When the Mirror Cracks (СИ)

- Я сломаю тебя. Уничтожу. Превращу в жалкое безвольное нечто, неспособное ни к чему, – поведал он. – Ты будешь сидеть в клетке и визжать от счастья, когда я обращу на тебя внимание. Ты будешь валяться у меня в ногах, скулить и умолять убить тебя. Но я этого не сделаю. Я буду смотреть на то, как ты становишься ничем. И буду радоваться. Я растопчу тебя, Дик, изломаю и посажу на цепь своим домашним зверьком. И никто, никто не сможет сказать, глядя на тебя, кем ты был раньше. Достойный тебя конец, а, Чудо-мальчик?

Клинок скользнул, надрезая кожу, а потом Красный Колпак бросил его и несколько раз ударил. Мощно. Сильно. Грейсон почувствовал, как хрустнуло ребро.

- Он узнает.

Джейсон, который уже отошел от него и возился с каким-то новым приспособлением (Дику было не видно, с чем именно), развернулся.

- Он никогда не узнает, Дик. Ты сам об этом позаботился.

- Он поймет, – упрямо повторил Грейсон. – И найдет тебя.

- Конечно, Птичка, – Тодд посмотрел на него с ненавистью. – Тебя он будет искать. За тобой он придет куда угодно. Если сможет. А ты ему задачу не облегчил. Подумай сам. Никто не знает, что ты был со мной. Никто не знает, куда именно ты направился. Даже если ему повезет, и он найдет это место – тебя в нем не будет. Ты будешь числиться одним из множества трупов, над которыми поставили неудачные эксперименты.

- Если он найдет это место, он узнает, что ты был здесь. И придет за тобой.

- И что? Я нашел тебя таким. Овощем. Можно попробовать все исправить, но милосерднее пристрелить, – отмахнулся Красный Колпак. – Даже он ошибается, Дикки. А я знаю, как заставить его ошибаться. Не надейся. В этот раз папочка не спасет твою задницу и не накажет обидчика.

- Ты называл его отцом, – вспомнил Дик. – Полгода назад. Ты считал его отцом.

- Нет, – Джейсон подошел к нему, и Грейсон увидел в его руках ведро. – Я заставил тебя так думать. Я заставил тебя думать, что считаю тебя братом. Я водил вас всех за нос и никто даже не заподозрил, что я планирую на самом деле. Я заманил тебя сюда, в это место. О, и, кажется, обещал, что ты будешь кричать.

- Я не буду… – начал было Дик, но Тодд плеснул в него содержимым ведра.

Спирт.

Терпеть это было невозможно. Все раны, все ссадины, все порезы, нанесенные ему за эти дни, словно открылись заново, затмевая разум и остатки достоинства дикой, невыносимой болью. Грейсон заорал, забился головой о перекладину, лишь бы заглушить, лишь бы перебить одну боль другой. Лишь бы не слышать ядовитый победный смех Джейсона.

Дик тихо скулил, ненавидя самого себя за то, что все-таки сдался и не смог вынести. За то, что позволил Красному Колпаку ненадолго, но почувствовать свою власть над ним. За то, что устал, безумно устал от всего происходящего и уже не может держать себя в руках.

- Больной садистский ублюдок, – вздрагивая и отплевываясь, бросил он. – И чего ты этим добился? Тебе стало легче? Давай, скажи! Я же закричал. У тебя получилось. Тебе легче? Легче?

На этот раз ему все-таки выбило челюсть. Правда, Тодд тут же вправил ее, наслаждаясь причиняемой болью. Задумчиво посмотрел.

- Это только начало.

Говорить было невыносимо, но теперь Дик получал от этого какое-то особое, мазохистское удовольствие. Да и в голове, слегка затуманенной болью, возник сумасбродный план действий.

- А в конце я сломаюсь? – спросил он.

- В конце ты сдохнешь в придорожной канаве, – небрежно пожал плечами Джейсон. – Когда мне надоест с тобой возиться.

- Так зачем тратить время? Завали меня прямо сейчас!

- О нет, Дикки, – хмыкнул Тодд. – Это моя возможность вернуть тебе должок. Ты ведь однажды был так заботлив. Так носился надо мной. Грел меня, выполнял мои странные капризы…

- Замолчи, – прошептал Дик.

- Успокаивал меня во время кошмаров…

- Замолчи!

- Бедный-бедный наивный Дикки. Неужели ты действительно думал, что смог вернуть непутевого братика в семью, а?

- Замолчи, – почти умоляюще проговорил Грейсон, переходя от беспомощного шепота к яростному крику. – Замолчи, молчи, просто заткнись!

Резкая пощечина оборвала его.

- Заткнись сам! – со злостью прорычал Джейсон.

Дик посмотрел в глаза человеку, которого когда-то называл своим братом. И замолчал…

Красный Колпак продолжал его мучить. Продолжал говорить. Грейсон уже не слушал. Он ушел в себя, отстраняясь от происходящего, переставая воспринимать боль и чужой голос, который продолжал уничтожать его.

Уничтожать больше было нечего.

Дик провалился в свои мысли и больше не давал вернуть себя обратно. У него не хватало сил терпеть издевательства и одновременно пытаться сохранить хрупкие, ускользающие воспоминания, такие светлые и теплые, такие счастливые. Такие лживые. Все, чем он жил в последние полгода, все, что помогало не сойти с ума и удержаться от безрассудных поступков, теперь катилось к черту. Грейсон держался за свою веру, но Джейсон растоптал и ее.

Тело воспринималось отстраненно, словно чужое. Словно все происходило словно не с ним, а сам Дик был всего лишь сторонним наблюдателем, не имеющим к тому, что творилось, никакого отношения. Он знал, что удары Тодда стали яростнее, после того, как он замолчал, но не чувствовал этого. Слышал звук его голоса, знал, что это очередные оскорбления и уничтожающие слова, но не вслушивался, словно это был бесполезный шум. Видел кровь, много крови, но не воспринимал ее, как свою.

И молчал. Не проронил ни звука.

Джейсон ведь этого от него хотел? Сломать, подчинить своей воле, заставить выполнять приказы. Заставить быть послушным и податливым, униженным и растоптанным, потерявшим всякое достоинство существом. Он получит это. Получит уничтоженного и безвольного Дика. Будет наслаждаться своей властью над ним. И однажды потеряет бдительность. Расслабится, почувствует себя в безопасности, потеряет контроль. Тогда Дик ударит. Беспощадно и жестоко, в спину, чтобы отомстить за все, что Тодд у него отнял.

Брюс поймет. Брюс должен будет понять. Невыносимо, слишком больно и слишком обидно, чтобы Грейсон смог после этого оставить Красного Колпака в живых. Дик вынес многое, но не смог принять такое предательство. Брюс обязан понять, что в этом случае все их принципы не работают.

Кажется, мучить безмолвного Грейсона было не так интересно. Во всяком случае, Джейсон не стал возиться с ним долго и приказал увести в камеру. Хотя, недостаток времени с лихвой компенсировался силой ударов. Дик чувствовал, что у него сломано ребро, чувствовал, как опухает веко, практически закрывая правый глаз, чувствовал боль в выбитой и тут же вправленной челюсти. Во всем теле было отвратительное жжение, как отголосок душа из спирта.

Когда-то давно такие травмы вызвали бы только усмешку. Сейчас хотелось поскорее забиться в угол и отключиться окончательно. Прекратить думать. Собраться. Найти что-нибудь, что поможет удержаться на плаву и не сломаться окончательно. Можно ведь считать мысли об убийстве признаком того, что он сломался?

Его зашвырнули в камеру. Так, чтобы он упал на порезы и синяки. И сломанное ребро. Дик едва успел выставить руки, предотвращая новые травмы. Руки подкосились, и он завалился, рассекая губу. Больно уже не было.

На то, чтобы подняться и добраться до кушетки, едва хватило сил. Грейсон лег на спину и закрыл глаза, отключаясь, проваливаясь в блаженную темноту, в которой даже не было снов. И, наверное, это было даже к лучшему.

Дик не отреагировал даже когда дверь вновь открылась.

- Э, что там с ним? – послышался голос одного из охранников.

- Черт возьми, он, кажется, сдох! – ответил второй, находившийся чуть ближе к Грейсону. – Блять, почему именно в нашу смену?

- Твою мать, – первый голос теперь звучал испуганно. Охранник быстрым шагом приблизился. – Ты хоть знаешь, что с нами сделает этот красноголовый мудак, если парень помер?

- А мы-то что? Он сам его довел! – трусливо проговорил второй. – Мы не при делах.

- Э, нет. Ублюдок грамотно бьет. Так, чтобы не смертельно, – шеи Дика коснулись липкие пальцы. – Сдохнуть он мог только от того, как мы его «сопроводили».