Сущность Альфы (СИ)

- Ну же… пожалуйста… - альфа покусывал и дразнил его соски, которые сжались в тугие комочки, делая удовольствие болезненно-сладким, пронзая острым возбуждением, которое скапливалось внизу живота, опаляя омегу изнутри, пульсируя в такт сердцу, биополю, дырочке, которую альфа баловал своими пальцами, оглаживая, дразня, вынуждая сжиматься вокруг неудовлетворяющей нутро пустоты, растягивая преддверие безумного, шального и желанного забытья

- Хочу… давай же… возьми меня… - уже требовал Дейдара, извиваясь под, по его мнению, затянувшимися ласками, которые больше уже не было сил терпеть, которые изводили его сущность, удовольствие от которых граничило с болью, которые дарил его супруг, от чего они становились ещё сладостнее, ещё желаннее, ещё изощреннее, находя отклик в каждой клеточке тела омеги

Итачи резко возвысился над супругом, нависая над ним, и, обхватив его голову ладонями, заставил посмотреть на себя. И Дейдара смотрел, с любовью, с нежностью, с желанием. Они оба смотрели друг на друга, ощущая любимого, как самого себя, общаясь без слов, читая эмоции и осязая друг друга, как в раскрытой книге, чувствуя, как что-то жаркое, окутывающее, плотное сгущается вокруг них, пульсируя меткой единства.

Альфа вошел резко, и тело омеги покорно приняло его, изогнувшись, пропустив в себя по возможности глубоко, плотно сжав и на миг застыв в столь откровенной позе, наполняя комнату звуками все стихающего вскрика, переходящего в глубокое, жадное дыхание. Движения брюнета были медленными, тянущими, раздвигающими нежные стеночки по сантиметру, заполняющими нутро омеги капля за каплей, побуждающими блондина принимать своего супруга, захлебываясь собственными стонами, криками и жарким воздухом. Никакой поспешности, только томительные поцелуи, только скользящие ласки, только мерное проникновение, от которых Дейдара сходил с ума, и которых ему было крайне мало, которыми он не мог насытиться, которые были поверхностными, как верхушка айсберга, скрытая величавость которого поражает своим потенциалом, но, казалось, брюнет растягивал удовольствие специально, будто выжидал, будто знал, что это всего лишь начало чего-то более страстного, несдержанного и неистового.

- Быстрее… - стонал Дей, так и норовя царапнуть альфу побольнее, тем самым подначивая его медленно и постепенно ускорять темп своих движений, синхронности которых позавидовал бы любой маятник. Итачи же в это время руководствовался только желанием доставить любимому удовольствие, в данный момент ощущая свою Пару настолько остро, что, казалось, чувства омеги были его собственными и наоборот. Краем сознания Учиха понимал, что это что-то высшее, чем просто ментальная связь между супругами, что природа этих ощущений иная, глубже, древнее той, которую он испытывал раньше, что это само сознание сейчас уступило сущности, но не потеряло себя, не ушло на второй план, отдав бразды руководства похоти, будто это он и не он в одночасье, и от подобных чувств альфе казалось, что он парит где-то высоко в небе, там, куда его утягивает столь особенная связь с любимым.

- Сам… хочу сам… позволь мне… - просьбы омеги перемешивались со сладостными стонами, поток которых просто уже было невозможно остановить, которые ласкали слух альфы, создавая фон для безудержной страсти, в которой сгорала Пара, испытывая столь острое удовольствие от одного осознания того, что они дарят друг другу ласки

Итачи медленно вышел из любимого и сел, чуть сгибая ноги и демонстрируя свой налитой член, который блестел от смазки. Дейдара будто только и ждал этого момента, забираясь на мужа, лукаво улыбаясь и нарочито медленно ерзая попкой так, чтобы плоть альфы скользила точно по ложбинке, от чего оба супруга получали безумное удовольствие. Брюнет придержал омегу за бедра и аккуратно помог сесть на свою плоть, остужая его пыл, пытаясь не причинить ни боли, ни дискомфорта. Сущность омеги ликовала, вырывалась, опутывала сознание своими инстинктами, ненавязчиво нашептывая, что теперь именно блондин руководит процессом, распоряжается, дозирует удовольствие, ублажает своего супруга так, как считает нужным, отдает всего себя целиком и полностью, без остатка, до великолепной заполненности и насыщенности яркими всполохами ощущений.

Дейдара, в силу своего характера, не умел сдерживаться, а его напористость, требовательность, ненасытность в период течки только обострялась, превращая каждое занятие любовью в сладостное безумие. Омега желал своего альфу, желал чувствовать его на себе и внутри себя, жаждал его ласк и поцелуев, на которые отвечал неистово и страстно, раскрепощаясь и сбрасывая с себя оковы сдержанности. Первые несколько движений были пробными: блондин глубоко выдыхал, опускаясь на член супруга, запрокидывал голову, ощущая тянущую заполненность, сжимал плечи альфы, пытаясь сдержать порывы своей страсти, и кусал губы, дабы не сорваться на безудержный крик. Итачи мягко поддерживал супруга, помогая ему и отвечая встречным колебанием бедер, чувствуя, как смазка омеги стекает по его промежности, как раз за разом вздрагивает тело блондина в его руках, как острые ноготки впиваются в кожу, только усиливая возбуждение и побуждая сорвать размеренность темпа, но Дейдара сделал это сам. Движения омеги ускорились, стали рваными, асинхронными, глубокими, открытыми, слегка развратными. Щеки блондина раскраснелись, волосы влажными кольцами рассыпались по спине, губы алели на фоне матовой кожи, розовые соски сжались в заманчивые комочки, а член вздрагивал в такт каждому рывку, покрывшись витиеватой сеточкой вздувшихся венок.

- Со сцепкой? – Итачи чувствовал, что ему необходимо это спросить, что согласие омеги обязательно, что это неотъемлемо важно, что иначе просто быть не может

- Да! Да! Конечно! – Дейдара уже чувствовал, как начинает расти узел, распирая его нутро до предела, даруя божественное наслаждение, превосходя все предыдущие ощущения заполненности своей гармоничностью и целостностью, что без сцепки никак, что она необходима, что это именно то, к чему они оба стремились, что только вязка поможет им ощутить другу друга так остро, как никогда до этого

Услышав согласие, Итачи отпустил себя, контроль стал маловажным, ненужным, излишним, он поддался искушению, затерялся в ощущениях, растворился в бездонно-синих глазах любимого, проникся вихрем его смешанных эмоций, вскидывая бедра рваней, требовательней, яростней, вгоняя свой член в трепещущее нутро до основания, раскрывая свое биополе полностью, до последней капли вливая свою энергетику в супруга и получая её же взамен, создавая невообразимый круговорот ощущений, эмоций и чувств. Дейдара кричал, не мог совладать со своими эмоциями, чувствуя любимого внутри себя и ощущая, как же ему хорошо. Это и была та самая эйфория единения, после которого следует что-то большее, необъяснимое, то, что все это время ускользало от него, что будоражило его сущность, что раскрывало его перед любимым до мельчайших частичек, что было чем-то более возвышенным, чем мог осознать и понять человек.

Дейдара вскрикнул громко, выгнувшись, запрокинув голову, заметавшись, ощущая сладкую пульсацию внутри, которая разливалась по всему телу, окутывая, обнимая, уволакивая за собой, в какую-то пучину, где был туман – сладостный, невесомый и дурманящий. Омега не мог описать это словом оргазм, понятие сцепка явно и рядом не стояло подле столь яркого ощущения удовлетворенности, принадлежности и всеобщей завершенности. Блондин изливался раз за разом, даже не пытаясь понять, где же реальность, а где это эфемерное ничто, в котором он сейчас парил, чуя запах только своего альфы и на ментальном уровне нежась в ласке и любви своего супруга. Итачи не мог осознать, что и как произошло, просто в какой-то момент его накрыло забвенной волной, которая сперва начала учащенно пульсировать вокруг его плоти, после пронзила каждую мышцу, каждое нервное окончание, каждую клеточку тела, разлилась по нему, отдаваясь в конечностях терпким пощипыванием, накатным валом опалила сущность и рассудок, утянув тело на мягкую кровать, а сознание в мир ярких вспышек и всполохов многочисленных оргазмов, которые были насыщенны запахом его супруга, метка принадлежности которого казалась альфе яркой, согревающей звездой, к теплу которой он тянулся, которую он бережно сжимал в своих объятиях, чувствуя на себе легкую тяжесть тела любимого и его ментальную отзывчивость.