Зачистка в Аризоне

— Землю можно отнять только у мертвеца! — презрительно перебил его мараньонец. — А кто это с тобой?

— Это? — Хуан почтительно повернулся к Илье. — Это наш командир.

— Я буду говорить со старшим, — сказал Остерман веско.

— О чем?

— Он тебе потом расскажет, если сочтет нужным.

— Ну, иди поближе, если ты такой важный.

Приближаясь к частоколу, Илья вовремя заметил в сухой траве низко натянутые ряды колючей проволоки. Очень трудно сохранять достойный и независимый вид, когда приходится задирать ноги, словно журавль. Но ему это удалось.

Над забором показалась усатая заросшая физиономия под солдатской фуражкой — точно такой, как на отрезанной голове, только с самодельной жестяной кокардой белого цвета. Мараньонец небрежно облокотился на колья и улыбнулся:

— Зря ты так долго возился, амуницию снимал. Мы тут никого не боимся.

— Да надоело таскать такую тяжесть, — улыбнулся в ответ Илья. — Уже вторую неделю сплю в обнимку с винтовкой.

— И как зовут винтовку-то? Я про ту красотку в штанах.

— Я вас, может быть, познакомлю. А может быть, и нет.

— Сначала сам назовись.

«Это не так просто», — подумал Илья Остерман. В разных местах его называли по-разному. В Нью-Йорке он перевел свое имя на английский, и стал Билли Истменом, А здесь…

— Зови меня Гильермо, — сказал он. — Гильермо Ориентес.

— Ну, а я Панчо Лопес. Начальник заставы,

— Ты, наверно, слышал, что сказал Хуан? Мы направляемся в Сан-Педро. И очень торопимся. Потому что за нами следом двигаются ужасно неприятные типы.

— Много их?

— Теперь уже меньше, чем было до Паломитаса.

— Так это вы там нашумели?

— Было дело.

— Подожди минутку, амиго.

Минут через пять Лопес показался снова. Он перекинул через забор жердь с поперечинами и спустился по ней.

— Отойдем, Гильермо, — сказал он, понизив голос. — Не говори при друзьях то, чего не должен знать враг.

Начальник заставы был худым, даже истощенным. Залатанный офицерский китель болтался на нем, как на вешалке. Но ступал Панчо легко и быстро, как бы не замечая тяжести двух патронташей, кольта на поясе и винтовки на плече. Сначала Илье показалось, что Панчо намного старше его. Но когда Лопес улыбался, становилось ясно, что они ровесники. Его старили ввалившиеся щеки, седая щетина на скулах и скорбные морщины, но белозубая улыбка возвращала ему молодость.

— Не хочу тебя огорчать, Гильермо, но вам придется свернуть в сторону. За Мараньоном на всех дорогах стоят войска. Таких, как вы, они хватают и под конвоем гонят на станцию. Три дня пути. Кто дойдет, тех грузят в вагоны и увозят на юг. А вы, как я вижу, собрались совсем в другую сторону. — Панчо поглядел на дорогу, где вокруг остановившихся фургонов бегали ребятишки. — Так что бросайте свои телеги, перегружайте все на мулов и лошадей да топайте в горы.

— В горах мы уже были. Только что спустились. Еле-еле прорвались. Четверых похоронили.

Панчо в задумчивости водил пальцем по патронташу, щелкая ногтем по гильзам.

— Я бы мог вас впустить, но вам же лучше будет, если вы свернете.

— Почему?

— Да потому что за наших я не ручаюсь. Народ малость озверел. Обчистят вас до нитки. Голодаем мы, Гильермо. Собак съели. Рис по зернышку считаем.

— Мы можем поделиться, — сказал Илья.

— А что толку? Сдохнем на неделю позже, — невесело усмехнулся Панчо. — Смертники мы, понял? Смертники. Ждем, поскорее бы начался штурм. А солдаты трусят, не атакуют. Там, в Паломитасе, солдаты были?

— Нет. Какие-то бандиты. Из Аризоны.

— Наши ждут, что сюда придет подкрепление. Говорят, Маноло-Мясник к нам пробивается. И другие тоже. Ничего не слыхал по дороге?

— Маноло?

«Уж не про нас ли он говорит? — подумал Илья. -Растяпа Мануэль превратился в Маноло-Мясника?»

— Он наделал шуму в Аризоне, — продолжал Панчо. — Гринго силком увезли его сестер в притон. Так он их догнал. Разгромил ранчо, перебил десяток рейнджеров, захватил оружие, патроны. Наши ждут его со дня на день. Когда придет, будем прорываться. А если он не успеет, тогда… — Панчо засмеялся: -Тогда тоже будем прорываться. Хочешь, отправь баб в горы, а сам оставайся. Тут весело будет.

Илья размышлял ровно две секунды. Путь в горы для них был отрезан. А прорываться лучше в хорошей компании.

— Бот что, Панчо. Ты пока не говори своим друзьям. Чтобы враги ничего не узнали раньше срока. Но Маноло-Мясник уже здесь.

Слава о подвигах Маноло-Мясника докатилась до Мараньона с неслыханной скоростью. Миновав заставу, караван через полчаса въехал в поселок, и местные жители уже сбежались, чтобы встретить его.

— Вива Маноло! Вива Гильермо! — кричали мальчишки на крышах.

«Наверно, бдительный Панчо все-таки не выдержал, проболтался», — подумал Илья.

— Какие худенькие все, — проговорила Инес. -А кто такой Гильермо?

— Это они меня так окрестили, — признался Илья.

— Вива Гильермо! — насмешливо повторила девушка. — Смотри не загордись. Как они на нас смотрят!

— Они смотрят на мешки с мукой за нашими седлами.

— Я готова им все отдать! Смотри, у них же одни глаза остались. А ручонки, как прутики…

Они остановились возле церкви. Здесь, на площади, их ждали, Священник в линялой сутане, опоясанный патронташем, поднял руку с крестом, приветствуя Илью.

Инес зашептала:

— Подойди к нему, поклонись, поцелуй руку…

— Это обязательно? — не шевеля губами, спросил Остерман, которому всегда были противны всякие церковные штучки.

На счастье, его опередил майор Кардосо. Он первым соскочил с коня, опустился на колено перед священником и коснулся губами протянутой руки. А затем встал рядом с ним и обратился к толпе:

— Доблестные мараньонцы! Слава о ваших победах гремит по всей Соноре!

Это было явное преувеличение, потому что о мятежной деревне майору только вчера рассказал кум Хуана. Но Кардосо добился, чего хотел. Лица слушателей посветлели, мужчины распрямились, и даже орущий младенец вдруг замолчал.

— Мы шли к вам по опустевшей земле, где остались только солдаты, которые трясутся от страха! Они справились с беззащитными женщинами и стариками, но им никогда не справиться с теми, кто с оружием в руках защищает свою землю! — Майор потряс кулаком над головой. — Вива Мараньон!

— Вива Мараньон! — нестройным эхом откликнулась толпа.

— Мы тут кое-чем разжились по дороге, — уже безо всякого пафоса сказал Кардосо. — Святой отец, не возражаете, если разгрузим припасы в храме? А потом все поделим…

Будь у мараньонцев побольше запасов еды и патронов, они могли бы держать оборону не только от полка, но и от целой армии. К поселку вели две дороги — одна по самому краю обрыва, а другая лежала в узком ущелье — и обе они были перекрыты хорошо укрепленными заставами. Сам же Мараньон располагался между гор. С двух сторон на крутых склонах были поля и огороды, а с третьей стороны — пропасть, в которую низвергался водопад.

Правительственные войска занимали позиции внизу, за хребтом. Конечно, они могли бы подняться в горы, чтобы атаковать поселок с флангов, но это потребовало бы слишком больших усилий. Гораздо легче перерезать дороги, сжечь поля и уморить мятежников голодом. Нищие крестьяне были недостойны того, чтобы затевать против них полноценную войсковую операцию.

Возможно, армейские стратеги думали бы иначе, если бы знали, что в Мараньоне нашел убежище сам генерал Борхес, уже много лет боровшийся против диктатуры Порфирио Диаса.

Он принял гостей в своем штабе, расположенном в здании церковной школы.

В просторной комнате вдоль стен выстроились несколько вооруженных крестьян. Они, видимо, считались командирами, судя по тому, что патронташи были крест-накрест надеты поверх трофейных офицерских кителей.

Генерал полулежал на лавке, укрытый полосатым пончо. Его ветхий мундир выгорел добела и был искусно залатан в нескольких местах, но бронзовые пуговицы сияли даже в полумраке.