Папины сыночки (СИ)

Феанор, пожав плечами: – Ты же обаятельный, у тебя всё получится.

Мелькор, нетерпеливо: – А рубашку-то какую одеть?

Феанор: – Какая разница?

Мелькор обречённо вздыхает: – Тебе на меня наплевать.

Финвэ, с дивана наблюдающий эту сцену, с улыбкой замечает: – Феанор имел в виду, что тебе идёт всё, а с твоими талантами можно хоть голым на собеседование идти.

Феанор, не отвлекаясь от микросхемы: – Угу.

Мелькор, с улыбкой возводя глаза к потолку: – И почему всегда это ты за него говоришь?

Финвэ, с напускной строгостью: – Феанор занят, ему не до того.

Феанор, по-прежнему глядя на микросхему: – Надень голубую, в ней ты выглядишь взрослее.

Финвэ возвращается с работы, открывает дверь ключом и снимает ботинки в прихожей. Из комнаты Феанора слышится голос Мелькора с бархатными соблазняющими нотками: – …мне уже восемнадцать, подумать только, а я ещё никогда не…

Усталый голос Феанора: – Мел, слезь со стола, здесь хрупкие детали.

Дверь распахивается, Мелькор быстро выходит в коридор и прислоняется спиной к стене, закрыв руками лицо. Совладав с собой, он приглаживает волосы, глубоко вздыхает – и замечает Финвэ. Краснея, он жалобно лепечет: – Я… я просто навестить зашёл…

Финвэ, легко: – Идём, выпьем чаю, давно мы на кухне вместе не сидели.

Глубокая ночь, на столе стоят чайные чашки и початая бутылка коньяка. Мелькор, покрасневший и поникший, тихо всхлипывая, неразборчиво говорит: – Я ничего не могу с собой сделать… как будто мне шестнадцать… – Финвэ улыбается. Мелькор трудно сглатывает: – У меня ведь всё есть, ты скажешь, я просто зажрался, а я… я не могу без него, каждый день хочу его видеть, а ему, по-моему, всё равно, он меня не любит, я только зря… – Юноша совсем поникает.

Финвэ накрывает ладонью его руку, лежащую на столе, и тихо и убедительно говорит: – Мелькор, поверь мне, никто не подошёл к моему сыну ближе, чем ты. Ты его единственный друг. Он любит тебя. Я буду рад, если у вас что-то получится, но…

Он замолкает, стараясь подобрать правильные слова. Мелькор вскидывает голову, глаза у него горят больным огнём: – Он не такой, да? Не такой, чтобы полюбить меня?

Финвэ грустновато улыбается: – Я не знаю. Ему решать, какой он. Пойми, я не буду против, что бы он ни любил и чем бы ни увлекался. Быть может, он никогда не заинтересуется ничем, кроме техники и науки. А может быть… я не могу решать за него. – Мелькор, скрипнув зубами, опускает голову, растрёпанные пряди, выбившиеся из хвоста, закрывают его лицо. Финвэ продолжает, крепче сжав его руку: – Но что бы он ни говорил и что бы ни происходило с вами, Мел, никто не заменит ему тебя. И если однажды ты уйдёшь, он останется совершенно один. Он не меняет своих пристрастий. И если он назвал тебя своим другом и позволил сидеть на своём столе, то ты значишь для него больше, чем вся жизнь во Вселенной.

Мелькор криво улыбается и молчит, глядя в столешницу.

Финвэ входит в комнату сына с двумя тарелками для мальчиков.

Феанор, сосредоточенно нахмурясь, изучает какой-то конспект, испещрённый приписками и поправками. Мелькор лежит грудью на свободном краю стола, опустив голову на скрещенные руки, и с тоской смотрит в лицо другу. Феанор явно чувствует себя очень комфортно, но ни словом, ни взглядом не даёт этого понять. По сути, только Финвэ видит, как его сыну хорошо в обществе Мелькора, но вмешиваться и торопить ход событий он не хочет.

Фингон вздрагивает и просыпается. Маэдрос смотрит ему в лицо с испугом и исступлённой нежностью. Из-за его спины появляется Феанор. Фингон неуверенно улыбается.

Феанор, легко погладив больного по голове: – Как ты?

Фингон, неуверенно: – Вроде ничего не болит… только голова немножко кружится…

Феанор, обращаясь к сыну: – Скучай по Фингону осторожно, чтобы ему что-нибудь не сломать. – С любовью потрепав сына по кудрявой голове и подмигнув Фингону, он выходит и прикрывает за собой дверь палаты. Мелькор встречает его вопросительным взглядом.

Феанор, вздохнув: – Думаю, к Фингольфину мне заходить незачем… может, перекурим пока?

Мелькор, улыбаясь: – Ага, здесь есть чёрный ход.

Они направляются к лестнице. Феанор, ехидно: – Можно подумать, ты знаешь чёрные ходы во всех больницах города. Ты что, везде работал стоматологом-садистом?

Мелькор, с самым значительным видом: – Нет, я во всех больницах ходил покурить.

Маэдрос присаживается на кровать Фингона и осторожно сжимает его руку. Фингон слабо улыбается, даже в полумраке больничной палаты, освещённой только светом уличного фонаря, видно, как он покраснел.

Фингон, тихо: – Я боялся, что больше тебя не увижу.

Маэдрос, с нервным смешком: – Я, наверное, поседел бы, если бы нас Мелькор в больницу не провёл.

Фингон, оживлённо: – А что, и Мелькор здесь?

Маэдрос, хмыкнув: – Как бы мы иначе в больницу ночью прошли.

Фингон, смущённо улыбаясь, с трудом пытается сесть, Маэдрос торопливо укладывает его обратно: – Тебе нельзя!

Фингон, слабо: – Я боялся, что это был последний наш поцелуй, а я даже толком распробовать не успел… поцелуй меня?

Маэдрос, хитро улыбаясь: – Пока не выздоровеешь, никаких поцелуев!

Фингон смотрит на него трагическими глазами. Старший сын Феанора несколько секунд очарованно вглядывается в его глаза, потом наклоняется ниже, целует его в лоб и тихо шепчет что-то, чего никому, кроме Фингона, не разобрать.

Феанор и Мелькор сидят на ступеньке больничного крыльца и курят. Мелькор, грустно и мечтательно улыбаясь, смотрит в темноту, покручивая в пальцах тлеющую сигарету. Феанор тоже улыбается, явно думая о том, что его сын счастлив.

Мелькор, со смешком: – Влюбился твой котёнок. Ну надо же, какой большой.

Феанор, с ехидцей: – Кто б язвил по этому поводу.

Мелькор, забывшись в воспоминаниях, глубоко затягивается и скороговоркой выдаёт: – Когда я тебя любил, такой дурак был! Помнишь, как я чуть с крыши не прыгнул?

Феанор грустно улыбается и закуривает новую сигарету: – Помню. Дурачина.

Мелькор в запале продолжает, водя перед собой потухшим окурком: – Кроме тебя видеть никого не мог. Рыдал ночами в подушку и мечтал о твоём поцелуе. Всё готов был отдать, чтобы быть рядом с тобой, а ты всё смотрел в свои книжки и микросхемы. Я так рад был, когда ногу сломал… – Тише: – …ты тогда всё время рядом со мной был…

Феанор, криво улыбаясь, хлопает его по плечу и тихо говорит: – Много я тебе нервов вымотал.

Мелькор, нетерпеливо тряхнув головой, поворачивается к нему, улыбаясь от уха до уха: – Ничего подобного! Ты – самая большая и чистая любовь, которая у меня была! – Снова отвернувшись, добавляет: – И есть.

Феанор, хмыкнув почти нежно: – И есть.

Несколько минут они молчат, куря ещё по одной.

Мелькор, туша окурок о ступеньку, смешливо: – А ты меня, гад, так ни разу и не поцеловал.

Феанор, серьёзно: – И радуйся.

Мелькор, с интересом: – Чему это?

Феанор, со зверской ухмылкой: – После моих поцелуев всегда получаются дети! Идём, пора Мэдди забирать.

Мелькор, поднимаясь: – Пойдём. Ты действительно слишком молод для того, чтобы заводить внуков.

Получив от друга воспитательный подзатыльник, Мелькор идёт за ним по тёмной лестнице.

Воспоминание Мелькора в тёмной дымке.

Тёмная пыльная лестница. Ступени, ступени, ступени. Запыхавшись, он выскакивает на верхнюю площадку, карабкается по железным перекладинам на открытый чердак и оттуда выбирается на крышу, подходит к самому краю и смотрит вниз. Из окна несколькими этажами выше высовывается бледный Финвэ и кричит ему: – Мелькор, пожалуйста!

Мелькор, срывающимся голосом: – Позови Феанора! Пусть он хоть раз обратит на меня внимание!..

Финвэ исчезает в окне. Мелькор стоит на краю крыши, смотрит на улицу внизу, в висках стучит кровь. Он уже видит, как летит вниз, и шепчет себе под нос: – Нет другого способа, нет, я больше не могу, Феанор, мне так больно…