Всемирный следопыт, 1928 № 04

Другие сотрудники также проявляли ко мне большой интерес, расспрашивали о подробностях и заставляли снова и снова приходить в институт. Однако скоро я убедился, что как у директора, так и у остальных сотрудников, было одно желание, которое заслоняло собой все остальное. Летом этого года в Европе должна была состояться международная выставка, и все они старались использовать малейшую возможность, чтобы попасть туда в качестве членов жюри или делегатов на один из съездов. Это оплатило бы расходы по поездке в Париж и сверх того они получали бы еще жалованье. В Конгресс действительно был внесен проект об ассигновании денег Смитсоньевскому институту, но одновременно была внесена смета на расходы по участию в выставке, и последнюю они проталкивали гораздо энергичнее. Я проторчал в Вашингтоне март и апрель, и, в конце концов, из моей миссии ничего не вышло. Д-р Риплей заявил мне, что, к его величайшему сожалению, сумма, ассигнованная Конгрессом недостаточна для того, чтобы можно было организовать экспедицию на Синюю Гору.

Вирджиния Уорд была почти так же огорчена моей неудачей, как я сам. Она с горечью говорила, что и директор и д-р Риплей в сущности очень мало интересуются вымершими индейцами. Все, что им нужно, это проехаться на казенный счет в Париж и привезти оттуда несколько новых орденов.

Мне было бесконечно стыдно возвратиться к Блэку ни с чем. Я просидел в Вашингтоне весь май в поисках работы, которая дала бы мне хоть возможность скопить деньги на обратный проезд к Блэку.

Работы я не нашел и вынужден был телеграфировать, чтобы Блэк выслал мне денег на дорогу. Мне не терпелось скорее вырваться отсюда и, вернувшись в горы, снова зажить прежней свободной жизнью, снова дышать свободным воздухом…

VI. Возвращение. — Продажа реликвий. — Размолвка. — Один на Синей Горе. — Позднее раскаяние.

Я был страшно разочарован, что Родди не встретил меня в Тарпине на вокзале, и немедленно отправился к нашему общему приятелю Биллю Хуку, чтобы узнать у него о Блэке.

— В последнее время, — сообщил он — Блэк избегает показываться в городе. Понимаете, Том, пока вы с Блэком играли в Робинзона Крузо, выкапывая разные древности, никому не было до вас дела. Но когда узнали, что за эти вещи Блэк выручил большие деньги, людям стало завидно, и они начали говорить, что развалины принадлежат им в такой же мере, как и ему.

Я сказал, что не понимаю, о чем он говорит.

— Неужели вы хотите сказать, что не знаете о немце Фехтиге? В таком случае Блэк приготовил для вас хороший сюрприз. Ему чертовски повезло. Он получил целую кучу денег за собранный вами хлам.

— О каком хламе идет речь? — спросил я.

— Да, о ваших драгоценностях! Фехтиг приехал сюда для скупки всяких вещей, относящихся к индейцам, и в числе прочего купил всю вашу коллекцию, уплатив за нее 4000 долларов. Эта сделка у нас в Тарпине вызвала целую бурю негодования. Я-то не жалуюсь, я сам на этом недурно заработал. Мои мулы, в течение трех недель были заняты перевозкой вещей с горы, и я содрал с немца хорошую цену. Он заказывал здесь ящики, отвозил их на гору наполненными соломой и опилками и там паковал ваши древности. При перевозке я потерял одного мула. Он спускался, нагруженный большим ящиком, и в том месте, где приходится итти узкой тропой по самому краю обрыва, мой Дженни потерял. равновесие и вместе со своей ношей свалился прямо в пропасть. Мы даже не, спустились в ущелье, но немец уплатил мне за погибшее животное…

Мне вдруг стало нехорошо, и я опустился на диван. Меня тошнило от запаха развешанных в комнате попон.

Как только мне стало немного лучше, я спросил:

— Давно ли уехал немец?

— Он уехал недели три назад. Нанял товарный вагон, погрузил в него все ваши штучки и сел вместе с ними. Сейчас он уже на пути в Европу…

Больше расспрашивать было нечего. Я пошел в гостиницу, снял номер и, не раздеваясь, бросился на кровать в ожидании утра. Все, что я пережил в Вашингтоне, было ничто по сравнению с муками этой ночи. Я решил, что Блэк сошел с ума. Я ни на минуту не допускал мысли, что он хотел обойти меня. но от всей души проклинал его глупость и самонадеянность. Я, правда, никогда не говорил ему прямо, как я дорожил собранными нами сокровищами, но, прожив со мной лето и осень, он, казалось бы, должен был почувствовать это. Впрочем, я сам до этой ночи не отдавал себе отчета в том, что эти вещи были для меня дороже всего на свете.

С первым лучом рассвета я вскочил на ноги и пошел будить Хука. После завтрака он запряг свою лучшую лошадь и повез меня к Синей Горе.

Было уже далеко за полдень, когда мы добрались до тропы, которая вела на вершину горы. Как все здесь было мне знакомо и близко, каждая пядь земли, каждая извилина тропинки, огибавшей корни древних пиний, каждая маленькая трещина в скале!

_{Карта юго-западной части Сев. — Ам. Соед. Штатов. Место действия рассказа — в заштрихованном квадрате (штат Новая Мексика).}

Мне хотелось без конца смотреть на знакомые предметы и дотрагиваться до них руками, как ребенку, стосковавшемуся по дому.

Блэк встретил меня у дверей хижины. Я не смотрел на него, но знал, что он пристально смотрит на меня.

— Не говори ничего, Том, не ругай меня, не выслушав сперва, — сказал он, когда я подошел ближе.

— Того, что мне известно, более чем достаточно. Объясни мне, Блэк, что заставило тебя так поступить? Зачем ты это сделал?

— Пойми, это был исключительный случай, один из тысячи. У меня не было времени снестись с тобой и получить твое согласие. Людей, которые покупают редкости и платят за них наличные деньги, чрезвычайно мало. Я знаю, что ты, как и я, мечтал о больших цифрах. Но это были не более, как детские мечты. Я видел, как подвигается твоя Вашингтонская кампания, и я решил, что 4000 долларов не так уж плохо, такие деньги на улице не валяются.

Я ничего не сказал, так как хотелось сказать слишком много. Я остался стоять на крыльце, пока золотой свет не сменился голубым, а над головой показались звезды, бледные, как небо, на фоне которого они мерцали. Над нами пронеслась стая ласточек, направлявшихся к своим гнездам в скалах. В.этот час все живое стремится домой. Подчиняясь привычке, я устало толкнул дверь и вошел в хижину. Я почувствовал запах вареного кролика. Стол был накрыт к ужину. Блэк зажег лампу и предложил закусить. Я не прошел в следующую комнату, зная, что полки в ней пусты. Голос Блэка доносился до меня, как сквозь сон.

— Кто бы другой купил их? — в сотый раз спрашивал он меня. — Люди любят поговорить о таких вещах, но не очень охотно платят за них денежки.

Когда я сказал, что мне никогда в голову не приходило продать эти вещи, он мне не поверил. Он напомнил, как мы мечтали о большой награде, которую мы получим от правительства за сделанное открытие.

— Это верно, — ответил я, — но я никогда не собирался продавать собранные нами памятники старины по той простой причине, что они, по моему убеждению, не принадлежат ни мне, ни тебе. Если мне не удалось заинтересовать вашингтонских ученых нашими раскопками, это еще ничего не значит. Я поступил бы на железную дорогу и, накопив денег, снова пришел бы сюда продолжать начатое дело. Из бесед с археологами Смитсоньевского института я приобрел много сведений и теперь бы мог самостоятельно вести дальнейшие изыскания.

Блэк напомнил мне, что я обязан подумать о своей будущности:

— Вырученные мною деньги лежат в банке на твое имя, и на эти средства ты получишь образование.

— Неужели ты думаешь, что я притронусь к этим деньгам? — Я посмотрел ему прямо в глаза. — Это так же невозможно, как если бы они были краденые. Блэк, ответь мне на один вопрос: неужели ты думал, что эти раскопки я производил ради денег?