Степени (СИ)

С сыном.

Маленьким мальчуганом по имени Ной, славным и пухлощёким, и следящим за отцом с восхищённым взглядом, в ожидании новой шутки, или ласки, или порции вафель. Они как будто играли в свою любимую игру, с давным-давно известными правилами, бесконечную и не надоедающую, Ной – с детским счастливым непониманием священности этого самого обычного домашнего действа, Сайлар – вроде бы уже расслабленно и привычно, но с непреходящим трепетом где-то очень глубоко внутри него, словно всё ещё боясь поверить в то, что это происходит с ним, и не уверенный, что заплатил за это достаточно, что небеса не потребуют с него когда-нибудь дополнительную плату.

Не спеша ничего говорить или делать, Питер пялился то на порхающего по кухне Сайлара, то на Ноя, всё больше поддаваясь очарованию этой затягивающей в себя семейной обстановки, когда малыш, дождавшись, пока отец польёт сиропом его вафли, удовлетворённо обозрел получившуюся в тарелке красоту, и, улыбнувшись гостю, поинтересовался:

- А где ваш шрам, дядя Питер? – моментально замораживая обстановку почти до нуля.

На плите что-то шкворчало, Ной любознательно рассматривал по-прежнему молчащего Питера и болтал ногами, воздух, кажется, трещал от напряжения.

- Знаешь что? – разрывая повисшее молчание, улыбнулся сыну повернувшийся от плиты Сайлар. – Взрослым надо поговорить в другой комнате, так что ты тут пока поналегай на вафли. Справишься? – подмигнул он ему, и, дождавшись радостного кивка, потянул Питера в другую комнату.

* *

С непроницаемым взглядом пропустив мимо себя настороженного гостя, Сайлар зашёл вслед за ним и аккуратно и плотно прикрыл за собой дверь.

- Ты ведь не из наших мест? – смахивая с лица улыбку для сына, он шагнул к моментально вставшему в оборонительную позу Питеру, – шрама нет… Из прошлого? Значит, для тебя я чудовище, – задумчиво заключил он, и, неожиданно ослабив весь свой напор, отошёл назад и с невесёлым смешком опустился на стул, – это же подумать только… ты прибыл сюда и вдруг узнал, что мы братья.

- Братья?

Мир снова с ошеломляющей скоростью помчался в сторону версии о том, что всё это – очередной сон, галлюцинация, происки замученного и запутавшегося подсознания.

Питер продолжал стоять вполоборота, сжав кулаки, готовый мгновенно вскинуть руки и отразить любую атаку, но Сайлар, кажется, не обращал на это не малейшего внимания. Он был задумчив и сосредоточен, и было почти что слышно, как крутятся в его голове колёсики, подгоняя мысли, помогая понять, что делает здесь эта молодая и взвинченная копия его брата.

Как легко он это сказал… Брат… Могло ли это быть правдой?

Нет, Питер даже думать об этом не хотел, это было ещё сложнее представить, чем то, что Сайлар из его времени – обуреваемый жаждой, разозлённый на весь мир убийца – превратился в этого мирного, явно находящегося в ладах с самим собой, парня с маленьким сыном, уплетающим в соседней комнате за обе щёки завтрак, приготовленный отцом.

Ему вообще некогда было обо всём этом думать, каким бы занимательным этот весь бред ни казался! Всё, что ему было нужно – это способность Сайлара, и с таким – нормальным – возможно, будет даже проще договориться.

- Жаль, что ты потратил время, – словно прочитав его мысли, сказал Сайлар, – потому что я не смогу помочь.

- Не сможешь?

- Не буду, – не оставляя сомнений в своём отношении к предполагаемой причине его визита, твёрдо заверил тот.

- Но почему? – начал заводиться Питер, не видя никаких особых причин для подобного заявления.

- Я не передам тебе свои способности, – спокойно и по словам развернул свой отказ Сайлар, даже не пытаясь аргументировать, просто давая понять, что не собирается уступать.

Вежливо, но твёрдо, даже не спрашивая, что именно привело сюда гостя из прошлого. Как будто ему было на это наплевать – но Питер в это не верил. Или словно он и так уже всё знал – и как раз в этом Питер почти не сомневался, что ещё больше злило его.

Хотя что Сайлару за дело?!

Какая ему – зарывшемуся в эту нору внешнего благополучия посреди разваливающегося мира – разница в том, что кто-то, так же, как и он, будет уметь видеть суть вещей!

- Тогда я просто заберу себе, что нужно! – процедил Питер, и параллельно со словами предпринял попытку вторжения в разум тут же скинувшего с себя всю расслабленность и радушие хозяина.

- Не получится, – предупредил тот, с непреклонным видом вставая перед гостем, выставляя максимальную защиту.

Чуть ли не отбрасывая назад ожесточённо атаковавшего его сразу по всем фронтам Питера. Самого сильного в своём времени человека, всё ещё верящего в людей, но с момента последней их встречи подрастерявшего немало своих хрустальных иллюзий; не сдающегося, снова и снова бьющегося мотыльком о выставленные против него блоки; перебирающего подряд все свои дары.

Но что он мог против человека, прожившего в мире способностей на четыре года дольше и научившегося справляться со своим голодом?

Раскрасневшись и дрожа от усилий, Питер собрал все силы разом и атаковал Сайлара в последнем решительном и заранее бессмысленном рывке.

Сокрушительно и окончательно проигрывая.

Отшатываясь назад под сочувствующим взглядом подневольного противника, отторгнутый его невидимым непробиваемым щитом.

Приходя в отчаянье уже не столько от собственного поражения, сколько от жалости, сквозящей в этих, лишённых какой бы то ни было злости, потемневших глазах.

- Питер погиб! – прокричал он ему, – они убили его! А теперь гонятся за мной! Я не уйду без твоих способностей, Сайлар! – его трясло от накатившего бессилия, сердце разрослось и колотилось, кажется, в каждой клетке тела: раскрашивая щёки, разрывая безысходностью грудь, ослепляя гневом.

Не давая толком рассмотреть, как прикрывает глаза стоящий перед ним человек, как вздрагивает при имени «Сайлар», и, застыв, судорожно соображает, что делать, что говорить, как остановить намерения своего брата. Как защитить его – потому что дар, что он просит – смертоносен, а Питер не тот, кто сможет простить себя за чью-то смерть. И как защитить себя – потому что если тот сорвётся, то это будет и на нём… на нём – тоже.

- Меня зовут Габриэль… – с глухим напором произнёс он, – и ты не понимаешь.

Его голос осип, глаза наполнились солёной влагой и болезненным упрямством, душу на секунду словно окунули в прошлое, разъедающее болью, опаляющее невыносимостью. Он почти привык таскать это в себе на протяжении последних лет, таскать осторожно, не расплёскивая, боясь даже самых маленьких брызг. Он отдал бы многое за то, чтобы избавиться от этого груза, хотя и не взялся бы предсказать, что осталось бы без этого груза от него самого.

А теперь его просят этим поделиться. И не кто-то, а Питер.

Нет, не его брат. Его брата убили.

Другой Питер. Просто Питер. Находящийся где-то между врагом, которого он когда-то дважды убивал – и братом, благодаря которому он когда-то поверил в то, что сможет жить с проклятым голодом, не причиняя никому вреда. И даже в то, что он сможет при этом быть счастливым.

И этого другого Питера, пусть не своего, но живого, прямо сейчас, он намерен был остановить. Предостеречь. Несмотря на то, что Габриэль знал – добровольно тот не отступится.

Но он не мог позволить. Тот просто не знает, о чём просит.

- Мои способности – это не просто умение видеть, как всё устроено. Вместе с ними просыпается жажда больше знать, больше уметь, и я не смог с ней справиться! – превозмогая тошнотворную слабость, он говорил всё твёрже, наполняя голос горячим убеждением, – она сделала из меня убийцу. Монстра. Я борюсь с ней каждый день, каждый час… Но борюсь я, – повернувшись к стеклу, разделяющему комнаты, он посмотрел в сторону сына, – ради него. И я не собираюсь добровольно обрекать тебя на ад.

Он замолчал, рассекая комнату тяжёлым взглядом из-под сведённых бровей, глядя совсем как раньше, так, как Питер помнил, протачивая насквозь.

Не Сайлар и не Габриэль, а странная смесь обоих, немыслимый, обескураживающий человек, множество раз убивавший и умиравший, сумевший зацепиться за одну из реинкарнаций на долгие четыре года. Невозможный – и именно поэтому заставляющий себе верить.