Мистер Трикстер (СИ)

- Обвинить тебя в том, что ты похож на маму слишком сильно? – возразил Дин, но по его тону брат угадал без труда – перед умными словами он пасует и Сэму верит на слово, хотя все равно будет упрямиться. – Дело не в том, что я категорически против.

- А в чем же? – заинтересовался Габриэль, освободившись от имитации кляпа. – О нет, ну кто бы мог подумать, - воскликнул он наигранно, улыбаясь, впрочем, не издевательски, а от того, что ему на самом деле понравилась его догадка. – Сэм, твой брат воодушевился твоим примером, - разъяснил он ничего не понимающему Сэму. – Он попробовал. Они попробовали, - и Кастиэль снова едва заметно покраснел, когда Дин отвел взгляд на дверь и стоял так несколько секунд, прежде чем повернуться к ним с непроницаемым выражением лица.

- Я так понимаю, тебя это устраивает? Зачем тебе нужен Кас?

- Потому что он влюблен, и это видит весь колледж, бога ради. Ты не отпускаешь его от себя под предлогом защиты, но ты не можешь запретить ему выглядеть при этом невероятно счастливым, - уточнил Габриэль, не стесняясь слов и собственной прямолинейности. Он вообще ничего не стеснялся, кроме своих рисунков, как случайно обнаружил Сэм. – А тот, кто влюблен…

- Всегда желанная жертва, - и Габриэль с некоторым удовольствием кивнул, когда Дин продолжил его слова. Наверное, подумал Сэм, такими они и познакомились. Дополняющими друг друга… и не нуждающимися друг в друге.

- Я не понимаю, к чему ты…

- Вероятно, я должен буду в какой-то момент вступиться за тебя перед Захарией, причем за какой-то проступок, который трудно будет простить, за который тебя, возможно, исключат, но Захария оставит твое дело, потому что уже видел происходящее, и он интуитивно знает, чего ждать. Он видел, что я буду готов на все ради тебя. И так получится, что он предложит мне… Не знаю, что обычно предлагают извращенцы-преподаватели, - и все улыбнулись, хотя до того ровный тон Кастиэля заставлял всех нервничать. – В любом случае, вы успеете ворваться прежде, чем я действительно пострадаю, - и утверждением он закончил и сложил руки на коленях. – Мне кажется, это достойный способ восстановить справедливость и единственно возможный.

- Я не согласен. Несмотря на то, что я не собираюсь делать ничего противозаконного…

- О, тебе будет достаточно ударить сынка нашего декана, - усмехнулся Габриэль. – И ты его уже знаешь, - он выразительно посмотрел на Кастиэля, вздрогнувшего от воспоминаний.

- С этого нужно было начинать.

========== Глава 6 ==========

«Они называют меня Габриэлем».

Сэм поморщился и потер лоб. Автобус качнуло на повороте, и он запоздало потянул руку к поручню, стараясь удержаться на ногах. Габриэль не обратил внимания, занятый изучением невысокого и мрачного парня с наушниками едва ли не больше него самого. Парень буравил злым взглядом стекло и иногда тех, кто осмелился задеть его, стоящего в проходе у самого выхода.

- Такие, как он, должно быть, боятся самих себя, - протянул Габриэль и наконец поднял взгляд на Сэма. Сэм не слышал того, что он сказал, но на всякий случай поднял брови в немом вопросе. С самого утра его голова страшно болела, несмотря на принятые обезболивающие и спазмолитики, до тошноты не доходило, и вроде бы не было похоже на настоящую мигрень, но Сэм начинал уставать. Он думал о том, чтобы поспать хотя бы пару часов, но стоит ему лечь днем, как он может попрощаться со сном ночью. Последние ночи выдались беспокойными. Вроде бы он снова разговаривал с братом, споря о том, когда лучше зайти к профессору Сингеру, и разговаривали о Кастиэле, и вроде бы даже договорились снова пожить в одной комнате… ну чтобы окончательно выяснить все происходящее. Сэм ладил и с Кастиэлем, хотя всегда думал, что с друзьями Дина общего языка не найдет. Однако напротив, Кастиэль оказался не столько похожим на самого Дина, сколько на Сэма – безукоризненно правильный, именно так, как должно быть согласно его представлениям и его совести. Он заправлял кровать, на которую ему предлагали сесть, никогда не позволял себе оставлять мусора и всегда клал закладку в книгу, а не клал ее на развороте вниз страницами куда-нибудь, как часто делал Габриэль. Даже речь его была совершенной и правильной, каждое движение казалось именно тем, которое могло бы как нельзя лучше соответствовать самому Кастиэлю. Он был столь уверен в происходящем, столь не нуждался быть уверенным вообще, что Сэм быстро забыл о своем подозрении и удивлении. И хотя он все еще не знал, почему Дин дружил с Кастиэлем – именно дружил, в этом не было никакого сомнения – ему потребовалось мужество, чтобы спросить.

- Почему тебя это не огорчает? – спросил Сэм тем вечером у Кастиэля шепотом, чувствуя себя неуютно под его внимательным взглядом. Он не имел никакого представления о том, что происходит в голове у этого парня, и если то же самое в Габриэле привлекало его, то в Кастиэле казалось каким-то неуместным, неправильным. Он был таким, каким был, и потому любое обычное желание узнать другого человека перекрывал сразу. Отчасти Сэму было легче, объяснений своему присутствию рядом с таким человеком не требовалось, но отчасти труднее потому, что Кастиэль был за пределами его понимания. И все же он был не его другом, и даже этого хватало. – То, что Дин говорит? Что он никогда… сам знаешь?

- Почему меня это должно огорчать? – полюбопытствовал Кастиэль. Не тем тоном, которым стремятся показать свое превосходство или указать на глупость, но с действительным интересом. Перед ним лежала книга на другом языке, при ближайшем изучении оказавшимся рукописным французским. Чуть покраснев, Кастиэль захлопнул старую книгу и едва заметно выдохнул, хотя Сэм не обладал талантами в языках вообще.

- Когда ты кого-то любишь, и он не отвечает… Это же больно, - Сэм корил себя за неловкие слова, но никак по-другому объяснить не мог. Мельком он обернулся к Дину и Габриэлю. Сев друг против друга на старой кровати Сэма, они о чем-то тихо договаривались. Их с Кастиэлем, как будто малых детей, отослали. Дин, пусть все еще был раздражен присутствием Габриэля, тем не менее, слушал его. Через некоторое время он взял ноутбук Сэма и набрал запрос, соглашаясь на какое-то предложение прежде, чем оно было даже сказано до конца.

- Сэм, когда ты влюбляешься, ты не спрашиваешь себя, зачем и для чего. Ты любишь, и отчасти – для самого себя. Любовь принадлежит только тебе, и желать ответа на нее – значит быть эгоистом. Не я предложил Дину попробовать, только лишь он сам, устав требовать от меня тот же ответ на вопрос. Я сказал ему, что мне не нужно совершенно ничего, ни отношений, ни прикосновений. Я просто благодарен ему за то, что я чувствую себя так, - он улыбнулся Сэму как ребенку, который когда-нибудь поймет, в чем его ошибка. – Любовь подразумевает то, что человек дорог тебе больше тебя самого, что забота о нем будет самой приятной обязанностью из всех, сама возможность быть рядом и помогать. Ей не нужен закон, чтобы признать ее, не нужен ответ, чтобы питать. Ведь она рождается, еще не зная ответа. Требовать его – каприз, разрушающий чувство до основания.

- Мне не понять, - признал Сэм. Чтобы он мог вот так просто остаться рядом с человеком, который не любил бы его и вместе с тем знал о своей власти над ним? Это даже звучало глупо.

- Я нужен ему, если хочешь, это и будет мой ответ. Я нужен, и потому я счастлив, - и на этом Кастиэль как-то сумел подвести черту разговора, отказываясь говорить об этом дальше. Он прижал книгу к груди, обняв ее обеими руками, и оставил Сэма на ковре в одиночестве, направляясь к двери.

Сэм думал об этом не переставая. Он не представлял, как должны выглядеть отношения. Он только чувствовал, что не может примерять это же на себя и Габриэля. Особенно учитывая, что Габриэль прервет его на первом же слове, обзывая дураком, и займет его чем-нибудь другим, вроде разговора или прогулки. Сам Сэм наблюдал за парами вокруг, и он не сказал бы, что они тот образчик нормальности, который он искал. Встречаться с такой страстью, чтобы тут же расставаться, при первом недопонимании устраивать скандал и поливать друг друга грязью, - это было тем, что общество поощряло? Капризные девушки с претензией на взрослых, не умеющие готовить, красящие ногти в салоне и отдающие больше денег, чем стоит обед на неделю, одевающиеся так, что одежда не скрывала ничего. В них не было никакого намека на тайну, не было никакого удовольствия даже представлять их в интимной обстановке, потому что все, что они могли показать, они уже продемонстрировали. И парни, ржущие и отпускающие пошлые шутки, сами не способные ухаживать за собой, способные подкатить к девушке вдвоем и набираться храбрости, неся какой-то совершенный бред, балдея от благосклонности и едва ли не возбуждаясь от этого мгновенно. Им было не о чем разговаривать, им было ничего не надо, они не умели смотреть в будущее и вообще считали, что вся жизнь после – как в фильме по телеку. И они, вызывающие у Сэма отвращение, имели право жрать друг друга в том, что трудно было назвать поцелуем, прямо на улице, на глазах остальных, и никто в действительности не стал бы осуждать их по-настоящему, кроме, разве что, хорошо воспитанных пожилых женщин. Нет, Сэму не нужно было немедленно демонстрировать всему миру права на Габриэля, ему не хотелось устраивать шоу со слюнями прямо в автобусе, но он не мог даже просто взять его за руку. Но ведь это было нормальным. Они были нормальными.