A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)

— Мы инсценируем твою смерть, — сказал Люциус, и его худая рука на подлокотнике вздрогнула. — А потом мы изменим твою память. Ты счастливо доживешь свой срок в Южной Америке вместе с матерью без воспоминаний о Пожирателях, Лорде и о своих пока еще живых друзьях.

Неизвестный колдун пошевелился и поднялся со своего кресла. Послышались легкие шаги, и Серена Спринклс в походной истрепанной одежде и исцарапанным лицом опустилась на колени перед дочерью.

Она не ждала прощения и понимания. Она прощалась.

Люциус смотрел из-за ее спины, и что-то похожее на слезы виднелось в его глазах.

Беата почувствовала, как к лицу возвращается чувствительность, когда в губах и щеках появилось легкое покалывание, перешедшее к горлу и связкам. Мать частично отменила свое заклинание, чтобы Беата смогла наконец хоть что-нибудь сказать. Беата молчала довольно долго, не отрывая взгляда от подрагивающего лица матери и от ее полных отчаянием глаз. Они оба — и Серена, и Люциус — ждали от нее чего-то такого, Беатовского. Выкриков, угроз, яростных обвинений, матов, в конце концов.

Они выглядели несчастными и жалкими, но такими спокойными, словно эту идею, идею с изменением ее памяти, они продумывали не первый месяц. Вот так вот просто. Ты живешь, строишь свои дурацкие планы, любишь кого-то, а потом оборачиваешься, и самые близкие когда-то люди наотмашь бьют тебя по лицу. И этот не сильный в общем-то удар невозможно отбить.

Потому что важно не то, как тебя ударили, а важно, кто это сделал.

— Я соглашусь, — спокойно ответила Беата через долгие минуты, с ужасом вслушиваясь в свой собственный голос, произносящий страшные слова. Люциус с Сереной вздрогнули так, словно она закричала. — На ваш вариант.

Она перевела глаза на Люциуса.

— Если ты дашь мне непреложный обет, что ни ты, ни Пожиратели, ни Лорд и ни его слуги не будут намеренно препятствовать Эмили Паркер, пытать ее, держать в плену или пытаться убить.

Люциус не колебался.

— Идет.

— Это безумие, Люциус, — тихо прошептала Серена, раскачиваясь в кресле в его кабинете.

За окном в ветвях вишневых деревьев покачивался сонный вечер и во всю стрекотали сверчки. Весенняя гроза обошла стороной Малфой-мэнор, отгремев над Уилтширским лесом и свернув в сторону, словно не хотела иметь никаких дел с Малфоями.

В кабинете горели несколько свечей в высоких подсвечниках на треногах, по столу были разбросаны книги и свитки, в открытом сейфе поблескивали украшения. Люциус был сумрачен и истощен. Он расхаживал по ковру, хватаясь то за один свиток, то за другой, то пытался написать письмо деловым партнерам, но это была лишь агония. Решение принято, нужно лишь исполнить его.

— Неужели другого выхода нет? — измученно простонала Серена. — Я понятия не имею, как ты уговорил ее на все это. Как уговорил нас.

Люциус остановился напротив женщины, нависнув над ней своим длинным худощавым телом, и его стройная тень накрыла ее с головой.

— Ты знаешь, что мы поступаем верно. Мы ведь уже столько говорили об этом! Она никогда не согласится отступить в сторону. Никогда. Держать ее в плену вечно я не могу. Она найдет способ убежать и снова окажется в компании Блэка, Поттера, Паркер. В компании смертников. Всегда будет на линии огня, и это лишь вопрос времени, когда ее уничтожат в очередной схватке. Ты хочешь этого?

Серена посмотрела на него долгим отчаянным взглядом и опустила веки, словно удерживать их открытыми было невыносимо тяжело.

— Она не простит себе бездействия, Серена! Но если она сможет забыть о том, что сделала… Тогда ее совесть будет спокойна. Она теряет свою магию, но может быть, нам удастся изменить ее отношение к этому, изменив ее память. Можно будет сказать, что она потеряла магию при неправильном эксперименте с зельем, или сказать, что сама отказалась от нее. И она поверит в это! Вы счастливо проживете свою жизнь на другом материке, в другой стране. Мать и дочь. Я дам вам столько денег, сколько будет необходимо. Может быть, она выйдет замуж или найдет свое дело… Она сможет быть счастлива. Едва ли это возможно на войне.

Серена подняла на него глаза.

— Я была плохой матерью.

— Да.

— И ей пришлось воспитывать себя самой.

— Да, и у нее неплохо получилось.

— Это шанс и для меня…

Люциус смерил Серену равнодушным взглядом.

— Мои люди вывезут вас через границу, когда все будет закончено. Я уже подготовил ваши документы и новый дом. Не сочти за грубость, Серена, но излишней любви к тебе создавать мы не станем. Тебе придется хоть однажды постараться самой, чтобы дочь полюбила тебя искренне. — Малфой вздохнул. — Конечно же мы частично изменим твою внешность и внешность Беаты, чтобы вас нельзя было легко узнать в толпе. Первое время рядом с вами будет находиться один мой доверенный человек, Александр Гринграсс. Он всегда был истинно предан Малфоям, о нем не придется беспокоиться. Он позаботится о Беате и о тебе.

Серена помолчала.

— Ты уверен, что для ее психики не будет последствий?

Люциус обернулся, полыхнул глазами и с яростью взглянул на сжавшуюся в кресле женщину. Затем подошел к высокому шкафчику, смотревшемуся очень чуждо в этой комнате, словно его привезли недавно и в спешке. Люциус медленно коснулся дверцы, и та бесшумно распахнулась. Внутри друг на друге лежали бумаги, образуя аккуратную высокую стопку. По бокам торчали разноцветные закладки и даже в полусумраке комнаты было видно, насколько потрепаны листы, словно их перечитывали до дыр раз за разом и постоянно что-то правили.

— Что это? — озадаченно спросила Серена.

— Жизнь твоей дочери.

— Что?

— Новая. Жизнь. Твоей. Дочери.

Люциус выталкивал из себя слова, пристально глядя на стопку бумаг и до боли сжав в ладони набалдашник трости.

Серена не понимала.

— Ты действительно думаешь, что это так просто — взять и изменить человеческую память? — тихо, почти угрожающе начал Люциус, и его голос извивался как змея. — Поменять имя, стереть воспоминания о друзьях, заменить их новыми?

Серена молчала.

— Сделать документы, занести вас в новую систему, купить дом, оформить страховку, придумать легенду и историю — со всем этим может справиться любой, кто хоть немного умнее лукотруса. Достаточно лишь иметь деньги. Но изменить память, не изменив личность человека… — Люциус скорбно вздохнул. — Это сложно, Серена. Это немыслимо сложно. Это строжайше запрещенная техника, которую разрабатывают некоторые невыразимцы, и за применение которой карают в разы страшнее, чем за использование Империуса. Это ключ к управлению людьми, можно даже сказать, к созданию новых личностей в старых телах, но этот ключ очень сложно подобрать. Для каждого — он разный.

Глаза Люциуса мерцали.

— Я собрал лучших врачей, психомедиков, целителей, магов — всех тех, кто верно служит Малфоям и будет молчать. Будет молчать, не потому что Малфои платят им, а потому что они были преданны нашей семье столетиями, и эта преданность впитывалась в них с молоком матери. Наше верные и незаменимые вассалы, которые находятся повсюду. Они могут быть незаметны с первого взгляда, но их так много, что бороться с ними — все равно, что бороться с муравьями. Они — причина величия моей семьи. Они, а не деньги. — Люциус залпом отпил виски из граненого низкого бокала, налил еще и подал Серене. — Они анализировали жизнь Беаты и ее личность, раскладывали ее по полочкам, пытаясь понять ее, пытаясь стать ею. Записывали все произошедшие с ней события и ее поведение. Изучали всех тех, с кем она когда-либо беседовала, проверяли их память тоже. Их задачей было — сохранить ее личность, тотально изменив память. Сохранить человека, но создать для него новую жизнь. Но мы не можем сотворить все это против ее воли. Если бы она не дала согласия, она бы не дала доступа ко многим своим воспоминаниям, и это и есть причина, по которой я заключаю с ней обет. Моим магам понадобится неделя, а быть может и месяц, чтобы выполнить последний этап работы. А ты в это время сможешь сыграть роль скорбящей матери для всех остальных. Быть полезной хоть в чем-то.