Стервятники Уэйптона

— Своими речами ты меня не запутаешь, как этого здоровенного осла, — произнес Коркоран. — Ты позволил мне вляпаться в ловушку, хотя и знал, что твои люди замышляют расправиться со мной. Ты не остановил их, несмотря на то, что знал об их уверенности в твоем желании уничтожать неугодных помощников. Ты не стал разуверять их, но на всякий случай перестраховался, не отдав конкретного приказа. Если, вдруг, что-нибудь пойдет не так, ты отступаешь в сторону и сваливаешь вину на Макнаба.

Миддлтон согласно кивнул головой и холодно улыбнулся.

— Все правильно. Так и есть. Ты не дурак, Коркоран.

С губ Коркорана сорвалось грубое ругательство, а моментальная вспышка страстной натуры, прячущейся под невозмутимой внешностью, была похожа на бросок разозленного ягуара; глаза вспыхнули, ноздри раздулись, в голосе клокотал гнев.

— Зачем? — воскликнул он. — Зачем ты подставляешь меня? Если у тебя был зуб против Глэнтона, можно понять, почему ты устраивал бы ловушку для него, хотя с ним тебе бы повезло не больше, чем со мной. Но мы с тобой не ссорились. До сегодняшнего утра я тебя ни разу не видел!

— У меня нет зла ни на тебя, ни на Глэнтона не было. Но если бы судьба не свела меня с тобой, то в «Вожде черноногих» упражнялся бы в стрельбе Глэнтон. Разве ты не понимаешь, Коркоран? Это было испытание. Мне нужно было убедиться, что ты именно тот человек, который мне нужен.

Коркоран удивленно нахмурился.

— Что ты имеешь в виду?

— Садись! Разговор будет долгим.

Миддлтон сам уселся на ближайший табурет, расстегнул пояс с тяжелым пистолетом в кобуре и швырнул его на стол вне пределов досягаемости. Коркоран тоже уселся, но настороженности не утратил и поглядывал на левую подмышку Миддлтона, где мог прятаться второй пистолет.

— Во-первых, — начал Миддлтон уверенным голосом, но так, чтобы его нельзя было услышать за пределами комнаты. — Я главарь «стервятников», как доложил тот дурак. Я их организовал еще до того, как стал шерифом. Расправами с грабителями и убийцами, которые не входили в состав моей банды, я добился у населения Уэйптона репутации хорошего шерифа. Когда мне предоставили помещение для офиса, я убедился в преимуществах такой должности для себя и своей банды.

Наша организация непроницаема для посторонних. В ней около пятидесяти человек, разбросанных по всей округе. Некоторые прикидываются шахтерами, некоторые — игроками, как, например, Эйс Брент. Это моя правая рука. Кое-кто работает в салунах или клерками на складах. Один из постоянных возчиков транспортной компании — Стервятник. Тоже самое и один из чиновников, а также человек, приставленный к лошадям в конюшнях компании.

Благодаря шпионам, рассеянным по всему лагерю, я знаю, кто пытается вывезти золото и когда. Это прибыльное дело. Здесь терять нельзя.

— Не понимаю, как люди терпят такое.

— Они слишком поглощены добычей золота и жаждой наживы, чтобы думать о чем-либо еще. Пока обывателя не ограбят самого, ему дела нет до того, что случилось с соседями. Мы организованы — они нет. Мы знаем, кому доверять, — они не знают. Вечно это не может продолжаться. Рано или поздно разумные граждане организуются в комитеты бдительности и очистят Ущелье. Но, когда это случится, я рассчитываю быть далеко отсюда — только с одним человеком, которому могу доверять.

Коркоран кивнул, понимание мелькнуло в его глазах.

— Некоторые уже говорят о комитете бдительности, например, полковник Гопкинс. Я подбадриваю его потихоньку.

— Почему, черт побери?

— Чтобы отмести подозрения и еще по одной причине. В конце концов, комитетчики будут служить моим целям.

— А твоя цель — сделать ход конем и избавиться от банды, оставив у себя мешок с добычей!

— Точно! Посмотри туда!

Взяв свечу со стола, он прошел через заднюю комнату, в которой тяжелые шторы закрывали единственное окно. Прикрыв дверь, он подошел к дальней стене и отдернул несколько шкур, висящих на ней. Он поставил свечу на грубый хромоногий столик, надавил на бревна, и небольшая секция откинулась наружу, открыв взгляду дверцу из толстых досок, вделанную в массивную каменную стену скалы, возле которой была построена избушка. Дверцу пересекала стальная накладка для крепления огромного замка. Миддлтон вставил ключ, повернул его в скважине и толкнул дверцу. Он поднял свечу и осветил небольшую пещерку, заставленную рядами брезентовых и кожаных мешочков. Некоторые из них порвались, и золотые струи блестели в слабом свете свечи.

— Золото! Мешки золота!

Коркоран перевел дыхание, глаза его по-волчьи блеснули. Ни один человек не остался бы равнодушным при виде такого зрелища. А золотая лихорадка проникла в кровь Коркорана довольно давно и с такой концентрацией, о которой он и не подозревал, хотя однажды поддался влечению калифорнийских просторов и снова перевалил через горы. Вид этой блестящей груды, этих пузатых мешочков заставил пульс забиться чаще, кровь бросилась в голову, и рука невольно сжалась на рукоятке пистолета.

— Здесь, должно быть, миллион долларов!

— Достаточно, чтобы загрузить хорошую повозку, — сказал Миддлтон. — Теперь понимаешь, почему мне нужен человек на помощь, когда я соберусь вывозить отсюда золото? И человек должен быть таким, как ты. Ты привык к лишениям, закален трудными путешествиями. Ты фронтирмен, вакеро, погонщик. Люди, которыми я руковожу, в большинстве своем крысы, выросшие в городах, — игроки, воры, ресторанные драчуны, стрелки в салунах; несколько шахтеров, сбившихся с пути. Никому из них не устоять против тебя.

Рейд, который нам придется совершить, будет трудным. Мы вынуждены будем уйти с проторенных дорог и пробираться по горным тропам. Наверняка, нас будут преследовать и, как пить дать, нужно будет отбиваться. К тому же вокруг индейцы — черноногие и вороны; мы можем оказаться на территории военных действий между ними. Я знал, что мне понадобится стрелок особого типа, не просто стрелок, а воин, выросший в условиях фронтира. Вот почему я послал за Глэнтоном, но ты еще лучше, чем он был.

Коркоран подозрительно нахмурился.

— Почему ты сразу не сказал мне об этом?

— Потому что хотел проверить тебя. Мне надо было убедиться, что ты именно тот человек, который мне нужен. Если бы ты оказался настолько глупым, что попался бы в ловушку Макнаба и его друзей, значит, ты не тот человек, что мне нужен.

— Ты здорово перестраховался, — хмыкнул Коркоран. — Откуда ты знаешь, что я приму твое предложение и помогу тебе ограбить лагерь, а потом надуть твою банду? Что мне помешает снести тебе башку за твой трюк со мной? Или поделиться твоими откровениями с Гопкинсом или Макнабом?

— Полмиллиона золотом! — ответил Миддлтон. — Если ты осуществишь любую из этих идей, то потеряешь шанс разделить со мной добычу.

Он захлопнул дверцу, запер ее, закрыл еще одну дверь и завесил ее шкурами. Забрав свечу, он вернулся в первую комнату.

Миддлтон уселся за стол и налил в два стакана виски из кувшина.

— Ну, так как насчет этого дела?

Коркоран ответил не сразу. Перед глазами у него все еще стояло золотое сияние. Выражение лица омрачилось, в нем появилось что-то порочное, пока он думал, уставясь в стакан с виски.

Мужчины на Западе живут по собственному моральному кодексу.

Разница между преступником и честным скотоводом или вакеро была слишком мала, слишком размыта, чтобы всегда с точностью отделить одних от других. Личные кодексы мужчин часто были противоречивы, но тверды как гранит. Коркоран не украл бы ни одной коровы, ни трех коров из фермерского загона, но угонял через границу в Мексику целые стада на продажу мексиканским ранчеро. Он не остановил бы прохожего и не отобрал бы у него кошелек, не стал бы хладнокровно убивать человека; но он не почувствовал бы никаких угрызений совести, убив вора и забрав себе его добычу. Золото в этом тайнике было запятнано кровью, пролитой теми, с кем он должен был бы бороться. Но его правила чести не удерживали его от ограбления бандитов, которые в свою очередь ограбили честных людей.