что жизнь сама научит.