Охотники за сокровищами

Нижние уровни шахты, как выяснил Гарри, использовались как заводы: это были огромные забетонированные залы двадцати метров в высоту и двенадцати в ширину, вдоль стен которых тянулись электрические кабели, подводившие ток к машинам. Как минимум один, а может быть, и несколько подземных заводов Кохендорфа занимались подготовкой к массовому производству воздушно-реактивных двигателей. Если бы нацисты успели запустить завод до прибытия американцев – им вроде бы оставалась всего пара недель, – это могло переломить ход войны. Возможно, именно поэтому вермахт защищал Хайльбронн до последнего.

Только в 2001 году от двух из немногих выживших свидетелей Гарри узнал о том, что случилось в Кохендорфе. Всю тяжелую физическую работу, в том числе расширение подземных помещений шахты, выполняли полторы тысячи венгерских евреев, которых привезли сюда из Освенцима. В сентябре 1944 года Хайльбронн был практически уничтожен британскими бомбардировками, отказала и электростанция. Вся область погрузилась в тишину и мрак. Когда смолк рев самолетов, из черного нутра шахты раздалось пение. Сначала оно было совсем тихим, затем зазвучало громче, так что каждый находившийся на поверхности возле шахты мог его слышать. Это был Йом-Киппур, день искупления, и евреи распевали молитву «Кол Нидрей». Почти все – в последний раз. В марте 1945 года, меньше чем за месяц до прибытия американцев, всех работников шахты выслали в Дахау. Большинство замерзли насмерть во время пятидневного путешествия. Остальные были отправлены прямиком в газовую камеру.

И по сей день хранитель памятников Гарри Эттлингер живет в своей квартире в северо-западном Нью-Джерси. Он продолжает работать в Фонде Валленберга, состоит в нескольких ветеранских организациях, занимается изучением истории евреев и холокоста. Его дед распределил свою любимую коллекцию произведений искусства между наследниками, но Гарри принадлежит бо́льшая часть. Он хранит ее в чулане. Даже знаменитая копия Рембрандта висит где-то в углу, хотя, наверное, если попросить, он может перевесить ее на почетное место над диваном.

Единственным зримым напоминанием о проведенных на войне годах стала небольшая фотография, которая стоит на угловом столике. Снимок был сделан в шахте Хайльбронн в начале 1946 года. На нем офицер службы памятников лейтенант Дейл Форд и недавно получивший повышение сержант Гарри Эттлингер смотрят на «Автопортрет» Рембрандта. Картина водружена на вагонетку, на снимке хорошо видны каменные своды шахты и железные рельсы. В 1946 году армия использовала фотографию для пропаганды. Она перепечатывалась во всем мире с подписью: «Американские солдаты с Рембрандтом». Но мало кто догадывался, что это был тот самый Рембрандт из музея Карлсруэ, а стоящий рядом с ней девятнадцатилетний солдат – немецкий еврей, выросший в трех кварталах от музея и волею судьбы оказавшийся в шахте, в двухстах метрах под землей, где впервые воочию увидел картину, о существовании которой знал всю жизнь, но на которую прежде не имел права смотреть.

Благодарности

Тринадцать с лишним лет я интересовался этой темой, девять из которых потратил на написание книги и почти пять – на детальные исследования. Если вы никогда не занимались осуществлением проекта подобного масштаба, то вам, возможно, будет непросто понять, насколько велика моя благодарность тем, кто все эти годы оказывал мне поддержку. Не важно, каков конкретный вклад каждого из этих людей, главное – помнить, что подобные результаты редко достигаются в одиночку. Их много – тех, кто помог мне рассказать эту историю, – кто добрым словом, кто конкретным делом.

Самую значительную лепту внесла Кристи Фокс: ее верой в нужность дела и интересом к хранителям памятников дышит каждая страница книги. Спокойствие и рассудительность моего адвоката и советника Майкла Фридмана еще раз доказали мне, почему в качестве адвоката он полезен, а в качестве советника – просто незаменим. Питер Макгиган и его коллеги из литературного агентства Foundry Literary & Media, в том числе Стефани Абу и Ханна Гордон Браун, стали моими единомышленниками и разделили мой взгляд на значение этой истории. Питер был моим литературным агентом в издательском мире, и именно он познакомил меня с Бретом Уиттером, чей профессионализм и надежность могут сравниться только с его самоотверженной готовностью с головой погрузиться в сюжет, – работать с ним было удовольствием. Мишель Рапкин, мой редактор, влюбилась в историю хранителей памятников, как только узнала о ней. Ее поддержка была неоценимой, особенно в свете постигшей ее личной трагедии – утраты любимого мужа Боба. Она и ее коллеги из издательства Center Street помогли этой книге увидеть свет. В особенности хотелось бы поблагодарить Памелу Клементс, Престона Кэннона и Джану Берсон из отдела связей с общественностью, а также Криса Барбу, Криса Мерфи, Джину Уинн, Карен Торрес и всех сотрудников отдела продаж издательства Hachette. Отдельное спасибо Джоди Уолдрап. Рольф Зеттерстен и Гарри Хелм с самого начала с энтузиазмом отнеслись к идее издания книги о хранителях памятников, и я благодарен им обоим.

Работая над книгой о Второй мировой, сталкиваешься с пугающим количеством документов, фотографий и кинолент. А если добавить проблемы, возникающие при необходимости перевода с французского, немецкого и итальянского, то неудивительно, что порой мне казалось: я ни за что не справлюсь. К счастью, ко мне присоединились двое блестящих ученых. Элизабет Айви Хадсон ассистировала мне при написании первой книги «Спасение да Винчи» и была ведущим исследователем при написании этой. Дороти Шнайдер присоединилась к нам на заключительном этапе работы над рукописью и внесла неоценимый вклад в общее дело – не в последнюю очередь благодаря свободному владению немецким языком и готовностью отправиться в любую даль, если это нужно для дела. Я горд, что судьба свела меня с этими замечательными женщинами. Также хочу поблагодарить за помощь Джеймса Эрли, Карен Эванс, Джейми Льюиса, Тома Рупрета и Энн Эдсел Джонс. Бронировать билеты и договариваться об интервью – бремя, павшее на мою ассистентку Мишель Браун, которая все возникавшие препятствия преодолевала со спокойствием и улыбкой. Помощь в переводе нам оказали Арлетт Кервель и ее муж Ив, а также Кэрол Брик-Сток.

В какой бы из архивов мы ни обратились, нас везде с неизменной доброжелательностью встречали чрезвычайно компетентные специалисты, готовые прийти на помощь. Я навсегда сохраню самые лучшие воспоминания о Национальном управлении архивов и документации в Колледж-Парке, штат Мэриленд, понимая, что я в неоплатном долгу у его сотрудников, в первую очередь – у доктора Грега Бредшера и доктора Майкла Куртца. Также хочу поблагодарить Мэйджин Дэниелс и ее ассистента Джин Хенри из Национальной галереи в Вашингтоне, округ Колумбия. В Лувре нам посчастливилось заручиться помощью Алена Превэ – потрясающего человека, который помнит практически каждый из хранящихся в его архиве документов. Отдельная благодарность Кэтрин Гренджер, Николасу Дженкинсу, Лоре Мур, Джину Филдену, Коринн Бушо и Дезери Уолер.

Доктор Брюс Коул, доктор Эдмунд Пиллсбери, Джим Маллен, Клэр Барри и Эммануэль Полак также оказали нам существенную помощь. Все эти люди – потомки хранителей памятников. У некоторых из них письма и документы хранились под рукой, другим пришлось приложить значительные усилия, чтобы разыскать их и предоставить в наше распоряжение. Сам факт того, что нам позволили прочитать личные письма, – символ глубокого доверия ко всем, кто работал над книгой, и мы это осознаем. Моя особенная благодарность – Дини Хэнкок Френч, Энн Роример, Тому Стауту, Роберту и Деннисе Поузи, а также Дороти и Элизабет Форд.

За эти годы я познакомился и подружился с пятнадцатью хранителями и их родственниками. Сейчас, когда я пишу эти строки, в живых из них осталось только девять. И тем, кто нас покинул, – Лэйну, Крэгу, Сальваторе, Чарльзу, Шерману и Кену, и тем, кто по-прежнему с нами, – Сеймуру, Берни, Энн, Джеймсу, Хорэсу, Ричарду, Марку, Роберту и Гарри, я говорю: спасибо. Спасибо, что поверили в меня и позволили мне сохранить ваше уникальное наследие.