Заставь меня жить (СИ)

Аппарация, усилившееся после неё головокружение, яркий свет ударяет в глаза, отчего приходится зажмуриться. Меня уже никто не держит, я прижимаю ладони к лицу, выглядывая в просветы между пальцами, чтобы свет не так резал глаза, сквозь стёкла очков различаю человека, стоящего в десяти футах от меня.

- Вот мы и встретились вновь.

Я медленно убираю руки от лица, немного сощурившись, смотрю на Волдеморта. Его лицо спокойно, почти умиротворённо, рука с волшебной палочкой полусогнута, но не направлена в мою сторону. Тяжёлая мантия ниспадает складками на гладкий белый пол.

- Ты мне кое-что задолжал, знаешь ли. Свою жизнь.

Краем глаза замечаю Пожирателей Смерти. Их много, гораздо больше, чем я мог представить. Десятки. Все в чёрных мантиях, в серебряных масках, неподвижные, безмолвные, безликие, одинаковые.

Меня начинает подташнивать, но не от страха, а от отвращения. Мне противно. Противно от их безвольности, отсутствия силы духа, от их якобы величия, от того, что они возомнили себя теми, кто может повелевать человеческими судьбами, кому дано право распоряжаться чужими жизнями. Они – лишь бледная тень их Лорда. Они жалки. И я их не боюсь.

Головокружение проходит. Встряхнув головой, я задираю подбородок и расправляю плечи.

- Наверное, это так увлекательно: напасть на человека в момент, когда он слаб, затащить его в ловушку, а потом поставить в центре величественного и, несомненно, пафосного сооружения, окружить и убить его, безоружного. Да, это в стиле Пожирателей Смерти.

Мои слова, эхом отразившись от высокого сводчатого потолка, затихают. Воцаряется такая гробовая тишина, от которой начинает звенеть в ушах.

Никто не решается заговорить. Даже Волдеморт замер, его неподвижный взгляд направлен на меня.

По меньшей мере, я их шокировал. Редкое, однако, достижение. Теперь можно спокойно умирать в изумрудных лучах заклинания.

- Я не зря выделил тебя среди всех остальных, – шелестящий шёпот благодаря потрясающей акустике здания разливается в пространстве и звучит довольно-таки громко.

Волдеморт мягко двигается с места и обходит меня по кругу, не сокращая расстояния между нами.

- Ты особенный, Гарри Поттер. Твои амбиции порой бегут впереди тебя, а твоя смелость заставляет безмолвствовать моих приближённых, – тонкие губы Волдеморта вздрагивают в намёке на улыбку, худощавая рука обводит Пожирателей.

К чувству отвращения подмешивается раздражение. Ещё один любитель поболтать. Мерлин, сразу бы прикончил меня и не надрывался, пытаясь впечатлить высокопарными речами.

К собственному удивлению отмечаю, что говорить он перестал. Волдеморт вновь оказывается напротив меня с той лишь разницей, что теперь его волшебная палочка направлена мне в грудь.

Почему я не боюсь?

Потому что один из нас в любом случае умрёт, окажись я Избранным? Почему же я так легко сдаюсь? Почему подставляюсь под Аваду Кедавру? Потому что у меня нет палочки? Нет, это не оправдание. Здесь что-то более серьёзное, более глубокое…

Потому что мои родители мертвы? Потому что мне незачем жить? Нет, тоже не то, так как я помню, что сказал мне однажды Люпин: «Джеймс и Лили отдали свои жизни ради твоего спасения, и риск собственной жизнью – не лучшая благодарность родителям». Поэтому, при всех моих неврозах до смертника мне всё-таки далеко.

Или просто потому, что у меня нет ни малейшего шанса, ни малейшей надежды на то, что на этот раз мне удастся выпутаться из ситуации и обхитрить смерть, как получилось на площади Гриммо?

Холодный белый свет, заливающий просторное помещение, вдруг становится ярче настолько, что слепит глаза, не позволяя разглядеть фигуры взволновавшихся волшебников. Далекий свист постепенно нарастает, потоки воздуха рассекают пространство, один из которых задевает моё плечо в попытке сбить с ног, но мне удаётся выстоять. Слышатся крики Пожирателей, ослепительно-белое пространство тут и там озаряется цветными вспышками заклинаний. Как слепой, я выставляю ладони вперёд и пытаюсь найти выход из этого странного места. Сбоку мелькает край чьей-то чёрной мантии, я оборачиваюсь и тут же встречаюсь с холодным и острым, как лезвие ножа, взглядом Волдеморта.

На этот раз он не медлит и делает резкий взмах палочкой, при этом не проронив ни слова, да я бы и так ничего не смог разобрать среди царящего шума.

У меня нет шансов.

И вдруг я понимаю, почему я не боялся. Авада Кедавра – самый безболезненный способ ухода в мир иной. Правда, раньше я считал, что наступает мгновенная смерть.

Оказывается, нет.

Яркое изумрудное сияние окутывает меня, постепенно превращается в белый свет, и я удивляюсь: «Разве может свет быть ещё белее, чем есть сейчас?». Может. Наверное, такое происходит только один раз, на разделительной черте между жизнью и смертью. Интересно, родители тоже видели этот свет?..

Мне совсем не больно. Только необыкновенная лёгкость во всем теле. Мир словно погружается в вакуум, звуки приглушаются, пока вовсе не замолкают, только лёгкое, не раздражающее шуршание, похожее на шелест листьев на ветру, нарушает эту идиллию.

Хотя нет, всё-таки немного больно в области лба. Я хочу рефлекторно потереть ноющее место, но вдруг понимаю, что не чувствую своих рук. Они будто забыли самые простые движения. Скорее всего, потому, что на том свете они будут мне не нужны.

Свет постепенно начинает меркнуть, воздушное чувство покидает тело, и я понимаю, что скоро всё закончится. Барти Крауч как в воду глядел.

Сладкий вкус воздуха, наполненного ароматом перечной мяты и чабреца, касается моих щёк и опущенных век. Странно. Никогда бы не подумал, что воздух может быть таким мягким. Воздух не настолько…осязаемый.

О, я понял. Догадался крупицами ещё не угасшего разума. Это поцелуй. Поцелуй моей ласковой смерти.

Глупо осознать на пороге своей кончины, что в душе ты, оказывается, самый настоящий романтик.

Снейпа это бы рассмешило.

Лоб жжёт нестерпимо, эта боль убивает последнюю мысль в теперь уже опустошённой голове, убивает меня самого. Это конец. Теперь это точно конец.

====== Глава 16 ======

Нелепая мысль о том, что я всё ещё жив, проносится в моей голове.

Нет-нет, этого не может быть. Это просто невозможно!

Но как тогда объяснить то, что я до сих пор могу мыслить? Дышать? Чувствовать температуру окружающей среды и наполняющие её запахи? Видеть яркий свет сквозь тонкую кожу прикрытых век?

Мерлин, нет, не может быть.

Едва приоткрыв глаза, я тут же крепко зажмуриваю их. Я жив, жив! Но как?!

Слишком правдоподобная паника поселяется в сознании, сердце срывается на бешеный ритм, неприятно стуча в горле, и от этого становится трудно дышать.

Нет, нельзя так шутить.

Опять распахнув глаза, я не удерживаюсь от изумлённого стона, но тут же захожусь противным кашлем. Голосовые связки явно объявили мне бойкот. Резко принимая сидячее положение, чуть не падаю обратно от сумасшедшего головокружения, но продолжаю откашливаться до хрипоты, а в голове сумбурные мысли с космической скоростью сменяют друг друга, самая громкая из которых — это вопрос: «Как?».

Как жив? Не может быть такого! Я же собственными глазами видел, как в меня попало смертельное заклятие, я же чувствовал, что умираю. Чёрт возьми, это же Авада Кедавра. От неё люди умирают, другого просто не дано.

Наконец, горло, до этого сжимавшееся в спазме, успокаивается, я смахиваю набежавшие слёзы и окидываю взором помещение. Ну разве можно изумиться ещё больше, чем уже есть?

Потому что то, что я вижу, вообще непостижимо. Больничное крыло Хогвартса! Определённо, рай не может выглядеть подобным образом.

С каждой секундой моё неверие перерастает в откровенное смятение. Я так и сижу на краю койки, свесив ноги и тупо озираясь по сторонам. Щупаю себя, с каждым прикосновением находя очередное подтверждение тому, что я реален, как вдруг прихожу в откровенный ужас.

Раз я жив (пусть даже в это безумие не верится до сих пор), как же мне влетит от всех!