Независимая колония (СИ)

Он такой горячий и пылкий, не думал, что нужно так мало, чтобы пошатнуть его самообладание. Я и правда его разбаловал.

- Не отпущу, пока не успокоишься, - мягко предупредил я Америку, почувствовав, как он ерзает подо мной. Такое приятное ощущение. Я завороженно наблюдал за разгневанным Альфредом и наклонился к нему ближе. Он тяжело дышит, мягкие губы чуть приоткрыты, а голубые глаза так и пылают. Мое сердце возбужденно забилось быстрее, и все мысли в одно мгновение исчезли.

Я наклонился к нему еще ближе, чувствовал, как его жаркое дыхание касается моей кожи. Так невыносимо близко. Я тихо усмехнулся и осторожно поцеловал его, совсем легко касаясь его горячих губ. Мое тело нервно вздрогнуло, и я сильнее прижался к Америке, чувствуя, как медленно загорается кровь в моих венах, поддавшись этому порыву, я углубил поцелуй, легко проникая языком сквозь его приоткрытые губы. И все равно, что Альфред не отвечает на мой поцелуй, зато я чувствую, как он напряжен и неподвижен подо мной.

Я с трудом отстранился от него, понимая, что еще немного, и я слишком увлекусь и уже не смогу так просто остановиться, но все же позволил себе еще несколько раз поцеловать покрасневшие щеки Альфреда. Весь его гнев словно растворился, ни капли прежней ненависти и агрессии. Только удивление застыло в его сияющих глазах, и я бы часами мог любоваться его смущенным лицом.

- Успокоился? – с усмешкой спросил я, и отпустил его руки, заставил себя подняться с его сильного тела. Черт, все-таки не сдержался, достаточно было просто отчитать его, но этот его безрассудный крик о независимости просто вывел меня из себя. И вот результат, всего на мгновение потерял контроль над собой. Ну, по крайней мере, Альфи затих, а у меня еще есть шанс свести все к шутке.

- Поднимайся, - сказал я Альфреду и протянул ему руку. Он удивленно на меня посмотрел, но все же ухватился за мою ладонь, и я помог ему подняться. Вид у него был задумчивый и немного пришибленный. И мне совсем не нравилось молчание, повисшие в воздухе.

- Знаешь что? Я думаю, нам надо будет устроить охоту. Я уже лет сто не нахожу времени чтобы просто поохотиться в свое удовольствие, а тебя так вообще, насколько я помню, ни разу с собой не брал. Не знаю как у тебя здесь, но у меня дома это популярное развлечение. Так что, я прикажу слугам, пусть к завтрашнему дню все организуют. Как тебе идея? – бодро спросил я Альфреда, который все еще невидящим взглядом смотрел в одну точку.

- Альфи? – я неуверенно похлопал его по плечу и он несколько раз кивнул. Не совсем то, чего я ожидал, но лучше, чем если бы он снова полез в драку.

- Отлично, тогда я сейчас же этим займусь, - с энтузиазмом объявил я и немного взволнованно посмотрел на лицо Альфреда. После моего удара на его щеке остался яркий красный след, который портил весь его благородный вид.

– Сходи в ванну, там есть аптечка, не стоит это оставлять так, - посоветовал я Америке и похлопал его по плечу, направился к выходу.

Не сказать, что все пошло хорошо, но в целом, обошлось. Глупый все же он. Настоящий идиот! Надо же ляпнуть такую глупость.

Независимость.

Да где он только таких слов нахватался?

***

Я осторожно коснулся кончиками пальцев своих губ, все еще не до конца понимая, что произошло. Всего одно мгновение, словно взрыв эмоций, а затем полная тишина и пустота, лишь удивление. Но я словно все еще чувствовал приятную тяжесть Артура на своем теле, его теплые губы и чуть влажные поцелуи, на которые я понятия не имел, как отвечать. А еще, я чувствовал, как он был возбужден. Артур слишком сильно прижимался ко мне…

Нет! Глупость, просто глупость какая-то. Мне, должно быть, просто показалось. Я встряхнул головой и подошел к письменному столу, рухнул в удобное кресло и откинулся на его спинку.

Боль в щеке уже совсем затихла, на мне всегда все быстро заживало, так что я не переживал из-за какой-то глупой ссадины и даже не думал хоть о каком-то лечении.

Ну, если опустить все неловкие детали и мои эмоции, то, по сути, мои переговоры с Артуром прошли не так уж и плохо. По крайней мере, результат есть и мне не придется оправдываться перед остальными колониями.

Вот только мое требование, сказанное бездумно и на эмоциях нашло такой острый отклик в моей душе. Словно все встало на свои места, и я наконец-то увидел путь, по которому должен следовать…

О чем я думал, когда закричал о независимости?

Я сжал пальцами подлокотники кресла, опустил голову, чувствуя, как челка падает на глаза, почти закрывая обзор, и невидящим взглядом уставился в пол, глубоко вздохнул.

Арти наверняка считает, что я повел себя, как неразумный ребенок.

И даже я это понимаю.

В следующий раз буду выдвигать свои требования как положено, с соблюдением всех процедур, чтобы Арти уже и не думал смеяться, а главное, всерьез принимал мои решения.

***

Все приготовления к охоте я поручил своим дворецким. Не очень доверял здешним оборванцам, которых Альфред называет прислугой. И, надеюсь, Америка оценит мой сюрприз. Еще до того как в этих землях начало процветать сельское хозяйство здесь был весьма популярна соколиная охота. Сейчас это даже для меня необычно, уже и забыл, когда в последний раз так охотился. Заодно познакомлю Альфи с этой традицией. И лучше дворецкому раздобыть для нас ловчих соколов, ну или на худой конец ястребов.

А пока до завтра я могу расслабиться.

Я покосился на коридор, ведущий вглубь дома, и задумчиво нахмурился. Может, это и не самая лучшая мысль, но, все же, думаю сейчас мне оставить Альфреда в покое. Пусть немного отойдет от случившегося. Да и мне прямо сейчас будет неловко смотреть ему в глаза.

Я быстрым шагом прошел прихожую, открыл дверь и спустился по крыльцу. Яркий дневной свет после приятного полумрака дома, казался мне болезненно ярким, и я опустил взгляд, стараясь хоть как-то скрыться от ярких лучей. Неспешно, не думая о дороге, направился к полям.

И почему я не могу расслабиться? Америка просто идиот! Почему меня так невыносимо тянет к этому остолопу…? Лучше бы он так и оставался веселым мальчишкой, насколько бы это упростило мне жизнь. Мог бы, как и раньше, приезжать, чтобы поиграть с ним или рассказать о дальних странствиях. А сейчас? Сейчас он хочет заняться политикой и требует независимости.

Я нервно усмехнулся.

Он ведь не всерьез это сказал. Просто не мог сказать эту глупость серьезно. Обычный детский лепет. Обиделся на меня и решил сказать самую страшную глупость из всех возможных.

Я услышал отдаленные голоса людей, собиравших кукурузу на одном из полей плантации, и недовольно свернул с выбранного курса, мне совершено не хотелось натыкаться на работников.

Подобие дороги здесь уже просохло, и теперь каждый мой шаг поднимал с земли небольшое облако пыли.

Я сам виноват во всем, что происходит с Америкой. Слишком привязался к нему. Даже сильнее, чем сам подозревал. А теперь, когда он начал понимать, как на самом деле обстоять дела, в нем, естественно, загорелся огонь протеста. Но только я ничего не собираюсь менять. И, раз уж Альфред уверяет меня, что он уже вырос, то он и сам должен это понимать. Ничего страшного, если, теперь помимо моих обычных визитов, мы с ним будем встречаться и для переговоров. Можно даже пойти ему на встречу, помочь ему разобраться в экономике, подсказать, как лучше держать себя на публике, как следует обращаться с подопечными. Альфред всегда хорошо запоминал все, чему я его учил.

***

После долгого плавания и непрерывной качки, стоять на неподвижной земле было непривычно, и только запах пороха, которым пропитался мой алый мундир, придавал мне уверенности в себе.

- Арти, Арти, ну расскажи! – с горящими глазами упрашивал меня Америка, энергично подпрыгивая. Когда я только приехал, то даже не сразу его узнал, из крошечного картавого малыша, он вырос в паренька лет семи, и энергии в нем было просто хоть отбавляй. Простенькая белая рубаха, черные шортики на подтяжках, гольфы, ботинки. Добавить бы еще пиджак с жилетом и сошел бы за воспитанника какой-нибудь частной школы. И эти ужасные ссадины, которые «украшали» его острые колени и локти! Ну, куда смотрит прислуга? Сколько бы я не менял их, никто не может с ним справиться и обеспечить безопасность. Может, это и мелочь, но все же, я не хотел, чтобы Альфред испытывал боль, пусть даже из-за собственной глупости.