Злые земли

— Такой большой дом, — сказала она, — а женщины в нем нет…

Он ощутил внезапную ревность. Это безумие, — сказал он себе. Он прекрасно знал, чего ему надо от Адди Латчер. Черт, он ведь никогда не придумывал на этот счет никаких глупостей. В его мыслях она всегда была чем-то теплым, иногда воспоминание о ней поднимало его с постели среди ночи, и он вышагивал туда-сюда… А потом, сгорая от нетерпения, тайком следил за домом Латчера. Этот огонь и сейчас горел жарко… но всегда нужна прелюдия; сначала он должен немного поговорить с ней, настроить ее на романтический лад; пусть себе думает, что в жизни все, как в книжках… Его ладонь, прикрывавшая ее руку, затвердела, и он сказал:

— Адди…

Но ее мысли были все еще далеко, и в глазах вновь мелькнул страх.

— Джек, — сказала она, — я бы не хотела, чтобы Клем узнал о нас с тобой.

— Он не узнает, дорогая.

— Но Джесс ему вроде как друг. Джек, скажи, как поступит Лаудон?

Ее слова вызвали в его памяти тот момент, когда Лаудон уходил из соседней комнаты свободно и безнаказанно, оставив после себя какую-то странную тягу, уведшую прочь Джо Максуина. Айвз вспоминал, как Лаудон сказал: «Если тебе что надо будет для дальней поездки, так зайди ко мне». Он желал Лаудону смерти по двум причинам, а теперь Адди добавила и третью. Стоит Клему Латчеру услышать про эти свидания, и он станет держать свою жену под замком.

Айвз сказал:

— Я заткну глотку Лаудону. Скоро. Найдется и время, и место. Будь он проклят, еще ни один человек не посмел стать мне поперек дороги!

— Будь осторожен, Джек!

Он больше не хотел этих раздражающих разговоров. Не-ет, не до того, когда в нем разгорается жар. Ее рука шевельнулась в его ладони; она была теплой. Он поднялся, подошел к ней сзади, наклонился и поцеловал. Ее губы ответили; он чувствовал, как в ней разгорается ответное желание.

Он сказал хрипло:

— Уже столько времени прошло… — и поднял ее на руки.

Мисс Бауэр заснула, опустив голову Лаудону на плечо, а он гнал лошадь в темноте, направляя двуколку к дальним огням «Длинной Девятки». Уже долгое время он сидел, не шелохнувшись, чтобы не обеспокоить ее…

Он был здорово рад увидеть дом впереди. Он не получил никакого удовольствия от гостиничной кормежки, когда они обедали в Крэгги-Пойнте; а после того девушка еще пару раз вслух гадала, почему же Фрум не встретил ее. Он только бурчал в ответ. Слишком он устал, чтобы вести пустые разговоры, да и Элизабет Бауэр после заката уже почти не говорила. Может, из-за того поцелуя они оба до сих пор чувствовали себя неловко. Теперь он понимал, что это была совершенно идиотская выдумка. Стоит ей рассказать Фруму, и Джесс Лаудон в момент окажется в Майлс-Сити вместе с Джо Максуином, пытаясь пристроиться к какому-нибудь гуртовщику. В хорошенькую историю он влетел — ведь все его честолюбивые планы связаны с Фрумом…

Они въехали во двор ранчо около полуночи, собаки сразу выскочили и подняли гвалт. В большом доме горел свет, в спальном бараке тоже светились тусклые огни. Но когда он натянул вожжи перед каретным навесом, то увидел, что в корале практически пусто. Это удивило и встревожило его.

Элизабет проснулась и в удивлении оглянулась вокруг.

— О, мы уже приехали! — сказала она.

Лаудон спрыгнул на землю и помог ей сойти; сделав первый шаг, она чуть не упала. В темноте послышались твердые мужские шаги, гулкие на утоптанной земле двора, и обрисовалась фигура Олли Скоггинза.

Скоггинз сказал:

— Добро пожаловать снова в «Длинную Девятку» Элизабет!

Девушка огляделась по сторонам:

— Олли, где мой дядя?

Скоггинз сказал:

— Проходите в дом. Я держу кофейник на огне.

Они ушли вместе. Лаудон выпряг коня, поставил его в стойло и задал корму. Потом вернулся к двуколке и взвалил обтянутый кожей сундучок на плечо. Винчестер он оставил в двуколке. Винтовка заставила его подумать о Скоггинзе. Что-то он при девушке рта не раскрыл…

Лаудон прошел через двор к дому, вошел внутрь, в большую гостиную с камином, вычурными украшениями и книгами. Интересно, Фрум действительно прочитал все эти книжки, или держит их так просто, для виду? Девушка забралась в глубокое кресло с кружкой кофе в руках, а Скоггинз стоял перед пустым камином, сложив руки за спиной.

— Куда этот сундучок поставить? — спросил Лаудон.

Скоггинз махнул рукой в направлении спальни для гостей; Лаудон занес туда сундучок и опустил на пол. Когда он вернулся в гостиную, Скоггинз наливал для него кофе. Одновременно он рассказывал девушке:

— …построили новое крыло прошлой осенью. Вы тут найдете массу изменений. В здешних краях это самое большое ранчо.

Элизабет задала прямой вопрос:

— Эта поездка, в которую отправился мой дядя… Когда вы ожидаете его возвращения?

— Завтра, может быть. — Скоггинз выглядел слегка смущенно. Это был высокий сутуловатый человек, напоминавший сосну, слишком беспощадно потрепанную ветром. Глаза его имели характерный прищур, а лицо было иссечено ветрами — печать, которую прерия кладет на человека. Он — как старое седло, — подумал Лаудон, — слегка потертое по краям, но все еще надежное. Нет, скорее старый револьвер, сделанный из вороненой стали и выцветшего от времени ореха, револьвер, нуждающийся в руке, которая наводила бы его.

Элизабет сказала:

— Должно быть, это очень важное дело, если оно заставило дядюшку уехать как раз в тот день, когда я приехала.

— Он вынужден был поехать в Майлс-Сити и провести переговоры с Ассоциацией скотопромышленников, — сказал Скоггинз. — Он не задержится.

Элизабет кивнула.

— Мистер Лаудон сказал мне кое-что о неприятностях.

Скоггинз хмуро покосился на Лаудона, но ответил девушке:

— Да, достаточно серьезные неприятности, — согласился он. — Может быть, сейчас не самое лучшее время для вашего приезда.

— Мистер Лаудон, кажется, тоже склонен к такому мнению, — сказала она.

— Ну вот, сейчас это и случится, — подумал Лаудон. Но она только улыбнулась. Похоже, для нее это забава — держать его на крючке и смотреть, как он извивается. Он залпом допил кофе и встал, предоставив ей возможность рассказать о том поцелуе… если ей захочется. Она молчала. Он взглянул на нее и сказал:

— Если это все, то я отправлюсь в спальный барак.

Кивнул на прощание и вышел во двор. Небо было черное, но зной все еще облегал землю. Одна из собак поднялась, обнюхала Лаудона и потерлась о его ноги, напрашиваясь на ласку. Он мягко заговорил с ней, и собака побрела за ним следом, когда он направился к двуколке, чтобы взять винтовку. Потом пошел к бараку. Там горела одна лампа, но барак был пуст.

Он поставил «Винчестер» в пирамиду и увидел, что другого оружия в ней нет. Снова возникло то же неприятное ощущение.

Совершенно ясно, что сегодня ночью никто не ложился спать. На столе под лампой были беспорядочно разбросаны карты и покерные фишки. На другом столе — доска для крибиджа 7 и небрежно брошенные журналы. Питер Фрум такой заботливый, все делает, чтоб его команде было что читать… Еще он увидел незаконченный недоуздок, который так старательно плел по вечерам Чарли Фуллер. Тут же у него перед глазами возник Чарли — и все остальные, молодые и старые, кто работал на «Длинной Девятке». Он вдруг четко осознал, куда все они исчезли этой ночью.

«Вот оно и настало», — подумал он.

Он ходил по помещению, а потом, чтобы занять чем то руки, схватил журнал, выкрутил повыше фитилек лампы и сел за стол. Он перелистывал страницы, хотя и не читал по-настоящему, наконец услышал, как через двор идет Скоггинз.

Скоггинз зашел в барак и закрыл за собой дверь.

— Ты еще не лег?

— Рассчитывал, что ты зайдешь поговорить.

Скоггинз нахмурился.

— Тебе обязательно было говорить ей о наших хлопотах?

— Черт побери, это недолго останется секретом.

— Пожалуй что да… Понимаешь, Джесс, решение уже нельзя было откладывать.