Журнал «Вокруг Света» №05 за 1985 год

...И настал день, когда заведующий заповедником, немногословный человек по имени Вацлав Пернер, открыл мне скрипучую калитку в ограде, сбитой из деревянных планок... Сюда уже восемь лет закрыт доступ широкой публике.

После войны оленье стадо росло медленно. Сюда постоянно приезжают доктор Яромир Пав и другие ученые из научно-исследовательского института лесного хозяйства и охоты.

Конечно, в первую очередь проверяют — все ли здоровы, а если нет — обязательно найдут причину болезни и дадут лекарство.

Поскольку оленям грозило вырождение, уже довольно давно стали скрещивать белого оленя с лесными, красными и серыми. Рождавшихся пестрых оленей, а их бывает около трети, выпускали за пределы заповедника — там на них разрешено охотиться. Долголетняя терпеливая работа по селекции принесла свои плоды: популяцию белых оленей удалось не только сохранить, но и приумножить. Сейчас, кроме основного стада в 80 оленей, в огромном парке при замке Жлебё содержится еще около полусотни особей. Это способствует улучшению породы. Кроме того, малое стадо в замковом парке легче показывать желающим без особого ущерба для здоровья животных.

...Стоит сделать несколько десятков шагов от ограды, как тебя охватывает удивительный покой. Ветра нет. Недвижны ветви столетних дубов и лип. Только на одной вершине сонно ворохнулся серый совенок, да подчас раздается громкое хлопанье утиных крыльев. Дневное солнце заливает спокойным светом ярко-зеленую громадную чашу, окруженную купами деревьев. Это бывшее озеро, названное когда-то Коровьим и осушенное так давно, что его дно превратилось в обширный луг, поросший деревьями и кустами. Здесь-то и пасутся олени.

Откуда они появились в этих ухоженных лесах, бывших владениях графа Тун-Гогенштейна? История происхождения стада белых оленей туманна. Существуют разные версии. По одной — наименее вероятной — их доставили из Персии. По другим сведениям, оленей привез из своего путешествия в Индию обер-егермейстер императрицы Марии-Терезии; а тому вроде бы лично отбирал оленей махараджа из Кашмира. Во всяком случае, их пытались приручать и разводить магнаты Валленштейн и Шварценберг, терпя в этом деле неудачи, пока граф Кинский не подарил семью оленей в 1830 году графу Тун-Гогенштейну в Жегушице. Здесь они и прижились...

Медленно двигаемся с Вацлавом Пернером по берегу бывшего озера, мимо кип сена, накиданных на вешала. Вацлав молча трогает меня за плечо и протягивает руку. Вдали у противоположного склона что-то белеет, полускрытое кустами. Я осторожно, прячась за дубами, подбираюсь поближе. И вижу несколько белых красавцев. Не успел я приглядеться в бинокль, протянутый Вацлавом, как они подняли головы, насторожили уши, почуяв опасность.

Пернер много лет живет здесь, знает повадки пугливых оленей.

— Только одна олениха ходила за мной, когда повредила ногу. Даже терпела ласки детей,—говорит Вацлав.— Потом выздоровела и убежала.

Но Пернера олени все же узнают. Особенно если он зовет их на кормежку.

Мы тихонько подбираемся к лежке оленей поближе, и Вацлав начинает их приманивать.

— Холки! Холки! — кричит он. Это значит «девочки». На его голос олени начинают подходить.

Осторожно ступая тонкими ногами по изумрудному полю, они тянут к нам узкие мордочки, чутко поводя ушами...

— Ученые говорят, что это подвид благородного оленя, хангул, или кашмирский олень, который так долго живет у нас в Чехии.

Я знаю, что в Жегушице приехал режиссер — хочет снять белых оленей для фильма по рассказу погибшего в Бухенвальде художника Йозефа Чапека, брата классика чешской литературы Карела Чапека. В этом рассказе двое людей, скрывающихся в лесу, дичают от вседозволенности и начинают уродовать прекрасное вокруг себя, убивают животных и людей — все живое. И природа жестоко мстит им. По древнему поверью, явление белого оленя неправедному человеку предвещает смерть. Олень, верили, возникает перед онемевшими от ужаса убийцами как призрак. И обрекает тех, кто истребил в себе все человеческое, кто поднялся против жизни, на гибель.

Олень в этом фильме возникает на миг — белый олень на зеленом поле. Возникает как воплощение радости жизни, неистребимой красоты и вечности природы, обрекающей зло на уничтожение...

— Холки, холки,— тихо произносит Вацлав. И олениха доверчиво тянется к нам изящной головой.

Здесь говорят, что, если олень посмотрит в глаза, сбудутся все желания. Олень не пугается нас, и мы смотрим в его ярко-голубые глаза. Мы с Вацлавом понимаем, что наше желание сбудется. Мы еще не раз встретимся в этом зеленом заповедном мире, и выстрелы никогда не разорвут его тишину. И люди смогут сохранить белых оленей и любоваться на них.

Прага — Ленинград — Москва

В. Александров

Многоликий Алекс

Вечером Александерплац — берлинцы называют эту площадь просто «Алекс» — совсем не такая, как днем. Вечером она выглядит, пожалуй, романтично, несмотря на современную — стекло и бетон — тридцатисемиэтажную гостиницу «Штадт Берлин» и телебашню, которая своим шпилем царапает невысокие берлинские облака. Все дело в продуманном до мелочей освещении и «механических соловьях» — искусно спрятанных в кустах динамиках. Даже если знаешь, что это всего лишь хорошая запись, соловьиные трели создают весеннее настроение, а уж неискушенных туристов прямо-таки завораживают: «Надо же, в таком большом городе — и соловей!»

У этой площади много лиц. Торговое — здесь всюду магазины и магазинчики... Рабочее — на Алексе немало учреждений... Место культурного досуга... Место встреч и отдыха... Во многих странах мира Александерплац знают как «площадь солидарности».

В этот день — последнюю пятницу августа — на площади негде было яблоку упасть. Свыше ста тридцати редакций и издательств отмечали здесь традиционный День солидарности журналистов. Пресса, радио, телевидение Германской Демократической Республики, агентства печати разных стран мира прислали сюда своих представителей, чтобы выразить поддержку народам Центральной Америки и Юга Африки, во весь голос заявить о решимости бороться против безумной гонки вооружений, потребовать у ядерных держав последовать примеру Советского Союза и отказаться от применения ядерного оружия и милитаризации космоса.

Площадь была похожа на живой пестрый ковер. У лотков «базара солидарности» толкутся люди — выбирают и покупают различные изделия, сувениры. Весь сбор идет в фонд солидарности. То тут, то там мелькают активисты — сборщики подписей под петициями об освобождении патриотов, брошенных в застенки антинародными режимами в странах Латинской Америки, Африки и Азии. Играют оркестры. Над многоголосой шумной толпой летят мелодии песен солидарности. Писатели, поэты, ученые раздают автографы. Дети обязательно хотят прокатиться на настоящих повозках, в которые запряжены настоящие лошади. Курсирует старый двухэтажный автобус. И здесь весь сбор — в фонд солидарности!

— Я — постоянный участник таких дней солидарности,— говорит берлинская продавщица Моника Шмидт.— На Алексе мы демонстрируем твердую поддержку всем угнетенным народам мира.

— Мы протестуем против планов администрации США перенести гонку вооружений в космос, мы требуем убрать из Западной Европы американские ядерные ракеты первого удара,— это слова Курта Лемана из Магдебурга.

В толпе вдруг замечаю знакомое лицо: светлые прямые волосы, серые глаза. С немалым трудом протискиваюсь поближе. Точно. Кристина Гроте. С ней мы познакомились два года назад в Лейпциге...

Расположенный рядом с Лейпцигским университетом имени Карла Маркса молодежно-студенческий центр «Морицбастай» непросто заметить. Если высотное здание университета видно с любой точки города, то студенческий клуб надо искать под землей. Он разместился в подвальных помещениях старинного разрушенного бастиона. Со временем развалины заросли травой, и казалось, жизнь поставила точку на четырехсотлетней истории крепости.