Девятихвостый демон (СИ)

  На выходе из больницы меня караулил Какаши, с настолько ехидной и маслянистой улыбкой, что сразу захотелось засветить ему чем-нибудь тяжёлым, в тот самый глаз, которым он улыбается. Отряд Анбу поблизости уже не ощущался.

  -Какаши-сан. - Радостно улыбнулся я, идя ему навстречу. - У вас есть ровно четыре секунды, чтобы спасти свой единственный глаз от встречи с моим кулаком, предупреждаю, Шаринган не поможет.

  -Наруто! Как поживает Хината-чан? - Улыбка копипаста стала ещё ехидней.

  -Две секунды!

  -Ладно, ладно! Сдаюсь! Извини был не прав! Я просто радуюсь за своего ученика. - В притворном ужасе замахал руками этот фанат творчества Джирайи.

  -Эээх... - Тяжело вздохнул я, глядя на этого клоуна. - Что-то случилось?

  -Да, тебя хочет видеть Хокаге и чем скорее тем лучше. - Мгновенно, стал серьёзным Какаши.

  -Ясно.

  Кабинет Хокаге с моего последнего визита, когда я "признался" в сотрудничестве с Къюби, совершенно не изменился. Хирузен всё также курил свой пропитанный чакрой табак, всё так же на стене висели портреты предыдущих Хокаге, да и сам я стоял в точности на том же месте, что и в прошлый раз.

  -Наруто, ты знаешь почему я тебя позвал? - Выдохнув очередную порцию дыма, прервал тишину Сарутоби.

  -Думаю, причин несколько, но сейчас речь пойдёт о Карин, верно? - Копируя улыбку Минато, с лёгким прищуром, ответил я.

  -Да, ты прав. - Хирузен сделал вид, что не заметил моего сходства с Четвёртым. - Ты понимаешь, чем нам грозит принятие её в деревню?

  -Да. Если мы заявим о её переходе официально, то максимум, мелким дипломатическим скандалом. А если проведём всё тихо, то ничем, ну за исключением, появления в Конохе нового многообещающего шиноби. - И лёгкая улыбка.

  Сарутоби вздохнул.

  -Наруто, украсть шиноби другой деревни, во время проведения экзамена чунинов, да ещё и будучи принимающей стороной... - Хирузен грустно посмотрел на меня. - И почему ты считаешь, что всё будет так просто?

  -А с чего Травникам возмущаться и обострять отношения с одной из великих деревень? - Беспечно пожимаю плечами. - Команда Карин мертва, живой её, после второго этапа, сопровождающие из Травы ещё не видели. Да и кто она для них? Генин проваливший экзамен и потерявший товарищей, у которого за душой ничего нет, ни родственников, ни друзей. Боевые показатели низкие, улучшенного генома нет, обычная сирота, без перспектив. Ссорится из за неё с Конохой? Я Вас умоляю. Мы вон из-за наследницы сильнейшего клана, когда на руках были все доказательства и далеко не рядовой свидетель, ругаться с Облаком не захотели. - Я презрительно скривился. - Так с какого перепугу Травники начнут кипишь поднимать? Только если мы сами, громогласно, обо всём сообщим, тем самым показательно вытерев о них ноги, шиноби Травы будут вынуждены как-то отреагировать, а если всё будет тихо, мирно, они даже внимания не обратят на пропажу. - Сарутоби многозначительно хмыкнул и повернувшись в кресле, так что его взгляд упал на портреты прежних Хокаге, затянулся. Смотрел он, как не сложно догадаться, на портрет Минато.

  -Признаю, ты прав. - Спустя минуту раздумий, прервал он тишину. - Но есть и другая проблема... - Хирузен опять замолчал, не отрывая взгляда от лица Четвёртого и задумчиво попыхивая трубкой.

  -Клан Узумаки, или точнее, моё желание его возродить?

  -Верно. - Старик поправил шляпу и уставился на меня тяжёлым взглядом. - Клан Узумаки, в своё время, был одним из сильнейших и наиболее уважаемых, особенно у нас в Конохе. Став официальным главой клана Узумаки, ты автоматически получаешь право на место в совете кланов и это может многим не понравится. - Сарутоби сделал паузу и глубоко затянулся, вновь переведя взгляд на портреты. - И дело даже не в том, что ты генин и очень молод, проблема в том, что ты ещё и джинчурики... - Хирузен, не поворачиваясь, скосил взгляд на меня, наблюдая за моей реакцией. В добавок ко всему, внутренне он весь сжался, готовясь к самым неприятным последствиям. Ведь фактически, он только что открыл мне настоящую причину моего "счастливого" детства. А после таких откровений, реакция может последовать крайне негативная. Рисковый мужик, уважаю. Впрочем всё правильно, ведь лучше рассказать всё самому, пока "Наруто" сам не пришёл к тем же выводам.

  -Полагаю, по этой же причине, я жил в приюте? - От моего вопроса, Хокаге внутренне похолодел. Но ответил твёрдо.

  -Наруто. То что я тебе сейчас расскажу, не должно выйти из этого кабинета. - Прямой, немигающий взгляд в глаза. - После гибели твоих родителей, тебя хотели взять на воспитание в клан Учиха, Микото Учиха, супруга главы клана и мать твоего друга Саске, была очень дружна с Кушиной и первые две недели, после нападения Лиса, ты прожил у них. Но остальные кланы и старейшины испугались чрезмерного усиления Учих, за счёт джинчурики и в результате забрали тебя у Микото. И честно говоря, я этому не препятствовал. В тот момент складывалась очень опасная ситуация, к тому же существовали определённые факты, заставляющие нас не доверять Учихам. За высвобождением девятихвостого и смертью твоей матери, а так же моей жены, которая принимала у неё роды, стоял кто-то обладающий шаринганом, об этом мне успел сообщить умирающий Минато, так что доверить Учихам его сына мы просто не могли. - В кабинете повисла тишина, от напряжения Хирузена едва стёкла на окнах не звенели.

  Интересно получается. Я что же мог быть Учихой? Вернее им мог быть оригинальный Наруто. Не знал, не зал. А Саске оказывается мой молочный брат, раз уж я, вернее Наруто, две недели прожил в его клане. Кормить то новорожденного младенца надо и я не припоминаю чтобы у Саске были ровесники в клане Учиха. А ведь старик не соврал, кое что, само собой, не договорил, но сказал чистую правду. Ложь бы я почувствовал, не умеет Третий скрывать свои эмоции как Орочимару, да и сложно их скрыть от природного псионика, пусть и в прошлой жизни, опыт то остался. А способности к эмпатии у Курамы, пожалуй получше моих будут, демон как никак, а эта братия эмоциями вообще-то питается, у Курамы на них даже возрождение завязано. Так что, сейчас, помимо готовности усмирять взбесившегося джинчурики, от него несёт неприкрытым чувством вины за те своим действия. И это любопытно.

  -Всё ясно. - Я тяжело вздохнул, глядя на портрет Минато. - Ну, я как-то так и думал... Ладно, это дело прошлого. - От Хирузена пришла волна удивления и облегчения, причём чего было больше я сказать затруднялся. - Но тогда я не вижу проблем с возрождением клана Узумаки. Ведь как я понял, всем игрокам главное это то, чтобы я не достался конкурентам, ну, а меня самого они вряд-ли воспримут себе ровней. Или я ошибаюсь? - Опасно играю, но старику осталось жить всего месяц, так что можно рискнуть, вряд-ли он станет распространятся о деталях нашего разговора, а даже если и станет, не страшно. С приходом Пятой и после нападения Орочимару, расклад сил в деревне и за её пределами неизбежно поменяется. Ну, а сейчас мне главное получить официальное признание статуса и тогда, после смерти Сарутоби, уже можно будет действовать на другом уровне.

  Сарутоби сделал морду лица кирпичом и в очередной раз, затянулся, внутренне ликуя. Ликовал он по очень простой причине, похоже старик очень серьёзно опасался что я взбрыкну, вплоть до срыва печати. И готовился долго убеждать меня в необходимости тех своих действий. Судя по всему он уже давно боялся, что в результате резкого поумнения, я сам проанализирую свою жизнь и приду к мысли, что неплохо бы угостить Коноху Бомбой Биджу. А тут ещё, якобы, шепчущий на ухо злобный Лис, наверняка также мечтающий приласкать любимую деревню. И опасался он не зря, будь на моём месте реальный Наруто, вполне возможно, что так бы и случилось. И в целом Сарутоби действовал правильно, лучше самому всё рассказать слегка сместив акценты, что-то выпятив, а о чём-то "забыть" упомянуть, а если не поможет, то есть заготовленная проповедь, ещё больше обеляющая Деревню, совмещённая с покаянием и посыпанием головы пеплом. Ну, а на самый крайний случай, если всё окажется бесполезно, то на то он и Хокаге, чтобы сразу суметь обезвредить джинчурики, до того как тот нанесёт существенный вред. Однако, всё прошло лучше некуда, Наруто всё понял и зла не держит, его куда больше волнует настоящее, да и не требует он ничего невозможного, только то, что ему и так принадлежит. Чем не повод для ликования?