Мальчик нарасхват (СИ)

Во-вторых, пацан явно что-то не договаривает. Мнется парень, глазки опускает, запинается на словах – тут явно что-то нечисто. Меня это, конечно, изрядно подбешивает, да и интерес иногда просыпается нечеловеческий, но пока одергиваю себя и послушно жду, вдруг пацан сам, что мало вероятно, придет и все мне на блюдечке с голубой каемочкой выложит. Ну а сам пока настаивать я не хочу. Покажется подозрительным - это раз. Показывать, что меня это как-то беспокоит, тоже не хочу – это два.

В-третьих, мне вдруг стало любопытно, из-за чего пацан тусуется у меня? Нет, вообще-то, честно говоря, этот вопрос периодический всплывал в моей голове, но я его успешно топил до следующего раза. Спрашивать в лоб почему-то не хотелось. Захочет – расскажет. А так мне вроде бы и неинтересно совсем. Снаружи. А внутри сплошные догадки, подозрения, тревоги.

Вот так и живу. Забредет в мою голову какая-нибудь одинокая, но противная до жути мысль и плодится, гадина. Не успеешь глазом моргнуть, мысли эти надоедливые кругом кишат, да все об одном и том же. Сил нет! Уже и злишься, и страдаешь, и жалуешься, и бесишься. Толку-то?

Да еще работа эта треклятая. Вроде бы и любимая, жаловаться не на что, но у меня извечная проблема – не могу встать в шесть утра. Нет, вернее, встать-то я могу, вот просыпаюсь только ближе к часу дня. А до этого хожу сонный, злой и ничего не соображающий. Делаю что-то и отвечаю на автомате, не задумываясь. А я из-за этого, кстати, чуть пару раз под машину не попал.

А сегодня первый день на работе. Раскачался ближе часам к трем, а не к часу, как обычно. И все это время все зачем-то суетились, бегали, требовали, из коридора пронзительный детский плач доносился, который, по-моему, не замолкал все то время, пока я угнетенно сидел у себя в кабинете.

В общем, за день я замотался так, что домой еле ноги приволок. И не в свою холостятскую берлогу, где я мог бы спокойно съесть какую-нибудь дрянь и благополучно идти сажать себе зрение за компьютером, тем самым расслабляясь, а в переполненную людьми квартиру, где одному побыть тебе не дадут. И мясом не накормят, собаки.

***

Вечер. Где-то около восьми-девяти часов. Домой притаранил я, конечно, куда раньше. А как пришел, поел и тут же завалился на диван. До кровати просто не дошел.

И вот с тех пор я так и лежу, отвернувшись лицом к спинке дивана, чтобы никого не видеть. Настороженные родственники поочередно крутились рядом, спрашивая, что случилось, и почему я такой дохлый. Обидевшись на дохлого, буркнул: «Устал смертельно».

Светка на мои слова хмыкнула и удалилась на кухню щелкать семечки. Алина немного пожалела меня, но потом ей надоело и она ушла за компьютер. Юлька, запрыгнув на мою спину, некоторое время лежала на мне и гладила по волосам. Хотя младшая сестренка наверняка и не знала, как это «устать смертельно», но сочувствовала мне и жалела искренне кого-либо.

Я от накатившего умиления и благодарности едва не всплакнул. Потом, правда, и сестра убежала, когда коварная Света показала ей остатки шоколадки.

Пацан все это время сидел рядом, в кресле, смотрел какой-то фильм советских времен. Он единственный не проронил ни слова и не пытался меня как-то приободрить (даже Света немного погодя предложила мне выпить чая с травками, чтобы расслабиться, но я отказался – лень было вставать), что меня это даже в какой-то степени задело.

Правда, долго негодовать, хоть и молча, мне не дали – зазвонил домашний телефон. Так как лежал я головой к тумбочке, то машинально поднял руку и нашарил телефон, что-то при этом опрокинув.

- Я вас слушаю.

- Зыкин! Я так тебя люблю, что даже обожаю!

- Спать будешь на коврике перед дверью.

- Почему сразу на коврике? – тут же возмущенно завопил Матвей мне в ухо. Я поморщился.

- На кровати спят девчонки, на диване – пацан, я так и вовсе на полу. На кухню я тебя не пущу – ты все сожрешь. В туалете спать сам не захочешь. Вот и остается только коврик.

Некоторое время Лапин задумчиво сопел. Я знал, сейчас он хотел со мной долго и упорно спорить, возмущаться, качать права. Но Лапин в свою очередь так же прекрасно знал, что своими воплями он меня только выведет из себя. Чего доброго – оборву разговор. Матвею, судя по его слащавому голосу и клятвам в вечной дружбе, это было невыгодно.

Он жалостливо вздохнул и обреченно произнес:

- Что, действительно спать больше негде?

- Негде.

- Вдруг врешь?

- Четыре свидетеля моей правоты.

- Ну елы-палы! Коврик-то хотя бы в коридор затащишь?

- Хрен!

- Почему? – обиженно цокнул друг.

- У меня тут отель, что ли? Я, по-моему, комнаты никому не сдавал.

- Но я же твой друг! – укоризненно.

- Ну и что? У меня вон тут тетя, две сестры и какой-то левый пацан, которого мне выгнать не позволили. Их всех вроде тоже за дверь не выпнешь, неудобно как-то. И сам я уйти никуда не могу. А то получается, в моей квартире живут все, кроме меня самого.

Друг убито выдохнул в трубку. Послушав его невнятные бормотания, я поинтересовался:

- А чего тебе опять дома-то не живется?

- Ну, - замялся Матвей. – Моя… Женя вернулась домой, гм, очень не вовремя.

- То есть? – заинтересовался я.

- Ну-у, то есть, - растягивая слова, начал нехотя пояснять друг, – она увидела меня с другой девушкой. У меня дома. На диване. Лежа на диване.

- Лапин, - выдохнул я спустя длительную паузу, - вот скажи мне: ты придурок?

- Но-но! Попрошу без оскорблений! Так, легкомысленный… э-э…

- Болван, - твердо закончил я за того.

- Нет, Зыкин, ты не подумай – я вообще ни в чем не виноват!

- Ну да, измена это же так, несерьезно. Пф, подумаешь!

- Да она сама на меня запрыгнула! – возмущенно заверещал Лапин. Я мрачно буркнул:

- Кто? Женя? Ну я бы после такого тоже на тебя запрыгнул, чтобы придушить.

- Да нет же, - страдающим голосом оборвал меня Матвей. – Анна.

- Кто это?

- Да так, с работы, - тут же отмахнулся друг. – Ну и вот, домой за кое-какими бумагами зашли. Я, значит, их в спальне нашел, прихожу в зал, чтобы похвастаться своей находкой, а она, Анна то есть, а не находка, - шмяк! Как повалит меня на диван, мама родная, я чуть в штаны не наделал от неожиданности!

- Ну да, конечно, - саркастически улыбнулся я.

- Правду говорю! А она меня еще своими… грудью огромной своей давит прямо в лицо – не продохнуть!

- Это ты сейчас мне говоришь для того, чтобы я тебе позавидовал или посочувствовал? – угрюмо уточнил у задыхающегося от впечатлений Матвея. Тот врать не стал.

- Ну, и то, и то, разумеется. Хотя больше надеюсь на второе, потому что в следующую секунду пришла Женя. Мириться! И что она видит? Я лежу на диване, Аня – на мне, а ее грудь на опасном расстоянии от моего лица… Ух, ты не представляешь, какая там бойня началась! Такой ор стоял! Я вообще удивляюсь, как жив остался…

- Я вот тоже.

- Тьфу ты, Зыкин! Никакого сострадания к другу. А я, между прочим, чуть не погиб два раза. Сначала едва не задохнулся, а потом меня чуть не убили из-за этого.

- И очень жаль, что не убили. Я бы медлить не стал.

- То есть ты меня не пустишь?

- Не пущу.

- Ну и ладно! – я не видел, но явно чувствовал, как Матвей гордо вскинул подбородок, обиженно кривя губы. – Подумаешь, друг на порог не пустил! Пойду тогда на вокзал. Надеюсь, местные бомжи не ощетинятся и с радостью примут меня в свои ряды!

- …

- …

- …

- Так ты пустишь меня переночевать?

- Нет.

- Даже после того, что я тебе сказал?

- Даже после того, что ты мне сказал.

- Я тебе ящик пива куплю!

- Не…

- Два! Два ящика куплю!

- Сказал же, нет.

- Ну а что, что тебе еще нужно, тиран и деспот? – надрывно закричал в трубку друг, заставляя меня раздраженно морщиться.

- Прежде всего, - заткнул я его, - прекрати орать. И… и… Погоди, в дверь звонят, - пробормотал я, поднимаясь с дивана.

Мимолетно взглянул на кресло, но пацана там не обнаружил. Наверное, ушел в спальню к Алинке (здесь я немножко поскрипел зубами). Света из кухни закричала, чтобы кто-нибудь открыл дверь, так как сама она занята.