Победивший платит (СИ)

Торем, о котором я вспоминаю, тщетно перебирая кандидатуры возможных свидетелей и которому звоню прямо из машины, приветствует меня с энтузиазмом и прозрачным намеком, что он и сам собирался мне звонить. Прямо ничего не сказано, но он дает понять, что предстоящая нам беседа не терпит отлагательств, не будет слишком длинной, и что она в моих интересах.

Все это странно. Капитан не собирается обращаться ко мне с просьбой, а намерен оказать услугу мне? Занятно... и тревожно. Знать бы, что за карта у Торема в рукаве...

Осенний день сумрачен, небо готово одарить прохожих моросящим дождем или мокрым снегом. Настроения это не улучшает. Мы сидим в отдельном кабинете в недурной кофейне и занимаемся словесными пируэтами вокруг невинных до поры до времени тем.

- Я слышал о неприятностях, постигших вашу семью, и выражаю вам должное сочувствие, - покончив с церемониями, произносит гем-капитан. - Позвольте заметить, что дела приобрели странный на сторонний взгляд оборот.

- Простите? - прячась за надменностью речи, интересуюсь я. - Что именно из произошедшего кажется вам странным, капитан?

- Я ожидал, что ваш барраярский родственник станет источником неприятностей для клана, - доносится спокойное, - и высказывал эти опасения вслух; но что меня удивляет - это ваше желание его отстоять. Впрочем, это отнюдь не тема нашего разговора, а скорее лишь повод перейти к ней.

Действительно неординарное начало. Я прошу офицера продолжать, не стесняя себя условностями.

- Я пытаюсь только сообщить вам некую информацию, которая, возможно, покажется вам банальной - а может, и нет, - разводит руками Торем. - До меня дошли разговоры о Высоком суде, на который вы собираетесь вынести дело вашей семьи - это действительно так?

- Это так, - прищурившись, отвечаю я. Защищать свое решение в данной ситуации не слишком приятно. - Я намереваюсь воспользоваться одним из имеющихся у меня прав. И что?

- Высокий суд, вполне возможно, проявит интерес ко всем вашим родственникам и к тем сложным путям, которыми барраярец попал в гем-клан, - кивает капитан. - Вы можете строить на этот счет любые предположения, но если вы пожелаете подкрепить их свидетельствами, очевидцев вам придется найти самому. Предупреждаю вас об этом очевидном факте исключительно из личной симпатии к вам, Старший Эйри, и нежелании видеть вас в неловкой ситуации, - добавляет он.

Во время многозначительной паузы я оцениваю новость. Выходит, о делах Хисоки придется умолчать. Я сам не намеревался позорить семью разглашением столь омерзительных подробностей, но что, если суд спросит меня об этой истории напрямую?

- Предостереженный вооружен, - выслушав меня, вежливо замечает Торем. - Остальные обстоятельства дела, к счастью, не относятся к моему ведомству, поскольку под обвинение в злонамеренной диверсионной деятельности случившееся подвести вряд ли возможно.

И на том спасибо. Поразительно, как быстро Торем оказался в курсе, и как спешно решил себя обезопасить. Но вот что мне делать теперь, если высокий суд пожелает ознакомиться с причинами, что привели Эрика в мой дом? Ни один человек из списка Торема - ни здоровяк-сержант, ни осведомленный лейтенант, ни кто еще, - мне в этом не помощник; наверняка бдительный гем-капитан их предупредил. Но где взять других?

Неожиданно меня осеняет мысль. И я набираю новый номер.

Физиономия Риза Эстанниса на экране комма полна радушного, но все же изумления.

- Эйри? - переспрашивает он, и, спохватившись, добавляет вежливое: - Да покинут беды ваш дом, сосед.

- И ваш да не посетят, - отвечаю я. Мне нужна эта встреча; придется побыть навязчивым. - Ваш сегодняшний день полон до краев, или я могу надеяться на полчаса вашего общества?

Вскоре я вступаю в дом Эстанниса почетным, хоть и незваным, гостем. Дородный лорд Эстаннис благодаря своему сложению имеет подчеркнуто радушный вид, а под гримом в теплых тонах не понять, раскраснелось ли его лицо от раздражения или от совершенного до моего прихода легкого возлияния.

- В силах ли я выразить вам должное сочувствие в связи с несчастьем, постигшим вашего наследника? - вежливо спрашивает хозяин дома, подливая мне чай. В последнее время я что-то с трудом стал переносить как обязательное угощение, так и долгие экивоки перед непосредственной целью встречи. - Боги поистине жестоко его испытывают, а вместе с ним и вас.

- Старые семьи порой переживают тяжелые времена, - соглашаюсь я. - И труд не в том, чтобы избежать их, но чтобы пережить достойно. Собственно говоря, потому я и решился просить вас о помощи, сосед.

Брови Риза ползут на лоб: просьба необычна и непонятна. Мне приходится высказать соседу свои опасения относительно причин обрушившихся несчастий. Безвременно погибший брат, неисполненный по всем правилам поминальный обряд... кто, как не Эстаннис, проглотит признание в почтении к суевериям, царящем в старом доме?

- Лишь гневом и болью утраты можно объяснить, но не оправдать, мое невнимание к обстоятельствам последних недель жизни брата, - формально не преступая истины, но лишь расставляя акценты нужным образом, говорю я. - Однако не так давно я узнал, что Хисока всего лишь избрал меньшее зло, и сделал это под влиянием доброго совета. Совестно сознаваться - я не знаю, чьего.

- Вы имеете в виду... того чужака, что он неосмотрительно привел в семью? - осторожно осведомляется Риз. - Воистину источник раздора и бед. Увы, вывести это создание на люди оказалось воистине несчастливой идеей.

Намек более чем ясен. Мне нет смысла просить этого напыщенного идиота сказать хоть единое доброе слово про моего барраярца.

- За очагом, что стреляет углями, необходим присмотр, - пожав плечами, отвечаю я ничего не значащей пословицей. - Это я понял лишь сейчас, прежде же мой гнев опередил рассудок, и я отдался чувствам, не узнав толком, что двигало моим братом. Хорошо ли вы знали Хисоку? Я до сих пор не осведомлен в подробностях его обыденной жизни; это непростительно. Знаю, Хисока мало кого допускал к себе в душу, - поворачивая разговор в нужную сторону, говорю я, - но ведь был человек, посвященный в его обстоятельства. Никто не живет в пустоте.

О да. Был человек, посоветовавший моему братцу прикрыть преступление брачным договором. Я не найду никакую цену за спасение Эрика чрезмерной, и если потребуется придать огласке и этот постыдный факт, гори доброе имя Хисоки синим пламенем.

- Полковник приятельствовал со многими, и со мной тоже, - спокойно сообщает Риз. - И спрашивал моего совета о том, какая из юридических тонкостей может помочь ему избежать незаслуженного позора от рук инопланетных крючкотворов. Я горжусь его доверием, пусть судьба и подшутила над ним жестоко.

С каким наслаждением я присоединил бы имя Эстанниса к списку необратимых потерь Цетаганды!

- Я признателен вам за участие, сосед, - собираю в кулак всю доступную мне вежливость и даю словам стечь с языка медом, но не ядом. - И надеюсь, что прочие друзья моего бедного брата оказались столь же благородны и достойны. Поможете ли вы мне найти тех, кто знал моего Хисоку и делил с ним тяготы службы, чтобы я мог выразить им свою благодарность?

Смотреть на Риза приходится с умеренно просительной миной.

Прямая просьба не дает возможности отказа, и я заношу в свой органайзер перечень из четырех припоминаемых с некоторым усилием имен. Как только окажусь один, надо будет проверить, есть ли среди них хоть кто-то, в списке Торема не значащийся. Поистине стремление капитана безопасности перестраховаться сыграло мне дурную службу, равно как и желание его помочь мне ранее приватно - полезную.

Дело сделано, я откланиваюсь, и Эстаннис прощается со мной, рассыпаясь в комплиментах, там более несносных, что они были непрошеными: - Желаю счастья вам и вашей родне. Ваш сын проявил себя как достойный наследник рода Эйри, а ваша супруга - как женщина, чье самообладание оказалось достойным испытаний той страшной ночи. Боги должны неизбежно смилостивиться и воздать вашей семье по заслугам.