Охотники за сокровищами

Звучало все это красиво, но на практике большинство музеев Восточного побережья продолжали готовиться к войне. Музей Метрополитен потихоньку закрыл второстепенные экспозиции; вместо музейных смотрителей в залах теперь стояли пожарные. В самом конце декабря из Национальной галереи в Вашингтоне ночью были вывезены 75 главных шедевров. 12 января 1942 года они прибыли в Билтмор, великолепное поместье Вандербильтов в горах Северной Каролины, где их и прятали до 1944 года.

Впрочем, результатом той декабрьской встречи стали не только эвакуации. Пол Сакс и Джордж Стаут пригласили коллег в Музей Фогга на серию семинаров о музейном хранении. Поучиться к Стауту, который долгие годы не терял связи с ведущими хранителями музеев Европы, приехали многие. Он рассказывал, какие трудности могут подстерегать произведения искусства: грибок, плесень, жара. Он объяснил, чем может быть полезна проволочная сетка, почему от бомбардировок вылетают стекла и как обезопасить картины от повреждений, причиняемых мелкими осколками. Для декабрьской встречи он подготовил брошюру с инструкцией о том, как предохранить произведения искусства от последствий воздушных налетов. Весной 1942 года он расширил брошюру до большой статьи в отраслевом журнале «Технические вопросы». Эта статья стала первой попыткой системного подхода к консервации произведений искусства в военное время.

Не ограничиваясь этим, Стаут настаивал на необходимости всему музейному сообществу действовать сообща. В апреле 1942 года он отправил директору музея Метрополитен Фрэнсису Генри Тейлору письмо, в котором еще раз подробно осветил все проблемы музейной консервации во время войны. Он полагал, что американские музеи не готовы к подобному испытанию, поскольку «не существует ни единого свода знаний, ни общепринятых стандартных процедур». Музеи должны «с готовностью делиться опытом, помогая друг другу пережить не только успехи, но и неудачи, открыто высказывать свои сомнения и защищать убеждения, научиться работать в тесном сотрудничестве… Нам следует поступать по принципу “Один за всех и все за одного”».

Стаут предлагал не ограничиваться одним только обменом информацией. Он настаивал на необходимости немедленно подготовить новый тип музейных хранителей – «специалистов особого назначения», которые могли бы справиться с наибольшей за всю историю западного искусства угрозой. На обучение, предполагал Стаут, понадобится пять лет. Но мировое искусство уже оказалось в опасности. Более двух миллионов произведений европейского искусства покинули уютные музеи и оказались в неприспособленных временных хранилищах, куда их зачастую везли под обстрелом. Эта цифра соответствовала официальным данным об эвакуации, но уже ползли упорные слухи о массовых нацистских грабежах. Мир искусства лежал в руинах, и требовались невероятные усилия, чтобы восстановить его. А ведь война продолжалась, и все понимали, что в битве за Европу неизбежны новые атаки с земли и воздуха, которые принесут очередные разрушения.

Летом 1942 года Стаут подготовил брошюру под названием «Защита памятников во время войны и послевоенного восстановления». В ней ясно и четко объяснялось, какие проблемы предстоит решать мировому музейному сообществу в самом ближайшем будущем.

Конечно, никто не смог бы лучше справиться с защитой и охраной памятников, чем идеально вышколенные отряды «специалистов особого назначения», сформированные по инициативе Стаута ранее.

Глава 4

Пустой и серый мир

Гарвард и Мэриленд

Зима 1942–1943

Джордж Стаут не был типичным музейным работником. В отличие от многих своих коллег, принадлежавших к элите Восточного побережья, Стаут родился в семье простого рабочего в городе Уинтерсет, штат Айова (между прочим, там же родился и актер Джон Уэйн). Всю Первую мировую войну он прослужил рядовым в одном из госпиталей в Европе. Вернувшись с войны, решил заняться рисованием. Окончив университет Айовы, пять лет работал на низкооплачиваемых должностях, откладывая деньги на поездку по культурным центрам Европы, что в то время считалось обязательным для карьеры в сфере искусств. В 1926 году 28-летний Стаут поступил в аспирантуру Гарварда (в Карлсруэ в это время родился Гарри Эттлингер), он недавно женился и ждал первенца. Жили супруги на стипендию – 1200 долларов в год (аренда квартиры обходилась в 39 долларов в месяц), и этих денег семье «едва хватало, чтобы не умереть с голоду».

В 1928 году Стаут устроился волонтером в небольшой отдел реставрации и консервации при Художественном музее Фогга. Реставрация и консервация были самыми непопулярными дисциплинами на кафедре истории искусств, а Стаут – пожалуй, единственный из студентов – изучал их наиболее прилежно. На кафедре, где почти все были позерами и хвастунами, кичившимися знакомством с профессорами-суперзвездами вроде Пола Сакса, Стаут казался серой мышью. Зато он был педантичен и дотошен, что проявлялось и в его внешнем виде: зачесанные назад черные волосы, безупречные шерстяные костюмы и тонкие усики на манер Эррола Флинна. Но за внешней бесстрастностью Стаута, всегда элегантного и подчеркнуто вежливого, скрывался выдающийся ум, способный перерабатывать гигантские объемы информации и заглядывать далеко в будущее.