Солнечный ветер (СИ)

Карантин сняли всего три года назад, Дженсен как раз готовился к последнему экзамену, завершавшему первый год обучения. Он до сих пор не забыл дрожь в голосе мамы, когда она позвонила ему в Школу, чтобы сообщить об этом.

Скоро они посетят это место в четвёртый раз, чтобы отдать дань погибшим.

...Весной Дженсену исполнился двадцать один год. Он уже считался опытным пилотом-курсантом, был отличником, на которого не могли надышаться преподаватели, и входил в десятку самых популярных людей в Лётной Школе. Он имел безупречную репутацию прилежного курсанта и с достоинством носил имидж сурового, но справедливого парня. Дженсен не боялся пускать в ход кулаки, защищая себя и своих друзей. Здесь, как и везде, младшие подчинялись старшим без разговоров, и хотя ничего ужасного в этом не было, новичков и слабаков прессовали достаточно жёстко. Лётная Школа считалась элитным заведением, собиравшим под своей крышей только лучших из лучших, но деление на слабых и сильных происходило даже здесь. И горе тому, кто из этого противостояния, похожего на затяжную битву, выходил побеждённым.

Дженсен прошёл свои круги ада, устроенные ему однокурсниками из параллельного потока во главе с Такеши Ясуда. В стычках с ними пришлось отстаивать свои права не единожды, буквально выгрызая их зубами. Было тяжело, порой невыносимо, но Дженсен выстоял. И сделал для себя определённые выводы, главный из которых заключался в том, что слабаки ─ главная беда их времени.

Вент был категорически не согласен с этим, но Дженсена трудно было переубедить в обратном. Он свято уверовал, что преступники и браконьеры вырастали именно из этой категории людей, и видел в них угрозу для общества в целом. Они в любой момент могли сознательно пойти на преступление или совершить по халатности какую-нибудь непоправимую ошибку. Например, подобную той, что разделила однажды жизнь Дженсена на две части: до и после эпидемии, когда на свободу вырвался «вирусный джинн» ─ вытяжка из пресловутой венерианской скалолазки********. А ещё существовала официальная статистика о том, сколько курсантов, отчисленных из военных школ и академий, засветились в браконьерской Сети*********. Подобные люди были втройне опасны, потому что успевали нахвататься знаний о нюансах работы рейнджеров**********. Уже давно ни для кого не новость, тем более для Бюро и Комитета, что браконьерское сообщество выискивало себе новых бойцов именно среди этих отчисленных неудачников. Всего и надо: посулить такому человеку шальные барыши и шанс отомстить тем, кто остался. Статистике Дженсен верил даже больше, чем себе, поэтому, как ни старался Вент переубедить друга, доказывая, что успешных и законопослушных граждан, ушедших в браконьерство, намного больше, чем курсантов,  у него так ничего и не получилось.

После гибели отца Дженсен дал себе клятву ─ везде, всегда и во всём быть лучшим. Он многого добился ещё до поступления в Лётную Школу Невады, которую  в своё время заканчивал и его отец. Поэтому вопрос о первенстве был для него не просто блажью и позёрством, как иногда думали его однокурсники. Дженсен чувствовал, что с каждой одержанной победой, он становится ближе к отцу и словно воочию видел его одобряющую улыбку. И каждый раз, проигрывая в чём-то или кому-то, он казнил себя тем, что не смог дотянуться до своего кумира, коим для него, без сомнения, был, есть и будет Брайан Эклз. К тому же, в Школе продолжали работать Учителя, которые в своё время учили отца; регулярно приезжали гражданские и военные лица, работавшие вместе с ним, и знавшие Эклза-старшего сначала как успешного рейнджера, а потом  ─ как талантливого учёного. И, конечно же, все они ждали от сына Брайана только отличных результатов.

Вент не понимал, зачем другу раз за разом что-то кому-то доказывать, стремясь быть первым и дальше. Им уже интересовались спецы из Комитета, Бюро и ППЗ, не говоря уж о других организациях среднего звена. Его личное досье запрашивалось чаще других. Дженсен знал об этом, потому что Бруни дружила с Синтией, а Синтия была лучшей подругой Клаудии-секретарши. Он был и в курсе того, что Учителей часто расспрашивали о предпочтениях юного вундеркинда. Но Дженсен до поры до времени молчал о своём выборе, хотя давным-давно и определился с ним. Во-первых, он не хотел дразнить гусей. Иногда Бюро прибегало к некрасивым мерам, желая заполучить в свой штат приглянувшегося человека. Во-вторых, он оберегал нервы мамы, ведь для неё Комитет был синонимом пули, убившей её мужа. А для него служба в Комитете являлась пределом мечтаний, итогом, к которому он стремился, ради которого трудился, как проклятый, зарабатывая высшие баллы. Кроме того, в Комитет его толкала ещё и жажда мести. Она требовала жертв, требовала отомстить за отца, за свой городок из далёкого детства, стёртый с лица земли. За мамино одиночество и её слёзы по ночам, за его собственные рыдания, когда так нужен был отцовский совет и поддерживающее плечо. Информация, которой обладал Комитет, ─ вот что могло помочь Дженсену в его личной вендетте.

...Несколько лет назад, в день его совершеннолетия, разблокировалась флешка отца. Тихий голос, пробившийся к Дженсену сквозь годы, оставил неизгладимое впечатление, моментально записался на подкорке и заставил заново пережить тот страшный день, вспомнить детали, которые, казалось, навсегда стёрлись из памяти. Слова отца словно сорвали плотину, до этого защищавшую Дженсена от слишком болезненных подробностей, и с тех пор, не переставая, звенели в ушах. Поймать Джона Брэмэра, заставить заплатить за все преступления, совершённые им за долгие годы ─ вот что стало смыслом всей жизни Дженсена.

И, конечно, маме об этом знать было совсем не обязательно. И про сапфирит отца ─ тоже. Дженсен теперь носил его на своей груди внутри платинового медальона, подаренного мамой в этот же день.

Дженсен утаил от неё не только содержание отцовского послания, но и вообще факт существования записи. Он вообще никому не мог рассказать об этом, даже Венту, слишком личным было послание, слишком болезненным. Что уж говорить о Холли, которая до сих пор не оправилась от потери? Что будет с ней, когда она услышит голос любимого человека, ушедшего навсегда? Дженсен, кончено же, планировал рассказать ей о флешке, когда-нибудь ─ обязательно, но точно не сейчас. Хотя не так уж и много тайн хранил он от мамы и своего лучшего друга Вента.

Вент Сингх был единственным и своенравным сыном типичной смешанной семьи: простого американца и девушки из Дели. После эвакуации Сингхи и Эклзы оказались в одной санитарной зоне, а после длительного карантина получили временное жильё в Торонто, да так там и прижились.

В первый же день на новом месте жительства Дженсен с Вентом столкнулись на улице и сразу же что-то не поделили. Вспомнить сейчас, из-за чего произошла стычка века, было нереально, но драка получилась что надо, с тумаками и кровью! Обе мамы заметили катающихся в пыли отпрысков почти одновременно, и, естественно, каждая ринулась на помощь своему чаду. Не выбирая выражений и растаскивая в стороны своих мальчишек, они за считанные минуты дошли до того, чтобы вцепиться сопернице в волосы. Но, слава Богу, дело до конфуза не дошло. По счастливой случайности отец Вента оказался дома, он-то и вышел на улицу вершить правосудие. Мужчина пристыдил женщин за безобразное поведение и отшлёпал обоих сорванцов, не разбирая, где свой, где чужой, и уж тем более, не интересуясь, кто из мальчишек явился зачинщиком драки. Рука у него была тяжёлая, и пока шла экзекуция, женщины пришли в себя. Пока младшее поколение обиженно сопело рядом, одной рукой размазывая по лицу слёзы и кровь, а другой потирая пылающие ягодицы, взрослые разговорились, извинились друг перед другом, и поневоле познакомились.

Оказалось, что они не только близкие соседи, но и братья по несчастью, переселенцы.