Всемирный следопыт 1926 № 11

«Затем он начал рассказывать странную историю — о болотистой местности, расположенной где-то на юго-востоке, и о странных желтых чудовищах, поднимающихся из болотной грязи. Я посчитал это за какой-то бред. Мне были известны великаны-броненосцы и громадные ленивцы, но изображенные им чудовища не были похожи ни на тех, ни на других.

«Затем он вдруг прервал свой рассказ и, не обращая внимания на мои вопросы, начал говорить о том, чего он никогда больше не увидит. Он начал рассказывать мне о каком-то Джоне Сулливане и Джеке Кильрене, о каких-то мерзких преступлениях, интересовавших его. Но больше всего ему нравилось говорить о еде, о ветчине и яйцах, сыре и пиве. Потом он опять начал рассказывать мне о племени Чиква, но снова прервал свой рассказ и разразился следующей тирадой:

«— Знаете, здесь очень скучно… Я часто думаю о разных красках и цветах. Здесь есть птицы всех цветов. Но я часто думаю о том цвете, какой имеет стакан виски, когда держишь его против света. О, какой это цвет!..

«И он отдался грезам, сидя сгорбившись и подперев кулаком подбородок. Затем вдруг сделался очень мрачным.

«— А, эти дикари!.. Они все время заставляют меня работать. Работай, работай и работай! А если я не хочу — наказание. Привязывают к муравьиной куче…

«Его речь была отрывочной, бессвязной, и мне стоило большого труда узнать от него что-нибудь, относящееся к этим джунглям. И я узнал от него очень мало. Мы говорили с ним, быть может, часа три-четыре, как вдруг до нас донеслось громкое улюлюканье.

«— Это они… чернокожие зовут меня, — сказал он, вскакивая на ноги.

«Хотя я не был заинтересован в нем, как в компаньоне, у меня невольно явилось желание предложить ему остаться со мной, но он отказался на том основании, что его хозяева отыщут его и убьют. Когда снова послышалось улюлюканье, он весь задрожал от страха, одно мгновенье стоял в нерешительности, затем повернулся и бросился в кусты, как бросилась бы собака, заслышав настоятельный зов своего хозяина…».

Мой собеседник замолчал; я сказал, что встреча с белым человеком при таких обстоятельствах — очень странный, необычайный случай.

— Да, это верно, — ответил он.

— А его упоминание о тех желтых земноводных чудовищах… Узнали ли вы о них еще что-нибудь?

Он посмотрел на меня и с сомнением покачал головой. На лице появилось недоумевающее выражение.

— Нет. Но возможно, что мне тоже пришлось видеть их… Хотя я не совсем уверен.

— Не можете ли вы рассказать мне об этом? — спросил я.

— Тут нечего рассказывать, потому что я не уверен. И все-таки… — Он остановился и провел рукой по лбу. — Может быть, я ошибаюсь. Это было в ту пору, когда я ушел от доброго племени, с которым я повстречался в джунглях, и был не совсем нормальным. Я страдал, мучился, голодал. И все смешалось у меня в памяти…

«Видите ли, когда Эльфнер ушел от меня, я решил отыскать долину, о которой он упомянул, и я нашел ее без особенного труда. Но, если бы не птица — прекрасный квеццал — которую я заметил в одном месте, я мог бы пройти мимо этой долины. А я не мог удержаться, чтобы не следовать за этой птицей, ибо она является самым чудесным, самым изящным созданием природы. Видеть эту птицу, золотисто-зеленого цвета, с красной грудью, с длинным, белым, как слоновая кость, хвостом, — большая редкость. Смотришь на нее, как зачарованный, и забываешь обо всем на свете. Нет птицы более пышной и прекрасной!

«Впоследствии я много раз наблюдал этих птиц, следя за изменением в их окраске при малейшем изменении падающего на них света. Фиолетовый цвет вдруг сменяется темно-голубым; затем птица делает движение, и голубой цвет ее перьев переходит в сине-зеленый, затем снова в золотисто-зеленый, с красным и пурпуровым оттенками.

«И вот эта птица привела меня в долину, населенную такими же, как она, птицами, красивыми бабочками и добрыми, кроткими людьми. Я счастливо прожил здесь много месяцев, чтобы, в конце-концов, с великой горечью покинуть эту долину. Это, действительно, был добрый народ! Мне ни разу не пришлось слышать дурного слова или видеть дурной поступок. Мне казалось, что эти люди никогда не слыхали о войне и насилии. Жизнь в этой долине птиц и цветов была прекрасной. Здесь все звуки были так приятны и так музыкальны, как журчание маленького ручейка, а теплый, мягкий воздух был пропитан чудесными запахами цветов. И я полюбил этих людей и их благодатную долину».

IV. Золотые россыпи.

Мой собеседник умолк и зажег трубку. Затянувшись раза два, он опять отложил трубку в сторону, откинулся назад, сложил руки на коленях и опустил голову на грудь.

— Там была девочка необычайной красоты, которая иногда играла со мной. Ее звали Эндоль. Она никогда не ходила обычной походкой, а всегда прыгала и танцовала, плела венки из цветов и часто со смехом приносила мне ключевой воды в плоской раковине, содержавшей в себе всего один глоток. Эта девочка стоит у меня перед глазами и поныне. Вот она, чудесная фея, прыгает на зеленой лужайке и гоняется за тенями от облаков, играет с птицами и, хлопая в ладоши, бегает за бабочками, но никогда не пытается ловить их…

«Знаете, в такие минуты воспоминание о моей собственной родине было для меня каким-то тяжелым, кошмарным сном. Я вспоминал детей в рабочих кварталах больших городов. Страшный шум, скученность, грязь, болезни и общая бедность, — все это, при воспоминании, тяжелым камнем ложилось на мою душу и страшно угнетало меня. Когда я сижу вот здесь и вспоминаю ту солнечную долину радости и счастья, мне кажется, что я нахожусь в аду, и я пытаюсь уйти из этого ада, ибо с тех пор, как я покинул то место, все мне кажется мрачным и безобразным.

«Раз как-то Эндоль принесла невиданный мною до тех пор цветок золотистого цвета. В другой руке она держала раковину. Когда я хотел взять ее, девочка отдернула руку. Подойдя ближе, я шутя попытался отнять у нее эту раковину. Но она перевернула ее в воздухе, и из нее посыпался блестящий желтоватый песок на зеленый листок, на земле. Присмотревшись, я увидел, что это был золотой песок. Но Эндоль со смехом нагнулась, разбросала золото и, подобрав отдельные крупинки, остававшиеся на листке, бросила их далеко в сторону.

«Естественно, что это вызвало меня на размышления, и я начал избирать новые места для своих прогулок. На следующий день я натолкнулся на большой плоский камень рядом с огромным деревом, обвитый лианами. На этом камне стояла большая раковина, еще издали бросавшаяся в глаза. Она была наполнена золотым песком и самородками величиной с горошину.

«Эта раковина была, вероятно, оставлена здесь Эндолью, которая играла с ней. Золотой песок был с примесью железа, но я сразу увидел, что только очень богатая жила может давать золото такого качества. И я тут же подумал, что эти люди не подозревают о ценности золота и пользуются им лишь, как игрушкой для детей. Мне, конечно, нужно было оставить это золото на месте, но я не мог. Я не мог побороть в себе соблазна и захватил его с собой.

«По пути меня встретила Эндоль со своей подругой. Смеясь, девочки потянулись к раковине, и я отдал им ее. Их поведение удивило меня. Их веселость сразу исчезла, они попятились назад и шопотом начали о чем-то совещаться. Поговорив между собой, они бросились бежать по направлению к хижинам. Ими, казалось, овладел страх, который для меня был совершенно непонятен.

«Вскоре они вернулись, приведя с собой целую толпу мужчин и женщин, на лицах которых был написан ужас. Сима, красивый, изящный юноша с прекрасной головой, разукрашенной перьями квеццала, обратился ко мне с речью. Сперва я не мог понять, к чему клонилась эта речь. Он говорил о каких-то людях и о стране, расположенной там, где заходит солнце, и всеми силами старался, чтобы я его понял. Но вот он кончил, и его место занял другой мужчина, Капака. Он говорил с некоторым волнением, и я вынес впечатление, что он хотел рассказать мне о каком-то страшном случае, когда ненависть, алчность и убийство, до тех пор неизвестные в этой земле, проникли в нее. Но я только тогда уловил смысл его речи, когда он, сделав из двух палочек крест, тут же разломал его и щепки швырнул на землю. И когда он при этом упомянул о белом человеке, живущем на севере, я сообразил, что он передает мне сохранившееся среди его народа предание о вторжении Пизарро [3] в Землю Инков.