«Черно-белые дни»: Вся правда о группе [AMATORY]

- Извини, но я хочу задать вопрос, который у многих возникает: в истории группы упоминается, что ты чуть ли не каждые каникулы ездил в Германию. Но не просто так, а к маме. Как получилось, что она переехала туда, а ты остался в России, в Питере?

- Да, я почти дошел до этого момента. Учеба во втором и третьем классах школы у меня ассоциируется с глобальными переменами в жизни, потому что мама развелась с отцом, вышла замуж за немца (его зовут Хайко Клотц) и уехала жить к нему в Германию. Разумеется, были семейные советы и споры, касающиеся меня. Но поскольку большая часть семьи оставалась в России, было решено, что пока я буду жить в Питере, а когда немного подрасту, возможно, уеду к маме. Правда, в итоге я все равно остался в Питере...

Многим покажется удивительным, но с Хайко у нас отличные отношения и он многое для меня сделал. Во всяком случае, азы звукорежиссуры я начал постигать именно благодаря ему.

- А благодаря кому ты однажды решил стать барабанщиком? И почему именно барабанщиком?

- Когда мне было пять или шесть лет, я расспрашивал маму про Led Zeppelin, музыкой которых активно увлекался, и она мне сказала, что все в этой группе крутилось вокруг наркомании и хиппи и что барабанщик Led Zeppelin Джон Бонэм – считающийся, между прочим, одним из самых влиятельных в рок-музыке – умер от передозировки. Это была ее версия, хотя на самом деле Бонэм умер, так скажем, более бесславно: как и вокалист AC/DC Бон Скотт, он захлебнулся собственными рвотными массами. Но главное – мама сказала, что группа после его смерти распалась. И тогда я подумал: «Ну ни фига себе! Барабанщик – его хоть и слышно, но не видно, и при этом без него вообще никак не обойтись!» Я решил, что так во всех группах без исключения, и мне хотелось стать именно таким. Сам образ героя второго плана, без которого на самом деле вообще никуда, покорил меня настолько, что я начал колотить по кастрюлям.

- Как это выглядело?

- Я собрал себе целую ударную установку! (Смеется.)Красный тазик у меня был бочкой, миски с кастрюлями – томы, а вот нормальный по звучанию рабочий барабан подобрать не получилось. Была еще одно тарелка – крышка от кастрюли.

- Как отреагировали домочадцы?

- А как они еще могли отреагировать? Балуется ребенок – и ладно, главное, что без очень большого вреда себе и окружающим.

- Когда ты впервые посидел за настоящей, а не «кухонной» ударной установкой?

- Когда учился в третьем классе. Тогда мы с отцом впервые поехали на осенние каникулы в гости к маме. А поскольку Хайко Клотц, мамин муж, - музыкант, а в то время он был еще и владельцем собственной студии, то многие вещи, связанные с музыкой, я узнал именно от него. В частности, на его студии я впервые посидел за настоящей установкой – леворукой «Premier». У меня не было представления, как правильно играть, но я чего-то там постучал, и Хайко все это записал на пленку. Где-то она даже должна сохраниться, я думаю (смеется). Потом в студию приехал владелец барабанов и пообещал записать мне на кассету пару несложных сеток и показать, как они играются, чтобы я дома практиковался. А потом сел за установку и сыграл такое барабанное соло, что у меня челюсть отпала. Я понял, что мне еще учиться и учиться... В следующий мой приезд в Германию мы уже джемовали вместе с Хайко: я стучал, как умел, а он играл на клавишных.

- Он клавишник?

- Изначально да, но вообще он играет на всех инструментах... В 60-х он автостопом объехал все Европу, волосы у него были если не по колено, то по пояс уж точно. Человек был настоящим хиппи! Естественно, он играл в группе, а со временем собрал свою студию.

- Как дальше развивалось твое увлечение ударными?

- Мама спросила, хочу ли я заниматься барабанами серьезно. Я сказал, что хочу. И меня отдали частным образом в музыкальное училище Римского-Корсакова. Там был такой дедушка, которого звали Павел Алексеевич. Он учил меня классической постановке рук и всему остальному с точки зрения игры на барабане в оркестре. Естественно, никакого тебе джаза, панка и тому подобного. Более-менее выучился у него нотной грамоте.

- А музыкальные вкусы не претерпели изменений?

- Они долгое время сохранялись. Во втором классе, помню, помимо Led Zeppelin я полюбил еще одну группу – The Who. У них, кстати, барабанщик тоже умер, только уже действительно от передозировки, и группа потом тоже развалилась... Я фанател от них долгое время и только в середине пятого класса впервые послушал Metallica. Это был альбом «...And Justice For All». Попросил его у одноклассника, мне было интересно. Я взял кассету на день, переписал ее, включил и понял, что там все не так, как я привык. Все по-другому. Я очень долго врубался в этот альбом, но потом все-таки усвоил его и весь шестой класс метался между старой и новой музыкой. После Metallica у меня появился альбом The Exploited «Beat The Bastards», потом «Ride The Lightning» и «Load» - снова Metallica, - которые мне подарил папа, и многое другое. Позже, классе в седьмом, наступил период юношеского максимализма, когда я слушал только Metallica и Slayer, а после пересел на Cannibal Corpse, Napalm Death, Pungent Stench, Dismember и прочий дэт-метал. Естественно, с увлечением тяжелой музыкой начались мои поездки в рок-магазины за нашивками, кассетами, напульсниками, банданами, футболками и прочим.

Среди моих друзей никто настолько подробно, как я, эту сцену не изучал. Были те, кто слушал Metallica и, максимум, Slayer. Но в основном все брали переписывать кассеты у меня. А я новые группы открывал для себя сам. Все деньги спускал на покупку кассет. Когда был в Германии, обязательно отхватывал себе журнал «Rock Hard», слушал бонусный диск, по которому составлял впечатление о новых релизах и группах. Читал и переводил со словариком интервью, потому что было интересно, что говорят музыканты...

- А как тем временем продвигалось обучение игре на барабанах?

- В конце шестого класса я уже более-менее нормально снимал сетки своих любимых песен. Тогда же я понял, что мне у Павла Алексеевиче ловить нечего. При помощи моей мамы и одной из ее подруг нашли телефон барабанщика Анатолия Смирнова, который играл в группе «Зимовье зверей». К нему я попал под самый занавес школьного года. Он попросил меня сесть за установку и что-нибудь сыграть. Я сел, сыграл, и он сразу спросил: «Училище Римского-Корсакова? Что ж, ручки придется переставлять». Показал мне, как играется двойка, и пока я ее отрабатывал, он мне в тетрадку написал целый список упражнений на лето. Мол, в сентябре придешь ко мне, будем заниматься. Все лето я играл по этой тетрадке, что-то понял, что-то нет, пришел к нему в седьмом классе, и началось обучение. В итоге прозанимался я с ним почти до конца девятого класса.

- Пробовал играть любимые песни?

- Да, подбирал партии барабанов, причем не мелочился и снимал не песнями, а целыми альбомами. Например, мне очень нравился «Reign In Blood» Slayer, и мне хотелось уметь его играть. В принципе, для меня в трэш-метале это вообще альбом номер один. И вот я включал запись и выколачивал пыль из дивана, представляя, где какие барабаны у меня стоять. Как до этого было с альбомами Led Zeppelin и The Who, только там требовалось меньше физической силы. Что касается «Reign In Blood», то с ним очень забавно получилось. Кассету мне записали с виниловой пластинки – еще существовали студии, которые промышляли этим бизнесом, - но только записали на чуть большей скорости, поэтому я слушал альбом и охреневал: как можно так быстро играть?! Но все равно пыхтел, старался, снимал. А потом, когда кассету я заслушал до непотребного состояния и купил новую, оказалось, что песни-то играются медленней! Пришлось привыкать к новой скорости (смеется).