The Beatles. Антология

Брайан Эпстайн: «Поначалу я советовал им избавиться от кожаных курток, потом перестал разрешать носить джинсы. После этого я убедил их надевать на концерты свитера и наконец — с великим трудом — костюмы. Кажется, на первое прослушивание на ВВС они впервые надели костюмы».

Пол: "Когда мы познакомились с Брайаном Эпстайном, мы еще носили кожу. Но когда появились наши первые фотографии, мы услышали: «Пожалуй, кожа придает вашему имиджу чрезмерную жесткость». Агенты соглашались с этим. Даже Астрид в Германии начала фотографировать нас в костюмах. Каким-то образом Брайан уговорил нас купить костюмы. Он мудро повторял: «Если я сумею заполучить выгодный контракт, в коже вы никому не понравитесь». И я не возражал, потому что эта мысль вписывалась в мою философию «целенаправленной группы», согласно которой мы должны были выглядеть одинаково, а еще потому, что в мохеровых костюмах мы немного походили на чернокожих артистов.

Позднее прошел слух, что я первым изменил коже, но, насколько я помню, мне никого не пришлось тащить к портному. Все мы охотно отправились на другой берег реки в Уиррел, к Бено Дорну — маленькому портному, который сшил нам мохеровые костюмы. Так начал меняться наш облик, и, хотя временами мы еще надевали кожу, на наиболее ответственных выступлениях мы появлялись в костюмах. Это были костюмы для кабаре. Мы по-прежнему пытались прорваться наверх, а кабаре в этом смысле было то, что нужно. Так был положен конец гамбургскому периоду".

Джон: "За пределами Ливерпуля хозяевам дансингов не нравились наши кожаные костюмы. Они считали, что мы выглядим как бандиты. Поэтому Эпстайн часто повторял: «Послушайте, если вы начнете носить костюмы, вам заплатят больше…» Всем хотелось иметь добротный, строгий черный костюм. Нам нравились кожаные куртки и джинсы, но и от костюмов мы не отказались, даже согласились носить их не только на сцене. «Ладно, так и быть, я надену костюм, я наряжусь хоть в воздушный шар, если мне за это заплатят. Не настолько уж я влюблен в кожу!» (75)

Джордж: "Полагаю, люди считали, что мы выглядим сомнительно. Даже сейчас подростков в кожаных куртках и с длинными волосами часто воспринимают как малолетних бандитов, но они просто молоды, и им нравится носить кожу. Так было и с нами. Мы и вправду выглядели как хулиганы в черных футболках, кожаных брюках и куртках.

Брайан Эпстайн принадлежал к верхушке среднего класса, он хотел, чтобы мы нравились продюсерам радио— и телевизионных компаний, а также студиям звукозаписи. Мы с радостью переоделись в костюмы, чтобы побольше зарабатывать и почаще выступать".

Ринго: «Он изменил наш имидж в лучшую сторону. Все приложили к этому руку. Я привык зачесывать волосы назад, как стиляга, стричься, как Тони Кертис, и носить бачки, и вдруг мне сказали: „Ну-ка сбрей их и поменяй стрижку“, — что я и сделал».

Джон: "Ссоры вспыхивали постоянно: между Брайаном и Полом, с одной стороны, и мной и Джорджем — с другой (70). Брайан и Пол постоянно убеждали меня подстричься (69). В то время я отпускал волосы длиннее, чем на фотографиях, — перед съемками я их обычно подравнивал, но у меня сохранились и снимки, на которых мои волосы выглядят слишком длинными, жирными и растрепанными. Все стиляги были волосатыми, их стрижки в стиле Тони Кертиса быстро теряли форму, потому что они не ходили в парикмахерскую. А еще наши волосы были сальными (75).

Брайан одел нас в аккуратные костюмы и рубашки, Пол всегда поддерживал его. Я бунтовал, ослабляя галстук, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки, но Пол подходил ко мне и застегивал ее. Я пытался уговорить Джорджа взбунтоваться вместе со мной. Я объяснял ему: "Послушай, эти чертовы костюмы нам ни к чему. Давай выкинем их в окно".

Я видел самый первый телевизионный фильм о нас. Нас приехали снимать со студии "Гранада", мы были одеты в костюмы и не похожи на самих себя. После этого фильма я понял, что нас уже начали продавать" (70).

Джордж: «Не думаю, что Джону гравилось носить костюм, как и мне, но мы хотели больше работать и поняли, что без этого нам не обойтись. В те времена правила были строже, так строился весь бизнес».

Пол: «Думаю, позднее Джону нравилось вспоминать о том, как он бунтовал, а я пытался приструнить его, — но это полная ерунда. Все мы поменяли имидж. Я не стриг за него волосы, не заботился о том, хорошо ли повязан его галстук и застегнуты ли у него пуговицы. Посмотрите на снимки — ни на одном из них Джон не хмурится!»

Нил Аспиналл: «К 1962 году они приобрели известность на северо-западе, в Ливерпуле и Манчестере. В 1956 году телекомпания „Гранада“ получила региональную лицензию. Когда в местном шоу „Норт“ услышали о „Битлз“, то приехали в клуб „Кэверн“ и сняли концерт. В то время Ринго только появился в группе — это ясно, если послушать, что кричат в зале».

Джордж: «Помню, в августе в „Кэверн“ приехала съемочная группа „Гранады“. Было жарко, а нас попросили одеться поприличнее. Мы надели рубашки с галстуками и черные пуловеры, поэтому выглядели весьма пристойно. Так мы впервые появились на экране. Это было большое событие, все были возбуждены. Еще бы: телекомпания приехала снимать нас! Оно захватило и Джона».

Пол: "В сентябре мы отправились в Лондон вместе с Ринго и снова играли в «EMI». На этот раз мы заключили контракт.

Так мы вступили в тот мир. Мы прошли через служебный вход и установили собственную аппаратуру. Мы появились в студии в десять часов и собирались начать работу ровно в половине одиннадцатого. К половине второго мы записали две песни. Затем нам дали часовой перерыв на обед (за который платили мы). Мы зашли за угол, в паб "Алма", в конце Сент-Джонс-Вуд. Мы были еще молоды, а пабы считались местами для взрослых, поэтому мы закурили, чтобы выглядеть постарше, и заказали по пиву и булочки с сыром. Само собой, разговор крутился вокруг записи. Затем мы вернулись в студию и пробыли там с половины третьего до половины шестого. Это были две главные для нас сессии: за отведенное нам время мы должны были полностью записать четыре песни.

Когда нам что-нибудь особенно удавалось, нас спрашивали: "Хотите послушать запись в операторской?" И мы думали: "Что? Мы окажемся там наверху, в раю?" До сих пор мы никогда не слышали, как играем. Мы слышали свою игру в наушниках, но когда пленку пускали через динамик, это было классно. Совсем как настоящая запись! Послушать бы это еще и еще, много раз подряд! Так мы пристрастились к наркотику записи, и, когда мы с Джоном сели писать очередную серию песен, мы думали только об одном: "Помнишь, как здорово это было? Посмотрим, сумеем ли мы написать что-нибудь получше".

Ринго: "На студии «EMI» нас приняли хорошо, поскольку мы выдержали прослушивания, и Джордж Мартин решил попытать удачу. (Хотя то, что мы родом с севера, произвело на многих не слишком приятное впечатление.)

В мой первый приезд в сентябре мы просто показали несколько песен Джорджу Мартину. Мы даже сыграли "Please Please Me" ("Пожалуйста, порадуй меня"). Я запомнил это, потому что, когда мы записывали ее, я держал маракасы в одной руке, а бубен в другой. Думаю, именно поэтому Джордж Мартин пригласил "профессионала" Энди Уайта, когда мы приехали через неделю, чтобы записать "Love Me Do". С ним договорились заранее, видимо помня о неудаче с Питом Бестом. Джордж больше не хотел рисковать, ну а мне делать было нечего.

Я был подавлен, узнав, что Джордж Мартин сомневается насчет меня. Я приехал играть, а услышал: "У нас есть профессиональный ударник". Потом старина Джордж несколько раз извинялся передо мной, но это не помогло — долгие годы я ненавидел этого мерзавца и до сих пор не простил его!

Энди играл на записи сингла "Love Me Do", а я участвовал в записях этой песни для альбома; Энди не делал ничего особенного, чего не смог бы повторить я для альбома. С тех пор я участвовал во всех записях (кроме "Back In The USSR" ("Снова в СССР") и нескольких других вещей)".