Заставь меня жить (СИ)

И всё это – с одной целью. Заслужить признание со стороны Тома, вернуть его благосклонность, доказать свою бесконечную преданность. Крауч добился своего, ведь сейчас в гостиной нет ни единого Пожирателя, кроме него.

Самого приближённого.

Как жестоко я ошибался, как был прав Снейп и как я себя ненавижу.

– Что вам нужно? – глухо отзываюсь, и мой голос ломается, но мне сейчас совершенно всё равно. Я раздавлен могильной плитой слишком страшной правды, даже любопытство, вызванное переменами в поведении Реддла, отходит на задний план.

Словно сквозь густой туман я вижу, как он выходит из-за стола и приближается к каминному порталу, как Барти провожает его преисполненным восхищением взглядом с каплей упоения собственной гениальностью на дне карих глаз. Том проводит бледной ладонью по мраморной полке, смотрит на затухающий огонь и, наконец, поворачивается ко мне. Его высокая фигура, завёрнутая в струящуюся чёрную мантию, кажется, излучает величие: да-да, именно величие. Не высокомерие, не заносчивость, а величие, чей мягкий свет почти виден взору, а может, дело в тусклом отблеске живого огня. Это человек, который прошёл долгий и сложный путь, не лишённый страха, сомнений, злости и жестокости. Было и безумие, отразившееся в беспощадности по отношению к тем, кто был предан его воле. Но безумие прошло, так же как и злость со страхом, как разочарование в сопернике, осталась лишь непоколебимая уверенность в собственных поступках, в дальнейших действиях и, возможно, в завтрашнем дне.

– Я хочу предложить тебе сделку.

И тут туман рассеивается.

– Вижу, ты удивлён, – уголки его рта выгибаются в лёгкой улыбке, когда я предсказуемо округляю глаза, – однако у меня действительно есть предложение, как разрешить ситуацию.

Реддл делает паузу, и боковым зрением я замечаю движение со стороны Барти: он покидает стул и останавливается возле одного из высоких окон. Тяжёлые портьеры тёмно-изумрудного цвета сдвинуты вбок, благодаря чему видно по-прежнему тёмное небо, на которое наверняка смотрит Крауч. Он соединяет руки за спиной и замирает в таком положении, Том окидывает его мимолётным взором, прежде чем вернуться к разговору:

– Посуди сам, – с выражением произносит он и обводит рукой гостиную, словно вокруг нас расставлены живые доказательства разумности его предложения, – то, что происходит сейчас, ни к чему хорошему не приведёт. Вы гонитесь за частями моей души, я – за вами. Вы можете забрать их все, но вряд ли придумаете, как уничтожить хотя бы один. Ты до бесконечности будешь чувствовать, что я дышу тебе в спину, угрожая жизни. Если случится война, погибнут люди с обеих сторон, но какой в этом смысл? Зачем ненужные жертвы, если всё можно решить гораздо проще?

Я начинаю грызть ногти, старательно ища подвох в интонации Реддла или выражении лица, однако всё тщетно: его губы не стремятся растянуться в одной из особо коварных улыбок, а взор карих глаз чист, как небо за окном. Однако я не спешу верить – я слишком сильно обжёгся на последнем опыте доверия Пожирателю Смерти. Поэтому я скрещиваю руки на груди и требовательно смотрю на Тома поверх очков:

– Не думай, что тебе удастся так легко обмануть меня. Я знаю, что внутри меня живёт часть твоей души, было время догадаться. Ты не посмеешь тронуть меня, пока не найдёшь выхода из положения, и насколько мне известно, поиски не столь успешны. Поэтому не стоит говорить об опасности, которая грозит моей жизни, потому что это не так. Пока жив я, жива часть твоей души, и это даёт мне небольшое преимущество. Посему, твоё предложение должно быть действительно достойным. Так в чём оно заключается?

Я с достоинством встречаю откровенно изумлённый взгляд Реддла и чувствую, как высокомерно выгибаются собственные брови. Едва воцарившуюся тишину разрезает высокий смех Барти, который в порыве внезапного веселья запрокидывает голову. Он разворачивается на каблуках и прислоняется к подоконнику, скрестив лодыжки, а его озорной взгляд проходится по моей фигуре.

– Беллатриса была права, ты действительно изменился, – выдыхает он, не скрывая откровенного сарказма в интонации, но быстро успокаивается, хотя смешинки не спешат исчезать из его взора.

Реддл прощает ему этот эмоциональный всплеск, хотя я не представляю, что тому причина: дьявольское терпение или восстановленная репутация Крауча. Том плавно пересекает расстояние между камином и столом, опирается ладонями на спинку одного из стульев, а я в который раз поражаюсь непроницаемости выражения его лица. Барти превращается в недвижимую статую (хоть и не перестаёт ухмыляться), отчего складывается впечатление, что он давно в курсе нового плана Реддла.

– Что же, этого следовало ожидать. Подобная осведомлённость только упрощает мою задачу.

Том отодвигает облюбованный стул и с достоинством садится на него. Закинув одну ногу на другую, он складывает ладони на колене и чётко произносит:

– То, что я предлагаю, принесёт нам обоим взаимную выгоду. Орден возвращает мне украденное кольцо, и я навсегда оставляю вас в покое, но есть одно «но», которое ты так любезно озвучил.

– Часть твоей души внутри меня, – эхом откликаюсь, медленно покачивая головой с деловым видом. Я не успеваю удивиться собственному поведению – сейчас, откровенно говоря, не до этого, – но ощущение сюрреализма сегодняшней ночи не спешит покидать меня. Видимо, именно из-за этого я так странно реагирую на происходящее и спокойно нахожусь в двух шагах от Реддла.

– Именно, – кивает он и немного повышает голос, придавая своей речи ещё большую внушительность, – однако ты слегка ошибся, когда предположил, что я не нашёл решения данной проблемы.

На гладкой поверхности моей невозмутимости образуется тонкая трещина: едва заметная для глаза и не опасная, но щекочущая нервы. Я сглатываю и, не расцепляя скрещенных рук, сжимаю в кулаках ткань своей рубашки. Реддл отнюдь не выглядит так, словно вот-вот выложит передо мной правду, в которой выяснится, что мне придётся умереть. Нет, он выглядит настолько собранным, серьёзным и адекватным, что мне хочется потереть глаза, чтобы убедиться, что происходящее – не обман зрения. Ведь я ни разу не видел него таким, более того, не предполагал, что он может быть таким.

– Решение есть, но для его претворения в жизнь необходимо твоё прямое участие. Конечно, я мог бы прибегнуть к помощи Империо и проникнуть в твой разум, подчинив его своему контролю, но есть маленький нюанс: ты должен быть в сознании и, что самое главное, хотеть передать инородную часть души определённому предмету.

Реддл замолкает и просто смотрит на меня, ожидая реакции на услышанное, но я не знаю, что и думать, не то, что говорить. В голове – самая настоящая каша из догадок и фактов, я запускаю пальцы в волосы и сжимаю пряди, силясь докопаться до истинного смысла происходящего.

– Я вряд ли поверю в то, что ты можешь так просто взять и отступиться, даже со всеми крестражами на руках, – недоверчиво бурчу, подозрительно прищуриваясь. Спина затекает, сидеть на стуле становится невозможно, я рывком встаю и начинаю ходить туда-сюда перед камином, совершенно позабыв, где я и с кем разговариваю.

– Но даже если я каким-то немыслимым образом поверю, то где гарантия того, что когда я выполню твою просьбу, ты не тронешь меня? Лишённый части твоей души, я не буду представлять ценность, и ты с лёгкостью попытаешься уничтожить меня, а заодно и Орден. Что насчёт Пророчества, в конце концов? Там чётко говорится, что один из нас должен убить другого.

Прислонившись боком к порталу, я устало смотрю на двух волшебников. Дело вовсе не в физической усталости, хотя голова потихоньку начинает наливаться свинцом от недостатка сна, а в том, что я устал от бесконечных загадок. Раньше было значительно проще: Реддл хотел убить меня, я – уничтожить его. Сейчас же всё так запуталось, что я вряд ли смогу отыскать конец в огромном клубке его тёмных тайн.

Том касается лба подушечками пальцев и прикрывает глаза на несколько секунд, как если бы у него болела голова, а когда он отвечает, я с удивлением слышу в его голосе не меньшую усталость, чем испытываю сам: