Сущность Альфы (СИ)

Семья… супруг… дети… Еще не так давно все это для Темари было чем-то отдаленным и не имеющим особого значения, но вот теперь, особенно после того, как она увидела беременного Ясямару, собственная жизнь показалась блондинке пустой и блеклой, вот только что-то менять было страшно, поэтому Темари ничего и не меняла, успокаивая себя тем, что менять ничего и не нужно.

Палата была одноместной, но очень светлой и комфортной. Кровать, шкаф, телевизор, даже отдельный санузел, к тому же, высококлассное обслуживание и трехразовое питание, - и за все это заплатил Хидан. Киба, осмотрев свое временное жилище на ближайший месяц, вздохнул. Не хотел он принимать столь внушительную материальную помощь от альфы, но Хагоромо настоял, причем безапелляционно и даже с ноткой обиды в голосе, а также обещал навещать его в клинике чуть ли не каждый день. Да, шатен понимал, что они уже вот как месяц не просто любовники, а, фактически, живут гражданским браком, но все равно было немного неприятно.

Хидан окружал его заботой и вниманием, а то, что в народе называется носить на руках, было в их паре нормой, но омега все равно изредка предавался мрачным мыслям. Да, Хидан дал слово не бросать его ни при каких обстоятельствах, но Инудзука уже принял решение: если после стационарного лечения Цунаде Сенджу скажет, что он все равно не сможет родить, он разорвет эти отношения. Это не было эгоизмом или неуверенностью в своем альфе, просто Киба не хотел, чтобы Хидан, который заслуживает счастья, всю жизнь с ним мучился. А как ещё это назвать? Ведь это сейчас, когда альфе ещё нет и 40, он может и не задумываться над вопросами, которые касаются семьи и детей, но после… после мужчина обязательно задумается, а ему, Инудзуке, не будет что предложить пепельноволосому в ответ. Да, Киба понимал, что расставание будет болезненным, и, скорее всего, альфа откажется уходить, пусть они и договорились об этом, но иного выхода шатен просто не видел.

Для любого омеги диагноз бесплодие равносилен смертному приговору, ведь, как бы там ни было, сами по себе мужчины-омеги чувствуют себя полноценными только в союзе с мужчиной-альфой, пусть часто и образуют пары с женщинами и даже способны зачать им детей, но все это не отметало тот факт, что мужчина-омега больше не омега, если он не может родить сам. К тому же, за все это время Хидан так и не смог пометить его: пусть лечение и дало положительный результат, но все же его биополе было слабым, поэтому все попытки альфы внедрить в него свои ментальные нити и сформировать метку были бесполезны. Киба видел, как мрачнеет лицо мужчины, когда очередная попытка пометить его омегу заканчивалась не менее очередным провалом, но пепельноволосый по этому поводу молчал и даже подбадривал его самого, мол, у них ещё вся жизнь впереди, но шатен чувствовал огорчение своего альфы и знал, что впереди у них ничего нет, о чем теперь уже молчал он.

Они вообще много о чем молчали. За этот месяц Киба так толком и не узнал, где же работает Хагоромо, а все попытки расспросить об этом мужчину заканчивались тем, что тот ловко переводил тему разговора. О своем прошлом они тоже не говорили, хотя шатен и сам считал это излишним: в жизни альфы-корпусника определенно ничего хорошего не было, а ему самому было стыдно рассказывать о том, что в школьные годы он вел распутный образ жизни и слыл бета-самцом. Также они не говорили о своем совместном проживании, просто так как-то сложилось, да так и осталось, и постепенно Хидан перевез к нему кое-какие свои вещи, а все заработанные им деньги шли в якобы семейный бюджет. Инудзука знал, что у альфы есть квартира и дом, и не то чтобы ему хотелось в них переехать, просто омега не понимал, почему мужчина предпочитает ютиться с ним в однокомнатной квартирке в бедняцком районе города и каждый день долго добираться на работу и обратно, нежели жить практически в центре. Хотя, если он все-таки окажется бесплодным, это даже будет и к лучшему, но все же, изредка, данный факт наталкивал на мысль, что альфа с ним не честен.

А ещё они не говорили о своих чувствах. Да, была забота и нежность, были поцелуи, ласки и всякие чувственные слова, но не больше. Хотел ли Киба признаний в любви? Да. Любил ли он сам альфу? Да. Готов ли он был к ответному признанию? Нет. Ввиду обстоятельств, шатена пока что устраивало все, да и без всех этих признаний им было не так уж и плохо, можно даже сказать, хорошо, и чем дольше было это самое «хорошо», тем все чаще Инудзука начал опасаться того, что что-то должно произойти. Это не была интуиция или какие-то там предзнаменования, это был его личный жизненный опыт, исходя из которого, омега и понимал, что рано или поздно их с Хиданом идиллия будет нарушена.

Киба уже успел разложить вещи и переодеться в больничную рубашку, поверх которой он набросил халат, так как с минуты на минуту за ним должна прийти медсестра, чтобы отвести на сдачу анализов и обследование. Его случаем Цунаде Сенджу занялась лично, и это внушало некоторую надежду, но страх все-таки никуда не исчез, ведь, пусть женщина и была лучшим врачом во всей стране и одним из передовых в Мире, но все же она не бог и творить чудеса не умеет, а, как считал сам омега, ему может помочь только чудо.

Во рту как-то резко пересохло, и Киба, с усилием сглотнув горький ком, подошел к прикроватной тумбочке, на которой стоял графин с водой. Не успел шатен ещё и руку поднять, чтобы взять стакан, как все его тело пронзила яркая вспышка боли. Боль была всеобъемлющей, но её очаг находился в животе, и этот самый очаг был каким-то странным – неимоверно жег изнутри, при этом распространяя по телу ледяной озноб. Не устояв на ногах, омега упал на колени, одной рукой сжимая живот, а второй цепляясь за спинку кровати, силясь встать. Но руки дрожали, перед глазами все поплыло черными пятнами, а все ниже пояса, казалось, онемело, и только дикая пульсация внутренностей, которая четко ощущалась под кожей, ещё держала шатена в сознании, который цеплялся за эту боль, как за спасательный круг.

Подобное с ним уже было, тогда, когда у него началась первая течка, но Киба чувствовал, что это что-то другое, что-то, что отрывает от него частичку его самого, что коверкает его сущность, которая сейчас тоже задыхалась от боли, что ломает его, как омегу. Инудзука пытался кричать и звать на помощь, но из-за противного звона в ушах он не мог понять, кричит он на самом деле или нет. Он просто открывал рот и силился издать хоть какие-то звуки, но они все тонули в этом звоне, который давил на голову, внутренности, сущность, и почему-то омега подумал, что этот звон – это ни что иное, как напряжение нитей в его биополе.

Рука остаточно ослабела, и Киба повалился рядом с кроватью, подтянув колени к груди и сжавшись в плотный комочек. От боли, которая уже пульсировала где-то в горле, невозможно было дышать, да и шатен не мог понять, дышит ли он вообще, он ничего не мог понять. Все смешивалось, блекло, расплывалось перед глазами. Язык казался просто гигантски распухшим и явно не помещался во рту, он даже сглотнуть не мог, позорно исходя слюнями. А внутри что-то рвалось, тяжелело и скручивалось, давило на мышцы живота, распирало внутренности и тягучим комом опускалось все ниже и ниже. А дальше Киба просто не выдержал и куда-то провалился, в какую-то тьму, которая, закрываясь за его спиной, пульсировала жаром и отдаляющимся светом, все больше сгущаясь вокруг него, пока чернота не накрыла его с головой, растворяя в своем бессознательном нечто.

Номер, впрочем, как и сама гостиница, был небольшим и совершенно не уютным, можно даже сказать, грубым в своей обстановке с однотонными тусклыми обоями, двуместной кроватью, небольшим столиком, парой стульев и маленькой ванной комнатой, но им большего было и не нужно, как и не нужна была лишняя приметность. Выгодность подобных гостиниц, где в основном останавливаются дальнобойщики и туристы на одну ночь, была именно в том, что там никто и ни о чем не спрашивал, а отстраненно выдавший им ключ бета среднего возраста, казалось, интересовался только телевизором, по которому показывали футбол. Это было удобно и неудобно в одночасье, но выбирать не приходилось, хотя альфа считала, что это ниже её достоинства, вот так вот отдаваться в дешевом номере захудалой гостиницы, как какая-то шлюха, но, вновь-таки, выбор у неё был невелик.