Сущность Альфы (СИ)

Темнота внутреннего мира больше не пугала Итачи, потому что он научился в ней видеть: сперва длинные коридоры-лабиринты, в просторах которых переплетались разноцветные нити, а после огромный пустырь, над которым нависало кровавое в своем цвете небо, и на котором были воздвигнуты черные, монолитные, массивные кресты. Именно это место и было странным для Итачи, потому что все остальное он понимал: коридор – это его жизненный путь, лабиринты – это энергетические каналы, нити – это его родители, родственники, друзья, среди которых было две особенно четких – белая Дейдары и фиолетовая Саске, и ещё две тоненьких, прозрачных, бесцветных, которые обретут силу, когда родятся его сыновья, - а вот пустырь, да ещё и с крестами… в общем, сперва альфа растерялся.

Тяжело было осознавать, что это сердце его сущности, потому что он не был тираном, злоумышленником или же гнусным, недостойным человеком, поэтому это место он представлял себе по-другому, светлым, а не мрачным, вселяющим надежду, а не приносящим разочарование, эпицентром силы, а не воронкой, извергающей боль, тоску и печаль. Но Итачи понимал, что его собственная сущность когда-то принадлежала Древнему, так что её сердце выглядит таковым, каковым был её истинный носитель, а каким был жизненный путь самого Древнего, который и основал клан Учиха, альфа не знал. Ясно было одно – Древний пережил сильное разочарование и пролил много крови, по его вине погибло много людей, он терзался, проклинал себя, ненавидел и, очевидно, считал, что не достоин второго шанса. Сложно было в этой пустоши, особенно, когда он смотрел на кресты и видел в них остатки энергетики тех, чьи сущности были уничтожены Древним, который, скорее всего, чтобы помнить, запечатлел эти частички, запечатал, соединив их со своей сущностью, так что, похоже, сделать то, что он задумал, так просто, как он предполагал, не получится.

Честно сказать, Итачи не совсем понимал, что и как ему нужно сделать, чтобы целиком и полностью слиться с сущностью Древнего внутри себя и обрести над ней полный контроль, но частью этой мозаики, несомненно, были он сам и белая нить, которую Учиха не выпускал из своих пальцев, направляясь к единственному живому дереву вдалеке, к которому, очевидно, ему и нужно было подойти. Впервые Итачи обратил внимание на то, как он выглядит, с удивлением замечая, что на нем черная кофта-сетка с длинным рукавом, а поверх что-то вроде футболки, но с рукавом три четверти, достаточно удобные штаны и сандалии, но главным было то, что на нем ещё был плащ – алый изнутри, черный снаружи, но с алыми облаками по всей длине. Не время сейчас, конечно же, рассматривать себя, удивляться и размышлять, но что-то подсказывало альфе, что именно так выглядели Древние или, по крайней мере, тот, сущность которого была заключена в нем.

Что ещё было осколками того, что ему нужно собрать воедино, чтобы слиться с сущностью Древнего? Итачи будто чувствовал, что этих частей должно быть четыре, и две у него уже было – нить Дейдары и он сам – а ещё две… он понятия не имел, что это может быть, но продолжал идти к дереву со стойким намерением довести все до конца. Идти почему-то было тяжело, земля под ногами изредка становилась рыхлой, как песок, и альфа утопал в ней по самые щиколотки, иногда болотистой, неприятно хлюпая и холодя ноги, иногда раскаленной настолько, что ступни жгло даже через подошву сандалий, хотя, вновь-таки, все это казалось странным. Внутренний мир Древнего был ему непонятен, чужд и неприятен, да и времени у него было не так уж много, потому что сейчас в родильной палате находится только его тело, а он должен присутствовать там лично, чтобы услышать первый крик своих сыновей.

Итачи казалось, что он в этом мире уже вечность, а до цели ещё идти и идти, но в какой-то момент дерево как-то внезапно выросло перед ним, раскинув свои могучие ветки и устремив их высоко в кровавое небо. Это был дуб, ветвистый, могучий, широколистный, с потемневшей корой и мощными корнями, которые слегка выпирали из-под земли, но осознание этого ничего не давало Итачи, абсолютно, поскольку недостающих частей у него все ещё не было. Что он должен сделать? Обратиться к богам? К Древнему, который владел этой сущностью? Взобраться на дерево? Самому стать частью этого мира, запечатав себя в одном из крестов? Растерянность завладела Итачи, пусть он и старался сохранить невозмутимость, серьезность и строгость, и эта эмоция настойчиво мешала, будто твердила, что ничего у него не получится, что нужно возвращаться, не медля. Возвращаться, чтобы успеть попрощаться с мужем.

Может, кто-то так бы и сделал, но Итачи был Учихой, он воспитан Учихой и живет, как Учиха, так что если он принял решение – вперед, значит, назад пути уже просто нет. Ведь какой он альфа, что он за человек и, в конце-то концов, супруг, если сейчас поддастся эмоциям и отступится? Тем более прощаться с супругом он не собирался, точнее, не собирался отдавать именно его душу богу смерти.

Итачи решительно шагнул вперед, не придумав ничего лучшего, как сесть под деревом и попытаться как-то, может, с помощью медитации слиться со своей сущностью, хотя звучало это, конечно же, сомнительно, но следующего шага сделать ему не позволили, заставив замереть. Да, именно не позволили, причем это сделал ворон, громко каркнув и встряхнув крыльями, от чего Учихе под ноги упало черное, как смоль, перо. Повинуясь внутреннему порыву, Итачи, наклонившись, поднял его, медленно вертя двумя пальцами и некоторое время внимательно присматриваясь к тонким, гладким пушинкам, после чего поднял голову и посмотрел на птицу. Ворон сидел на одной из веток, боком к нему, чуть склонив голову, и, казалось, пристально его рассматривал, будто изучая. Самым странным было то, что глаз ворона был непривычно алым, а на фоне зрачка развернулось множество черных томоэ, хотя, признаться, альфу это не сильно удивило, будто именно этого он и ожидал. Смотреть в единственный видимый ему глаз было слегка неприятно, от ощущения чужого взгляда его тело сковал озноб, но Итачи не мог себе позволить разорвать зрительный контакт, проиграть эту визуальную битву какой-то птице. Брюнет, конечно же, понимал, что никакой птицы нет, скорее, это энергетический образ прежнего носителя сущности, самого Древнего, и он относился к этому факту с почтением, но сейчас хозяином положения был он, он владел этой сущностью, и, да, у него, включая перо, было уже три части единого, осталась только четвертая, и, как чувствовал Итачи, она не была чем-то, так сказать, материальным. Но что же это? Ответ нужно было дать немедленно, альфа это понимал, чувствовал, что ещё несколько секунд и ворон улетит, а он так и останется ни с чем, а смотреть птице в глаза и одновременно думать было очень тяжело. Наверное, он все-таки не справился, проиграл, поскольку ворон уже расправил крылья и раскрыл клюв, чтобы, каркнув, исчезнуть.

Внезапно белая нить в его руках дрогнула, обожгла пальцы, очень некстати, между прочим, но именно это словно не только придало ему сил, а и подсказало то, что он искал и никак не мог найти, то, что было рядом, но он никак не мог за это уцепиться, о чем он знал уже давно и так опрометчиво позабыл, не подумав о том, что именно это слово ему стоит помнить всю жизнь.

- Датару… - прошептал брюнет, и в ту же секунду ворон замер, заинтересовано на него взглянув и щелкнув клювом. – Датару, - уже более уверенно повторил Учиха, видя, как томоэ в глазах птицы начинают вращаться, складываясь в неведомый ему рисунок. – Датару! – выкрикнул Итачи, резко раскидывая руки в стороны. Ворон в ответ протяжно каркнул, взмахнул пару раз крыльями, роняя вниз бессчетное число перьев, а после, будто сорвавшись, устремился вниз, падая камнем и целясь своим острым клювом точно альфе в грудь.

Отойдя так, чтобы не мешать, Наруто прислонился спиной к стене, тщательно осматривая родильную палату и скрупулезно игнорируя недовольство и раздражение со стороны своего зятя. Комната была не слишком большой, но оно и не удивительно, ведь лунного металла в их распоряжении было не так много, но альфа ощущал силу его воздействия, прикидывая, будет ли этого достаточно. Будет, по крайней мере, он на это надеялся.