Элемент Водоворота (СИ)

Мальчик довольно улыбнулся, ловко взобравшись на источенный дождём белый камень, по всей видимости, служивший когда-то опорой мощной оградной стены. Вдохнув полной грудью густой воздух, казалось, наполненный древностью и старинными преданиями, Итачи вошёл в чудом сохранившееся за столько лет святилище. Время здесь как будто остановилось, перенося непрошеного гостя на несколько сотен лет в прошлое, во времена грозных всемогущих богов, храбрых самураев и ужасающих чудовищ.

Усилием воли пытаясь унять дрожь во всём теле от предвкушения мимолётного прикосновения истории, он неспешно оглядывал изнутри свою находку. Стены храма были украшены тусклыми фресками, кое-где совсем стёртыми временем. Решив начать обследование с восточной стены, юный Учиха активировал Шаринган, чтобы иметь возможность видеть тайники, скрытые в стенах и под землёй.

Восточная стена, сохранившаяся лучше других, повествовала о могучем самурае, доблестном Сусаноо в пылающем красном доспехе. Мужественный и твёрдый, словно скала, хитрый и коварный, как морская пучина, свободный, будто зимний муссон, старший из богов повелевал на просторах морей и укрощал строптивые ветра. Много врагов победил храбрый Сусаноо, даже сразил своим огненным запечатывающим клинком Тоцука восьмиглавого змея, вынув из его хвоста дивной красоты старинный меч с золотой рукоятью.

Центральная северная стена рассказывала о прекрасной женщине в белых одеждах, средней сестре, великой Аматерасу, повелительнице солнца, восседавшей в золотом чертоге на Равнине Высокого Неба. Могущественная и великодушная, она даровала всему живому свет, тепло и благополучие, обучала людей возделывать рис и ткать шёлк, благоволила искусству и творчеству. Прекрасно было и её лицо, осенённое сверкающими солнечными лучами, и гибкий стан, стянутый изысканными шелками, и тонкие пальцы, украшенные яркими каменьями, и лебединая шея, на которой поблёскивало ожерелье из драгоценной яшмы.

Западная стена сохранилась плохо, и Итачи смог различить рисунок лишь с помощью Шарингана. По тёмно-синему бархатному небу струилась серебристая река из звёзд, на берегу которой сидел хрупкий и изящный юноша, младший из трёх богов, луноликий Цукиёми, изгнанный навечно повелевать ночным светилом своею старшей сестрой, желавшей единолично властвовать на небосводе. Юноша держал в руках резное бронзовое зеркало, в котором отражался золотой чертог Аматэрасу. Цукиёми смотрел на сестру и ронял горькие слёзы незаслуженной обиды, обращавшиеся новыми звёздами в небесной реке.

Открыв глаза, Итачи словно вынырнул из вязкого омута воспоминаний и огляделся. Камин почти догорел, последние нерешительные язычки пламени ласкались к тлеющим углям, погружая комнату в таинственный полумрак. Кабуто, покинув своё рабочее место, удобно расположился в кресле напротив и, чуть прищурив глаза за стёклами круглых очков, в которых теперь отражались последние отблески затухающего пламени, внимательно следил за мерцающими угольками. Амая дремала, лишь вздрагивали тонкие пальчики лежавшей поверх пледа руки. Саюри неподвижно сидела в той же позе, укутанная в непонятно откуда взявшийся тёплый шерстяной плед, глядя прямо в его лицо огромными зелёными глазами, в глубине которых танцевали искры интереса и любопытства.

Саске изо всех сил боролся со сном. Ещё с самого детства тихий голос брата и его рассказы о прошлом действовали на него безотказно. Мозг как будто отключался, настраиваясь на волну убаюкивающих звуков, отодвигая на второй план ночные страхи и детские переживания. Сейчас, в полудрёме, зябко поёживаясь от сквозившего по полу ветра, он вдруг снова ощутил себя пятилетним мальчишкой, который не мог заснуть, ворочался в кровати и, слушая завывания ночной бури и тяжёлое поскрипывание деревянных стен их дома, отчаянно противостоявшего непогоде, терпеливо ждал, когда стихнут последние шорохи и голоса в комнате родителей. Только тогда можно было выбраться из-под тёплого одеяла и, осторожно ступая босыми ногами по ледяному полу, на цыпочках прокрасться в коридор и поскрестись в дверь напротив.

Прошмыгнуть в комнату и юркнуть в кровать к брату, стуча зубами и грея замёрзшие пальцы, прижавшись к тёплому боку. Итачи никогда не отталкивал, не говорил, что бояться непогоды недостойно будущего шиноби, и в кои-то веки не тыкал его двумя пальцами в лоб, утверждая, что ему некогда. Обнимал, потрепав всклокоченный затылок, и спрашивал: «Снова не можешь уснуть, отото? Что тебе рассказать?» Саске, по большому счету, было всё равно, что слушать, хоть пересказ скучнейшего учебника по правописанию, главное было лежать, уткнувшись в плечо брата, пытаясь подстроиться своим дыханием под его, и слушать его голос. Поэтому он отвечал: «Что-нибудь», – и ещё крепче прижимался к Итачи. А брат неизменно выбирал что-то интересное: рассказ о далёких странах и других деревнях шиноби, историю их клана и его предков или просто старинную сказку про драконов и храбрых самураев.

Повинуясь голосу брата, воображение рисовало причудливые картины, вытесняя из сознания страх, усталость и беспокойство, постепенно позволяя сну завладеть им настолько, что нить повествования выскальзывала, оставляя его в вожделенном забытьи. Как будто не было, никогда не существовало расхищения могил, осквернения трупов, вечно подозревавшего его Тоби, следовавшего за ним по пятам Зецу, надоедливой Карин и долгой дороги под проливным дождем. Был только голос Итачи, только мягкий, уже неразборчивый полушёпот, в котором Саске изо всех остатков сил пытался различать обрывки фраз. Потому что сейчас…

- Ты уже спишь, отото, – тёплая ладонь Итачи осторожно опустилась на затылок младшего брата, пристроившего взъерошенную голову на его правом колене. – Иди в кровать.

- Нет, я слушаю, мне очень интересно, что там на южной стене, – пробормотал в ответ на ожидаемый вопрос Саске, для верности захватив в плен ещё и левую коленку брата. – Я не сплю… Продолжай.

Победа! Правильный ответ на вопрос и верно указанное место окончания повествования, как правило, гарантировали ему ещё минимум получасовое удовольствие.

Итачи обернулся к южной стене и устроился на полу, рассматривая мелкие изображения, сложившиеся в цепочку событий. Мальчик достал из рюкзака кисть, чернильницу и небольшой свиток и принялся аккуратно перерисовывать фрески, сопровождая их комментариями.

Завистлив и честолюбив был бог Сусаноо, и величие Аматерасу, её могущество и единоличное владение небом не могли не пробудить чёрной ревности в горячем, податливом сердце. И отправился неистовый Сусаноо на Равнину Высокого Неба, в золотой чертог сестры, и всюду, куда ни ступала его нога, разыгрывалась буря и содрогалась земля. Узнав о приближении Сусаноо, богиня Аматэрасу рассудила, что не с добром пришёл он к ней, тогда сделала себе богиня мужскую причёску, украсила запястья яшмовыми браслетами, водрузила на спину колчан с тысячей стрел, надела на левую руку кожаный щиток, взяла в руки лук и в таком обличии встретила врага.

Но не смогла Аматерасу победить брата, вооружённого острейшим мечом, Косящим Траву – Кусанаги – найденным в хвосте восьмиглавого змея. В упоении от одержанной над сестрой победы предался Сусаноо буйному веселью.

Видя, что бесчинствам брата нет конца, богиня Аматэрасу испугалась и затворилась в Глубоком Гроте. И сразу Равнина Высокого Неба погрузилась во мрак. И на небе, и на земле воцарилась вечная ночь, всё пространство наполнилось гудением злых духов, и наступило время великих бедствий.

И тогда отправились люди к берегу Серебристой Небесной Реки, и стали просить бога луны, младшего брата Аматэрасу, заставить богиню солнца покинуть Глубокий Грот и вернуть миру свет и порядок. Незлобив и смиренен был юный Цукиеми, и не желал он мстить Аматерасу за незаслуженные обиды. Мудро рассудив, что не будет мира без богини-солнца, он спустился с ночного небосвода и отправился к месту добровольного заточения сестры, где преподнёс он ей в подарок своё бронзовое Зеркало Ята, которое могло без изъяна отразить даже слепящую красоту Аматэрасу.